Я человек...

Возможно, он был выходцем из детдома, или вырос в неблагополучной семье алкоголиков, где за ним никто не смотрел и он был предоставлен влиянию улицы и волчьим законам, заправлявшим в той среде уголовников, где понравившуюся женщину следовало добывать у соперника в поножовщине, как и жестоко драться за краюху хлеба, …  но так или иначе - всё это в прошлом, хотя оно не отпускало… Голос ему твердил: «Ты поэт». Тогда почему его не встречают овациями и аплодисментами? Да ещё достали некоторые чистоплюи с Поэмбука… И его прорвало:

«Не вам б****м меня  судить,
И ковыряться  в моей жизни.
Души вам не понять порыв,
Не осознать всего трагизма.»

Строки ему понравились. В них было бунтарское от Лермонтова и Грибоедова:

«А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!»

«А судьи кто? - За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.»

"Как эти маменькины сынки, прожившие жизнь в достатке могут что-то понимать в моём творчестве, чувствовать его глубину и значимость!?...
Нет, нельзя им всё это спускать!" И строки полились дальше с бешенной быстротой и силой:

«Тот не способен оценить,
И правильно понять поступков.
Кто не прохавал жизни низ,
Не жил, не рос среди ублюдков.
Тот кто не знает крови вкус,
Годов голодных и лишений.
Ну разве может рассуждать,
Прожив средь маленьких волнений.
Уж пусть я буду негодяй,
Зато  я чист перед собою.
Своих грехов  в сердцах стыдясь,
Вы лезете  в чужую долю.
Мерзавцем быть уж лучше впрямь,
Чем лицемерья мерить гири.
Перед собою не таясь,
С улыбкой на кровавом пире.»

«Это сильно, глубоко и искренне, как у Максима Горького» - решил он. Жаль, что ему никогда не приходило в голову, что своих грехов стыдились с особенной силой святые и учились с ними бороться с помощью молитвы, поста и веры в Бога…
Ему следовало бы вспомнить, что жизнь, какую он описывал в своём стихотворении, задолго до него нарисовал в знаменитом «Портет Дориана Грея» Оскар Уайльд, как и задуматься над тем, чем же там всё закончилось...
И неожиданно он вспомнил что-то светлое, что было спрятано в его не до конца зачерствевшем и огрубевшем сердце, и улыбнувшись дописал следующие строки:

«Горит задорно огонёк ,
В глазах живых и настоящих.
Не нужно лицемерных слов,
И прочих барбитур бодрящих.
И в мире муляжей и лжи,
Ты ненайдёшь покой  в трактире.
А на душе тогда легко,
Когда живёшь  с собою  в мире»

И те, кто прочитал последние, такие непосредственные, пусть не совсем последовательные, но искренние его строки, поняли, что какой бы нелёгкой и запутанной ни была жизнь этого человека, всё-таки он стремится к гармонии, естественности и покою, которые он выразил так, как мог…
Мне вспомнилось знаменитое: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо» (лат. Homo sum, humani nihil a me alienum puto) — фраза из комедии римского писателя Теренция «Самоистязатель», которая является переделкой комедии греческого писателя Менандра. А это значит, что и у автора стихотворения, и у вас, и у меня могут проявляться любые чувства и выплёскиваться не всегда в стихах, а иногда и в поступках, но мы обязаны сдерживать себя, если не хотим уподобиться дьяволу в его гордыне и преступлениях…

22.02.2017