Немой Освенцим

I. Прошлое

1.
Горели души.

Тела бросая,
Горели души,
Не угасая.

Всех бед хлебнувши,
Легко и смело
Роняли души
Нагое тело.

Взлетали души –
Всё выше, выше
Всех гор на суше…
Под ваши крыши,

В дома смотрели.
А в окнах – дети,
Милы и спящи…
И прочь летели,
Одни на свете,
В огне горящи…

Для тех, кто смотрит
На всё снаружи,
Как было это?
С губ бранный окрик
Срывает стужа –
И вот, раздеты,

Стянув рубахи,
Уже мороза
Не замечали…
Роптали в страхе
И лили слёзы…
Потом – молчали.

Они молчали.
Они метались
Уже без тел,
Потерявшись в дыме…
В немой печали
Они братались –
И дым густел,
Наполняясь ими…

Никто не скажет,
Когда исчезли
Из лютой стужи.
Осталась сажа.
Им проще, если
«Баул» не нужен:

Нет больше тела – 
Нет больше боли,
Не нужно хлеба…
Осталось, что ли,
Уйти на волю –
Вернуться в Небо…

2.
Без слов, как рыбы,
Без душ, как глыбы,
Не толпы – кучи,
Не люди – вещи,

Лежали трупы.
Дымились трубы –
Жил в каждой печи
Огонь зловещий.

Где прах зарыт их?
Тела убитых,
Тела забытых,
Тела случайных –

Пытались сытых
И деловитых
Призвать к ответу
Своим молчанием.

Те были разны –
Но были немы.
А люди гибли.
Другая раса –
Другое племя,
Права другие…

Сперва – кричали.
Но слух начальства –
Сверх-отдалёнен.
Не докричаться.

Штандартенюнкер
На вой, не внемля,
Всего-то, плюнув,
Закроет уши.

И были – дети,
И были – семьи,
И были – люди,
А стали – души…

Тому, кто помер,
Не нужен номер.
Не нужно имя.
Он обезличен.
Он безразличен.
Лежит с другими.

Сожжён – закопан.
А гневный ропот –
Из-под земли он
Не раздаётся.

«Чем пайку лопать,
Подставь-ка локоть:
Собрат под ливнем
Глядишь, смеётся!

А после, если
Начальство в кресле
Отдаст приказы –
Исполним сразу!..

Мы как солдаты.
Постой, куда ты?
Дают лопату –
Бери лопату!»

И, утирая
От пота лица,
Всё грезят раем
Трудяги ада.
Им всем простится.
К чему молиться?
К чему поститься?
Хлопот не надо.

«Погон не снимут – 
Авось, поднимут,
Уж как ведётся,
Повыше «лифтом»!..
А что до Бога –
Людей-то много…
Бог разберётся,
Он справедлив там!».


II. Настоящее

Тревожна память.
Как будто пламя,
Живое пламя
Ревёт сквозь иней.

Ползут мурашки.
Здесь слишком страшно –
Так скажет каждый! –
Бывать и ныне.

Здесь воздух плотен,
Почти как камень.
Захочешь – трогай
Его руками.

И тишина здесь
Стоит такая –
Хоть окна настежь,
Где не смолкая

Всё злей, свирепей
Стенает стужа,
И снег, как пепел,
Над полем вьюжит…

Забрав с собой ли
Всю жизнь и боль их,
Как будто став вдруг
Одушевлённым,
Здесь ветер воет
За всех сожжённых
Безумным, адским,
Палящим воем –

Как будто молит
Седое небо
О жалкой доле,
О корке хлеба…

Но небо немо.
Здесь тени дыма
Всё ищут пепла…
Но небо немо
И недвижимо.
Оно ослепло.

III. Будущее

Уходит в небыль
Вся боль и немощь
Баланду евших.
Былое – было.
Седое небо,
Слепое небо
Своих сгоревших
Простить забыло –

За то, что всюду
Свой правый ропот
Несли, как знамя
Среди неволи.

Я с вами… буду.
Чернела копоть.
Краснело пламя.
Белело поле.


P.S.
Я не выбирала эту тему – скорее, она сама выбрала меня.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Освенцим – крупнейший из лагерей смерти.
Несмотря на то, что самой пугающей картинкой этого места рисуется крематорий, там никого не жгли заживо – людей перед этим ничуть не более гуманно массово убивали при помощи ядовитого газа. Известно, что к работам по переносу тел из газовых камер в крематории и по зарыванию пепла привлекались заключённые. Кроме того, из числа заключённых-евреев назначались бригадиры и надзиратели капо, которые были зачастую более жестоки со своими подопечными, нежели сами немцы. Иначе из капо могли разжаловать, а этого никому не хотелось.
Лагерные постройки строились не на отшибе – совсем неподалёку от концлагеря (сейчас уже бывшего) расположен одноимённый польский городок с населением 40 тысяч человек. В военные годы часть населения депортировали, и в нём жили преимущественно солдаты СС.
В нём до сих пор живут.