Всё поливает свой розовый куст Зурбаган...

Треугольник Киммерии



Крымского яблока плоть на разлом духовита,
плодоношения тайна невидима и велика.
Не замутняя пронзительной сини зенита,
длятся вдоль берега перистые облака.
Вот он внизу - раскалённый июлями Сурож,
пленнник и страж генуэзских  своих крепостей.
В маковой феске, турецкую трубку раскуришь,
выждав у моря коричнево-смуглых гостей -

выждав маслинных, кофейных купцов да лимонных,
торсов моряцких, наколок чернила и соль...
Встретишь корабль в фиолетовых мидиях донных,
пёстрого ары хрипуче-надсадный пароль.
В Старом Крыму прошлогодняя снедь магазина
дышит черствей, чем Гирея ременный аркан,
и лишь над глиной сухой, над могилою Грина
всё поливает свой розовый куст Зурбаган.

Мягче холмы Феодосии-Кафы - Стамболи
брызнул на купол лазурью. Барышник-торгаш
всласть покурил, да шайтаны штыком прикололи -
чин-чинарём, то есть, баш, понимаешь, на баш.
Эхо слоится - от Кафы до Старого Крыма,
до крутобровой Согдайи, владычицы скал.
Сколько б на щепках бортов ни несло тебя мимо,
ты во спасение к этим излукам припал.

Вынь из-за пазухи тёпло-заветную птицу -
два полумесяца перистые у стрижа.
Дышит простор, киммерийский закат золотится,
и всё нежней, всё призывней троится межа.
В сумерках шатки огни нереального порта:
рой светляков - штрих-пунктирный, но подлинный план.
Старая карта до ссадин на сгибах истёрта:
синяя Генуя, ало-зелёная Порта
и криворукого корня цветок, Зурбаган...