Серёжка

1. Урок биологии.
          В нашем пятом "Б" классе идёт урок биологии. Тема сегодняшнего урока  «Животный мир пустынь и полупустынь».
          -Аркадий, выключи, пожалуйста, в классе свет. Начнём урок с просмотра слайдов, -обращается учительница к своему любимчику, Аркадию Воронову.
В классе раздаётся единодушный возглас одобрения. Опускается полумрак, в котором так хорошо поглядывать на экран и думать о чём-то своём. Раиса Сергеевна увлечена своими ящерицами, варанами и прочими пустынными обитателями. Иногда мне кажется, что рептилий она любит больше, чем нас, за исключением Воронова, конечно. Его, наверное, она относит больше к гладким, изворотливым рептилиям, чем к ершистым ученикам пятого класса. Но меня это нисколько не огорчает. Вот если бы Воронова выделяла Катя Иволгина, -это было бы большой неприятностью.
          В полумраке класса я занят увлекательным делом. Внимательно слежу, как мирно отдыхают на плечах Кати, сидящей передо мной, две тоненькие блестящие змейки. Для всех остальных, конечно, это просто Катькины косички. Но не для меня. Я чувствую себя буквально заклинателем змей.  И жду момента, когда те начнут изгибаться и ползти по Катиной спине. Это радостный момент, т. к. он означает, что через секунду на меня будут смотреть Катины серые глаза.
         -Ковальчук!
          Змейки дрогнули и поползли.
         -Ковальчук!
          Катя оглядывается, смотрит и…   И  вместе с ней ещё 23 пары голубых, карих, зелёных глаз. Но самое неприятное то, что и глаза Раисы Сергеевны смотрят на меня из-за стёкол очков очень внимательно. Я сразу представил себя перевернувшимся на спину жуком, которого рассматривают в свете яркой лампы под увеличительным стеклом. Беспомощно дёргаю всеми шестью лапками, особенно переживая за то, что в таком жалком положении видит меня и Катя.
          -Ковальчук, ты опять где-то витаешь?!
          Наконец-то удалось перевернуться и встать на лапки. И я вновь ученик пятого класса, Сергей Ковальчук. При этом я так резко вскочил, что зацепился рубашкой за угол парты. Две пуговицы тут же отлетели и покатились по классу под всеобщий смех ребят. Их подхватил Воронов.
        -Лови,  разиня!
          Я бы поймал запросто, но был так растерян и смущён, что промахнулся. И пуговицы вновь оказались на полу. Весь класс с удовольствием следит за этой сценой, как за цирковым представлением, т. к. змеи и прочие рептилии всем порядком надоели. Под всеобщий смех Катя Иволгина встала, достала из-под  парты,  закатившиеся туда злосчастные пуговицы,  и протянула их мне. Я беру, предательски краснея от смущения. Катя почему-то никогда не боялась, что о ней подумают ребята и будут ли над ней смеяться. Я же готов провалиться сквозь землю. Вообще-то надо мной часто смеялись. И мне это даже нравилось. Попробуйте-ка рассмешить весь класс! Не так-то это просто. А у меня так здорово получается. Но иногда ребята смеются даже в тех случаях, когда мне совсем не до смеха. Вот как в этот раз.
2. Пава и другие.
          Распахнувшиеся полы рубашки открыли всем мою тайну, которую я свято берёг. На мне под рубашкой был корсет, исправляющий осанку. Я на физкультуру никогда не переодевался вместе со всеми. Иной раз приходилось даже получать двойки, т. к. говорил, что забыл форму дома.  Дело в том, что моя бабушка, Таисия Павловна, была бабушкой, с которой не поспоришь. Даже мама Алёна её побаивалась. Я называл бабушку Таисию Павловну Павой. Это она сама меня так приучила. Ей гораздо больше нравилось быть Павой, чем бабушкой. Тем более, что вязать она не умела и пирожками угощала, только если покупала их в булочной. Поэтому на Паву она и впрямь была больше похожа. Зато Пава очень следила за здоровьем всех своих близких. Она считала, что такому мальчику, который может полдня просидеть,  ссутулившись за книжкой или за компьютером (что ещё хуже) вместо того, чтобы заниматься спортом, просто необходимо носить корсет для хорошей осанки.
          Я может и ослушался бы Паву, но мне было жаль маму. Пава считала, что без её контроля Алёна обязательно простудит, потеряет, оставит меня голодным. И потому если бабушка что-то советовала, то проще было это сделать, чем спорить. Тем более, что Алёна вообще спорить не любила. Она любила меня и свою ботанику. Это такая наука, которой мама занималась на работе.
          Может мама  Алёна любила ещё и папу? Но этого я вам точно не могу сказать. Папа остался на севере. Он был геологом-геофизиком. А мы с мамой почему-то одни приехали в Подмосковье, когда я был ещё маленьким. Иногда я спрашивал у мамы, почему мы не живём с папой. Мамины обычно серьёзные глаза после таких вопросов становились совсем грустными. А может так только казалось, потому что она отводила их в сторону. Мама начинала поправлять и без того хорошо уложенные волосы. "Не сошлись характерами," -отвечала она.
          Иногда папа приезжал в Москву. Он заезжал за мной и брал с собой на озеро.  Мы накалывали на палочки кусочки колбасы и жарили их на костре. Эта колбаса была в сто раз вкуснее той, из которой мама делала мне бутерброды, чтобы я взял их с собой в школу. Я думаю, что когда мы поженимся с Катькой, то обязательно будем вместе есть жаренную на костре колбасу, кусая её по очереди с одной палочки. И нам будет совсем не важно, сходимся ли мы характерами. Да и как ими можно сходиться, если мальчишки смелые и любят на переменах толкаться, а девчонки трусихи вечно визжат или шушукаются, хитро посмеиваясь. Катька тоже морщит нос и прыскает от смеха когда я делаю что-то явно выдающееся. Например, стараюсь плюнуть дальше всех или шевелю перед ней ушами. Вот, наверное, и мама так прыскала, а папа не понял и обиделся. А мама сделала вывод, что они не сошлись характерами.
3. Урок истории.
           Весело зазвонил звонок. А мне совсем не весело. Позор раскрытого корсета не даёт мне покоя. Просто ни Гарри Поттер, ни Человек-паук, ни тем более Джек Воробей никогда не позволили бы надеть это на себя... Потому, против обыкновения, всю перемену я просидел в классе, пока не начался урок истории.
           -Ковальчук, что ты можешь нам сказать о первых поселениях неандертальцев? - спрашивает царица Тамара.
           Я встал и начал отвечать. Историю я люблю. И неандертальцев считаю своими друзьями. А о друзьях всегда интересно рассказывать. У меня, к сожалению, нет настоящего друга. Только Сашка Сопейкин. Да и то он заходит за мной и зовёт меня гулять только потому, что очень любит слушать истории про себя. Я-то их могу сколько хочешь насочинять: и про Сашку-детектива, и про Сашку-вождя племени Анатори, и про Сопейкина-межзвёздного воина. А когда мы в классе, то он вроде бы и не мой друг вовсе.
          Неандертальцы - другое дело. С ними и на мамонта пойти не страшно. Я с удовольствием поделился бы с ними куском докторской колбасы, из которой мама по утрам делает мне бутерброды. А когда сел, подумал, что тоже хотел бы поселиться в каком-нибудь родовом стойбище среди неандертальцев. И чтобы Катя ждала меня у костра с охоты. А когда я принесу ей мамонта, чтобы она при всех повесила мне на шею клык саблезубого тигра. Тогда, может, этот Воронов поймёт, что Катя, выделывая толстую шкуру мамонта у костра, всегда будет сидеть только рядом со мной, Серёжкой. И мы вместе будем грызть одну берцовую кость. А Воронов пусть забирает хоть полтуши и бредёт с ней куда подальше. Урок истории за такими размышлениями промелькнул очень быстро.
4. Столовая.
          Началась большая перемена. Вокруг Кати сразу образовался кружок. Каждая из Катиных подруг хотела с ней идти в столовую. Вот и Воронов туда же: "Кать, ты что в столовке будешь? Ватрушку или булочку с маком?" Я хотел побежать и занять Кате очередь. Но вместо этого зачем-то с разбега врезался в девичью щебечущую стайку, закружился волчком, замахал дурашливо руками.
          -Ковальчук! Иди ты отсюда! - недовольно загалдели на меня со всех сторон девчонки, выталкивая из своего кружка.
          Я раскрыл руки, как самолёт, включил сигнальные огни (жаль только, их никто так и не заметил) и помчался по взлётной полосе школьного коридора, чтобы быстрее купить ватрушку к Катиному приходу и торжественно вручить ей. Да нет, конечно, не вручить, а поспешно сунуть Кате в руки - жуй, буржуй. При чём тут буржуй? Как только хочу сказать что-то Кате, язык выдаёт что-нибудь совершено глупое, а то и обидное. Зачем? Сам не знаю.
          Моим планам не суждено было сбыться. Не оторвавшись ещё от взлётной полосы, самолёт потерпел крушение. В пяти метрах от Кати и её подружек на кафельном полу растянулся неудачник Серёжка Ковальчук, споткнувшийся о предательски выставленную ногу Воронова. То, что было сломано шасси, вернее, болела подвёрнутая нога-это ничего. Гораздо больней было сознавать, что произошло это крушение на глазах у всех девчонок.
         Но всё-таки в столовой я оказался первым. И занял очередь в буфет, не теряя надежды сделать Кате сюрприз. К сожалению, очередь двигается очень медленно. То один, то другой старшеклассник нависает сверху и без очереди покупает то, что хочет. Но я не отступлюсь. В очереди передо мной остаётся один человек. А Катя только подходит к буфету, оглядывая расплывшуюся в длину и в ширину очередь. Но тут вдруг неприятно знакомый голос Воронова прокаркал у самого моего уха: "Володь, (обращается Воронов к старшекласснику), купи две булочки без очереди. А я тебе свой фотоаппарат на вечер дам".
          У Воронова и правда классный фотоаппарат. Вообще у него много такого, о чём мы с Сопейкиным могли только мечтать. У Воронова отец был директором какой-то фирмы, занимающейся приборами, которые используются на таможне, а это, сами понимаете, круче, чем ботаника. Когда мы едем куда-нибудь на экскурсию, Раиса Сергеевна всегда, сладко улыбаясь, спрашивает: "Аркаша, ты возьмёшь в поездку свой фотоаппарат?" Она очень любит делать фотоотчёты о проделанной работе. А я терпеть не могу фотографироваться. И нечего меня затаскивать на эти общие фотографии, где все должны выглядеть радостными в начале поездки и счастливыми, но немного уставшими в конце.
          Володька Петраков, которого Воронов просит купить без очереди, к сожалению, не испытывает такой неприязни к фотографированию. И протягивает через мою голову свою руку, которая мне кажется немыслимо длинной. Через минуту Катя делит обсыпную булочку на всю свою свиту и обкусывает румяную маковую корочку. А Воронов ещё позволяет себе отряхивать с её щеки белую сахарную пудру. Я понуро отхожу от буфета.
         -Мальчик, куда же ты? Твоя очередь,-слышу за спиной голос тёти Тани, продающей выпечку.
Даже не оглядываюсь. Сажусь за дальний столик лицом к стене и достаю из портфеля заботливо завёрнутый мамой бутерброд с колбасой. Мама добрая. И колбаса вкусная. И всё-таки наступит тот день, когда я пожарю такой вот кусок колбасы на костре для Кати. А Воронова, как хищного волка, не подпущу к кострищу, отгоняя огненной головешкой.
Большая перемена закончилась. Чувствую, неприятности только начались, потому что следующий урок-математика.

5. Урок математики.
          -Тема сегодняшнего урока-десятичные дроби,-торжественно объявила Ирина Евгеньевна. У неё всё получалось как-то весомо и торжественно. Может от-того, что сама она была неторопливой, статной, даже грузной женщиной.
          -Повторяю, Ковальчук, десятичные дроби.
          -Дроби, дроби... (эхом отозвалось у меня в голове). На уроках математики мне всегда казалось, что в голове гуляет эхо. Может это оттого, что никакие полезные математические мысли на уроке Ирины Евгеньевны в моей голове не гуляли.
          Я смотрю на турбулентную, нет, корпулентную (так, кажется, говорит моя бабушка-Пава) Ирину Евгеньевну и с удивлением замечаю, как ритмично она начинает отбивать обутыми в замшевые полусапожки ногами, нижегородские  дробушки. Темп их всё увеличивается. И вот уже Ирина Евгеньевна, ритмично подпрыгивая, лихо отбивает замысловатые ирландские дроби.
          -Ковальчук!  - топает в сердцах Ирина Евгеньевна, стараясь привлечь моё внимание. -Я тебя спрашиваю, как сложить две десятичные дроби?
          Я отвечаю что-то невразумительное. Ирина Евгеньевна тяжело вздыхает, будто действительно отбарабанила у доски целый ирландский танец. - Садись, Ковальчук.
          -Ирина Евгеньевна, можно я? -  тянет руку, кто бы вы думали, конечно Воронов. Утешает меня только то, что следующий урок-литература.
6. Ник.
          -Здравствуйте, Николай Иваныч! -кричим мы хором, завидев приближающегося Ника. Ник нравится всем. Нам повезло, он с этого года наш классный руководитель. А раньше была Раиса Сергеевна. Теперь её повысили-она завуч по внеклассной работе. С Николаем Ивановичем мы иногда ходим в кино и даже в походы (а с Раисой только в городской парк на экскурсию «Птицы весной»). Причём в кино с Ником мы смотрим вовсе не мультфильмы и даже не детское кино, а взрослые фильмы.
           Как-то мы смотрели фильм о декабристах "Звезда пленительного счастья". Мне он очень понравился. Там отважных мужчин-декабристов, которые боролись за счастье всех людей, сослали в ссылку, в Сибирь. А жёны их всё в городе бросили - и друзей, и богатые дома, и балы и поехали за мужьями в холод и бедность. Нам Царица Тамара не раз говорила, что история развивается по спирали. И потому я сразу, как вышел из кинотеатра, решил, что в случае чего, смело могу выходить со своими друзьями-декабристами на Сенатскую площадь, рискуя жизнью, чтобы бороться за правое дело. Катька потом обязательно поедет за мной в Сибирь. А Воронов на Сенатскую площадь пусть даже и не суётся-никуда она за ним не поедет. Только рукой махнёт и скажет «ну всё, пока…». 
           А сегодня мы с Ником на уроке читали "Бой на Куликовом поле". Я слушал внимательно, честное слово. Но потом как-то незаметно для себя стал вспоминать о своих злоключениях, произошедших прошлым летом на поле возле Валдайского озера.
7. Прошлогодний поход.
          Ник водил нас туда в поход прошлым летом. Смешно, шумно и суматошно ехали в электричке. Перекрикивали стук колёс, не сдерживали себя и с удовольствием заваливались друг на друга, когда электричка тормозила. Куча вещей, узлов, сумок норовили занять проход в электричке, давая всем остальным пассажирам понять, что ребята едут самостоятельно в путешествие, где их наверняка ждут чудесные приключения.
           Приключения не заставили себя долго ждать. Когда мы добрались до места, выяснилось, что в самостоятельное путешествие отправились также и  сумки с продуктами, в то время как мы с Ником вышли на станции Задорожной. Всем и так уже хотелось есть, а когда стало ясно, что есть нечего, то и вовсе в животах заурчало. Чтобы не прислушиваться к этому урчанию, ребята побежали купаться на озеро.
          Я ушёл дальше всех и нашёл место, всё заросшее кувшинками.  Тут же я нарвал большую охапку и понёс их к тому месту, где купались ребята. Кувшинки прильнули к моей руке длинными резиновыми стеблями и покорно склонили головы. Никогда не стал бы я их рвать, если бы ни Катя. Не смейтесь, но мне казалось, что это ритуальные гуси тяжело висят на моей руке, опустив свои длинные шеи. Я принёс их на пляж, как на жертвенный алтарь, и бросил к Катькиным загорелым ногам. Девчонки ахнули. Катька была похожа на озёрную нимфу.
          Но Воронов всё испортил. Он пнул цветы и сквозь презрительный смех произнёс: «Может, ты этот силос есть посоветуешь? Предлагаю всем пойти и поискать что-нибудь более полезное. А ты бы уж лучше грибов набрал, что ли,» -презрительно бросил он мне.
          И тут произошло что-то совершенно неожиданное для меня. Я демонстративно поднял с земли одну лилию, очистил её толстый гладкий корень и откусил от него кусок. Он оказался сочный и сладковатый, немного напоминал капустную кочерыжку. В тот момент он мне показался очень вкусным. Я знал, что кувшинки, так безропотно отдавшие себя в жертву ради Кати, не могли меня подвести. Все с удивлением смотрели на меня. А я ел один очищенный корень за другим. Правда ребята, следящие за мной, не бросились в драку делить оставшиеся кувшинки. Даже Сопейкин меня не поддержал, да я к этому уже привык. Через какое-то время я почувствовал, что земля под ногами вдруг стала неустойчивой и скользкой, и я могу вот-вот упасть. Через час меня везли в машине скорой помощи. Скоро пропало всё.
          Когда я очнулся, то сразу наткнулся глазами на полупрозрачные длинные трубки, которыми  был весь опутан. Сразу вспомнились стебли кувшинок и представилось почему-то, как сейчас Воронов связывает этими длинными стеблями Катины загорелые запястья.  Стало горько, и я отвернулся к стенке, чтобы не видеть этих трубок. Что-то звенит. Видимо, сработала сигнальная кнопка экстренного вызова врача. Мне совсем плохо?  Нет, это же не больница. Это школа. Больница была прошлым летом. А сейчас закончился последний урок и звенит звонок.
8. УКСН.
          По домам. Я, как обычно, провожаю Катю домой. Нет, не думайте, я не иду рядом с Катей, не держу её за руку. Даже не дотрагиваюсь рукавом своей шуршащей болоньевой куртки до мягкого рукава её пальто. Я иду поодаль, но не теряю её из виду. Я отлично знаю дорогу, по которой будет идти Катя домой. Моя задача не выдать себя, не обнаружить. И я иду осторожно, приостанавливаясь, надвинув вязаную шапку пониже, до самого кончика носа. Я стараюсь не попадать на открытое пространство. Я уже сотрудник УКСН (Управления Космического Спецназа)-как же вы не догадались! Мне нужно получить данные об этом странном неизученном объекте с планеты Галаксиона, который выдаёт себя за ученицу пятого класса, Катю Иволгину, приняв её облик. Вот наконец я выбрал подходящий момент и неожиданно вырастаю перед ней, как из-под земли, не давая пройти.
          -Лантуриум, как слышите, приём,-твёрдо произношу я в косморацию (поднесённую ко рту ладонь).
          -Объект отсканирован и запеленгован,-отчитываюсь я, проводя ладонью на расстоянии десяти сантиметров от лица Кати. Она смотрит на меня спокойно и как-то очень по-взрослому, как моя мама.
          -Лантуриум, Лантуриум, объект нейтрализован, –продолжаю чётко рапортовать я,-и сейчас будет доставлен в лабораторию интеркосмос на вторую межгалактическую станцию в качестве материала для исследований.
Включаю энергетическую космозащиту. Даю мысленную команду на закрытие гермошлема. Вдруг срабатывает аварийная защита от разгерметизации. Это Катя сняла с меня натянутую до самого кончика носа шапку. А потом надела её так, как делает это мама, ловко и одновременно заботливо. К тому же ещё поправила переехавший на одну сторону шарф и протянула красное с одного бока яблоко: «На».
          У меня внутри радостно мигают и сигнализируют какие-то огни и кнопки. Но я, сотрудник засекреченной организации УКСН, не ем яблок из бабушкиного сада. И вообще, моя задача-спасение человечества (так, между прочим). Потому со звуком «пип-пип-пип» я, как робот, отворачиваюсь от предложенного угощения и вновь натягиваю свой шлемофон до самого носа. Катька удивлённо пожимает плечами. И, обходя меня, идёт дальше. Сквозь вязаное полотно шапки сотрудник УКСН видит, как к удаляющемуся объекту наблюдения подходит ничем не примечательный человеческий экземпляр-Воронов Аркадий. И они идут дальше вместе. Причём Воронов смачно хрустит яблоком, предназначавшимся межгалактическому миссионеру, спасителю человечества и страннику. Системы защиты дают сбой. Понуро бреду я домой, забывая поправить натянутую до носа шапку. На сегодняшний день миссия осталась невыполненной. Но я ещё дам бой этому Каркадию Воронову.
9. Хороший человек.
          Вот я и дома. Мама придёт не скоро. А бабушка может нагрянуть в любой момент. Да, именно так, мама приходит, а бабушка каждый раз норовит нагрянуть. Я, пользуясь абсолютной свободой, бросаю портфель и заваливаюсь на диван, вооружившись найденной в укромном месте шоколадкой и книжкой. От шоколадки осталось ещё целых два кусочка, когда бабушка Пава застала меня за этим занятием. Увидев внука за чтением, она как всегда с умилением погладила меня по голове. Обычно, если мама была дома, Пава спустя минут пять после выражения своего умиления говорила ей: "Алёна, гони ты его на улицу. Смотри, какой бледный сидит." Затем сама же меня и выпроваживала: "Иди, иди, подыши свежим воздухом". И с чувством выполненного долга садилась пить чай и поучать маму. Сегодня её планы спутал мой друг Сашка Сопейкин, зашедший за мной, чтобы позвать гулять.
          -Твой Сопелькин за тобой пришёл,-недовольно докладывает мне Пава.
          -Бабушка, не Сопелькин, а Сопейкин (Сашка обиженно сопит),-в сотый раз поправляю я, в сердцах называя её не Павой, а бабушкой. Но даже этот запрещённый приём не срабатывает. Она почему-то намеренно называет Сашку именно так, наверное, ей кажется, не позови меня сейчас Сопейкин гулять, я бы надел мамин фартук и пёк бы пироги. Или самостоятельно изучал дополнительный материал по предметам. Откуда у неё такие фантазии - ума не приложу. А потому мы с Сашкой постарались побыстрее улизнуть на улицу.
           Домой я пришёл уже под прикрытием мамы. Пава тут же переключилась на неё. Она проводила её до кухни и заговорила, понизив голос, чтобы я не слышал, ведь обсуждать ребёнка в присутствии ребёнка очень непедагогично. Но так как тихо говорить она не умела (голос у неё был командный), то я узнавал ещё до официального объявления, что же мне грозит в недалёком будущем. Сегодня я узнал, что мальчику (т. е. мне) нужно непременно о ком-то заботиться. Иначе он (т. е. я) вырастет эгоистом, как его,  (т. е. мой) отец.
          -Мама, что ты предлагаешь? - сохраняя спокойствие, спрашивала моя мама, нарезая салат.
          -Не строй из себя дурочку, -заявляла Пава. Хватит носить траур по несложившейся семье. Тебе нужно съездить в санаторий, познакомиться с хорошим человеком, выйти замуж и родить Серёженьке братика или сестричку.
          К такому повороту событий я был совсем не готов. Мало мне проблем с Вороновым. А тут ещё хороший человек, да ещё с сестричкой.
          -Мама, какой санаторий, -терпеливо вопрошала мама Алёна-я абсолютно здорова.
          -Ну, не хочешь в санаторий, езжай на турбазу, -не сдавала своих позиций Пава.
          -Спасибо, туристов с меня уже достаточно, -держит оборону мама.
          -Не будь эгоисткой. Мальчик должен о ком-то заботиться.
               Через пару дней мама принесла в дом белого, толстого, пушистого щенка. Если вам когда-нибудь приносили живого щенка, значит вы знаете, что такое счастье! Мама, оказывается, подобрала его в подворотне. Он был похож на маленького белого медвежонка. Мы назвали его Умкой.
         -Серёжа, тебе с ним придётся гулять по утрам, -сказала мама, -и заботиться, чтобы в миске всегда была вода.
          Так Умка избавил меня и маму от нависшей опасности в образе хорошего человека с братиками и сестричками в придачу.
9. Новогодний сценарий.
          В школу ходить ужасно надоело. Скорей бы зимние каникулы. Осталось совсем недолго.
         Нашему классу поручили придумать сценарий новогоднего праздника. Надеюсь, что на этот раз будет всё-таки не утренник, а новогодний вечер. Хотя мне вообще-то всё равно. Я танцевать не собираюсь. А подарок и на утреннике забрать можно. Нет, о подарке пока рано-мы ещё сценарий не придумали. Решили сегодня после уроков этим заняться. Остаться-то мы остались, но сценарием, похоже, никто и не думает заниматься. Весь наш актив ведёт себя и правда очень активно. Все носятся по рядам. Козлевич с Козябой (я вам про них ещё не рассказывал?) кидаются друг в друга мокрой тряпкой. Девчонки, сидящие за соседней от меня партой, шушукаются. Ну и ладно, а я буду в окно смотреть. Всё равно, пока Раиса Сергеевна не придёт, домой уходить нельзя. Она отвечает за внеклассную работу, и мы должны показать ей сценарий.
           За окном идёт снег. Кажется, он сам подсказывает мне одну идею за другой. И вот я уже лечу в своих фантазиях, закрываясь рукой от этого снега на метле, как Гарри Поттер. От снежного холодного ветра замёрзли и покраснели уши. Руки стынут. Высоко, страшно. Не хочется головой в сугробе оказаться. Смотрю, прикрываясь рукой от снега, по сторонам. Каких только чудес не происходит зимней порой! Сверху-то мне хорошо всё видно. Я рассказываю всё, что замечаю интересного. Вон снеговики метлу не поделили и отношения выясняют, пока ребята, которые их лепили, отвернулись. Ёлка на центральной площади стряхивает с себя шарики синего и оранжевого цвета, т. к. считает, что они не гармонируют с её бусами. А вон, смотрите, метель подползает незаметно и заглядывает в нашу хоккейную коробку. Они с пургой решили, видите ли, на нашем льду поучиться вальс танцевать. А нам потом после них час каток от снега разгребать придётся. И ещё много всего забавного довелось мне повидать во время своего полёта.
           Светка Перепёлкина, сидящая рядом со мной, быстро-быстро записывает услышанное в тетрадку. Остальные, насидевшись за целый день, ходят на головах (как сказала бы Раиса Сергеевна). Постепенно возле парты, за которой мы сидим с Перепёлкиной, скапливается народ. И вот уже никто не носится по рядам, перепрыгивая через парты. Козлевич с Козябой стоят рядом, прислушиваются и оттирают от пиджаков следы мокрой тряпки. Девчонки перестали шушукаться, замолчали, забыли о своих секретах и внимательно слушают, что же я вижу с высоты своего полёта на метле. Через пятнадцать минут в абсолютной тишине я заканчиваю репортаж о фантастическом предновогоднем путешествии. Тишине, царящей сейчас в классе, могла бы позавидовать Раиса Сергеевна.
          -Во врать! -восторженно подытожил мой рассказ Козяба.
          И дальше произошло что-то совершенно неожиданное для меня. Ребята, чуть не в рукопашную бросились разбирать роли. Всем хотелось быть самыми яркими персонажами моей новогодней истории. Я посчитал свою миссию выполненной и собирался с приходом Раисы Сергеевны скорее бежать домой. Катя, наверное, захочет быть госпожой Метелицей или заколдованной речкой-Серебрянкой. Но она вдруг сказала, что хочет быть живым сюрпризом, который выносит в мешке чудотворец. Мои планы резко меняются. Я буду чудотворцем! И буду выносить Катю на руках! Думаю, что мне, как автору, никто не откажет.
Бедный ребёнок.
           В этот момент в класс заходит Воронов с Раисой Сергеевной. Он помогает ей занести в какой-то очередной фикус. Фикусами я называю все цветы, из которых нельзя сделать букет. Мама Воронова разводит кактусы. Потому Воронов постоянно делает Раисе Сергеевне колючие подношения, от которых она приходит в восторг. Её восторг благодаря кактусам распространяется и на Воронова. К тому же он такой же колючий и умеет так же сделать больно, стоит к нему неосторожно прикоснуться.
          -Так, и что у вас получилось со сценарием? -спрашивает Раиса Сергеевна.
         -Козлевич, неприлично сидеть на подоконнике,-возмущённо добавляет она и на освобождённое Козлевичем место любовно ставит свою верблюжью колючку. 
          Мне приходится ещё раз повторить всю историю. И ребята тут же наперебой объявляют, кто какую роль намерен играть. Я, конечно же, говорю, что буду Чудотворцем.
         -Ну, конечно, Ковальчук, выбирай любую роль. -Раиса Сергеевна умильно кивает, глядя на меня (или всё-таки на кактус?).
          -Нет, Чудотворцем буду я, -вдруг нагло заявляет Воронов. -Ты Катю уронишь.
          -Это ещё с какой стати? -ничего не понимаю я.
          -Раиса Сергеевна, ему вообще нельзя тяжести поднимать. Он у нас почти инвалид.
          -Аркаша, что ты такое говоришь? -не понимает Раиса Сергеевна.
           У меня же появляется очень недоброе предчувствие. От Воронова вечно ждёшь какого-нибудь болезненного укола.
         -Серёжа, что с тобой?
          Если Раиса назвала меня по имени, значит думает, что я чуть ли не при смерти, не иначе.
         -Раиса Сергеевна, у нас Ковальчук ходит в корсете. Поэтому, думаю, тяжести ему поднимать противопоказано. Да вы, если сомневаетесь, у его бабушки спросите,-гнёт своё Воронов.
          В нашем дворе все знают, что моя бабушка считает меня чуть живым. И готова ежедневно лечить меня от ста болезней. Недаром, стоит мне выйти на улицу, она занимает патрульный пост у окна. И стоит моей шапке чуть съехать на бок, выглядывает в окно и с высоты 7-го этажа кричит своим командным голосом:
         -Серёжа, поправь шапку немедленно. Свинка по тебе плачет.
          Раиса Сергеевна была самого высокого мнения о моей бабушке, т. к. та часто ходила за маму на родительские собрания. Причём садилась она всегда на первую парту и каждое слово Раисы Сергеевны старательно записывала в объёмный блокнот. Ещё и демонстративно подчёркивала записанное и ставила на полях восклицательные знаки.
          -Ну надо же, Серёжа, а я и не знала,-сокрушённо проговорила Раиса Сергеевна, разглядывая меня так, будто впервые видит. –Нет-нет, никаких тяжестей в таком случае категорически. Ты своё дело сделал - сценарий написал. Мы тебе за это сладкий приз вручим. А играют пусть другие ребята.
         -Раиса Сергеевна, только сладкий приз Серёже тоже нельзя,-сочувственно, как на моих похоронах, проговорил Воронов.-Когда у нас во дворе у кого из ребят день рождения, и именинник выносит на улицу конфеты угостить всех, бабушка Пава всегда выглядывает в окно и кричит, чтобы Серёжа не ел конфет, а то чесаться будет.
        -Бедный ребёнок. Ну ничего, Серёжа, мы подарим тебе магнитик на холодильник-символ года. А Катю в мешке пусть Аркадий вынесет. Он мальчик высокий, крепкий - лыжами, дайвингом занимается.
         Воронов действительно выглядит даже старше всех нас. Он опускает голову, чтобы Раиса не заметила его довольную усмешку.
 
10. Скоро в поход.
        Прошёл целый учебный год. Скоро летние каникулы. Физкультура у нас уже проходит на улице. За это время произошло много перемен. Наш медвежонок Умка вырос, вытянулся в длину и превратился в поджарую, похожую на морскую волну собаку. К тому же Умка оказалась девочкой.  Когда мы с мамой в этом убедились, я подумал, как хорошо, что мы не назвали щенка Бобиком или Рексом. Умка была, конечно же, очень умной, а ещё весёлой, непоседливой и преданной собакой.
          Змейки, лежащие на Катиных плечах за это время тоже заметно подросли. И Ник опять ведёт нас, почти уже шестиклассников, в поход. На этот раз он предложил пойти с нами кому-нибудь из родителей. Вызвалась моя мама. Боится, наверное, как бы я не наелся в походе какой-нибудь гадости, типа корней кувшинок. Как же она будет в походе, ведь у неё всегда такая аккуратно уложенная голова и всегда спокойные, немного грустные глаза. Недаром она никогда не ходила в походы, когда папа меня брал с собой. А вот Умка очень любит любые путешествия. И мы, конечно же, берём её с собой. А ещё в этот раз с нами идёт Симорон. Ах да, я, по-моему, о нём ещё ни разу не упомянул. Ну а что о нём говорить-то. Если честно, мы его почти не замечаем. Игнат (Симорон-это его фамилия) учится с нами с первого класса. У него не ходят ноги, и он ездит по школе в инвалидной коляске. Раньше, когда мы учились в младших классах, он тоже ездил с нами в поездки. Мама везла его в коляске. Правда получалось, что мы стайкой шли вместе, а наша первая учительница, Зоя Николаевна, мама Симорона и сам Игнат шли немного в стороне. Это видно на наших классных фотографиях. Мама Симорона старалась быть поближе к нам, но когда она оказывалась среди нас, то наши голоса невольно стихали, и мама деликатно спешила с Симороном обогнать нас или, наоборот, отстать. И мы вновь свободно, в полный голос продолжали болтать. Поэтому никто как-то и не заметил, что класса с третьего Симорон и вовсе перестал с нами куда-либо ездить. По школе он всегда ездил один. В поездки, видно, мама его одного не решалась пускать, а с ней, наверное, он стал стесняться ездить. Я бы с Павой тоже не поехал. Ну а мама не будет за мной следом ходить. За ней самой нужно присматривать.
          Как-то, когда мы остались обсудить предстоящий поход, Ник спросил нас, как мы думаем, сможет ли Игнат преодолеть препятствия, которые будут в походе. Такого вопроса никто из нас не ожидал.
        -А что ему в походе делать? Там асфальтовые дорожки не проложены,-быстрее всех отреагировал Воронов.
          Ник, помечавший что-то в тетради, даже не оторвал глаз от написанного. Только ручка в его руке, мерно скользившая по бумаге, вдруг застыла в одной точке. Тишина.
         -Значит, проложишь дорожки, -и ручка Ника продолжила свой путь по бумаге. Николай Иванович так и не поднял головы.
           Обычно в нашем классе никто не решался спорить с Вороновым. Нет, не подумайте, он не стал бы никого подкарауливать после школы, чтобы дать в челюсть. Но он умел сказать что-нибудь такое обидное, так унизить при всех, что все предпочитали или дружить с ним, как, например, Цигель и Дурной, или держаться от него подальше. Он считал себя самым умным и не прощал никому недостатков и слабостей.
          -Предлагаю отправиться на озеро Прикол. Добираться до места надо  сначала на маршрутке, потом на электричке, ну а потом по просёлочным дорогам пешком и по лесу ещё немного. Разобьём лагерь. И останемся на 3 дня. Посмотрю, какие вы аборигены.
           Нам всем очень понравилось название озера Прикол. А ещё больше понравилось то, что идём мы на несколько дней с ночёвкой! И план Ника был единогласно одобрен.
         -Только у меня условие: телефоны все оставляем дома. Будем жить, как настоящие туземцы, -ошарашил всех Ник.
        Класс зашумел.
         -Как без телефонов?
         -А заниматься-то чем тогда вечерами будем?
          -Нам родители не разрешат.
          Про Симорона все тут же забыли, да и понадеялись, что его и на этот раз мама не отпустит одного. А с ней он пойти не захочет.
         -Народ, напоминаю, завтра родительское собрание,-прекратил наши разговоры Ник.
11. Родительское собрание.
           На следующий день Пава пришла очень недовольная с родительского собрания. Я затаился, думая, что сейчас крепко попадёт мне и маме. Но оказалось, что недовольна она была не мной, а нашим новым классным руководителем. И потому я совершенно спокойно вышел из укрытия и сел к компьютеру. Пава даже не отреагировала - невиданное дело. Оказывается, «этот новый, неопытный, с позволения сказать, учитель» не сосредоточился на задаваемых ему Таисией Павловной вопросах. Отвечал ей формально и невдумчиво.  Так же моя бабушка была возмущена тем, что Николай Иваныч предложил родителям не давать детям с собой в поход телефоны. Иначе они и на природе будут постоянно сидеть со своими мобильниками и заученным движением тыкать в них пальцем, не замечая ничего кругом. Ник предупредил, что на время похода будет телефон у него и родители всегда смогут по нему дозвониться до ребёнка. Также будет телефон у моей мамы, которая тоже пойдёт в поход, и ещё у кого-то (Пава сказала, что у неё плохая память на фамилии). Ну не пропали же дети с лица земли двадцать лет назад, хотя таких телефонов тогда не было. Большинство родителей были не против, т. к. сами дома постоянно вели войну с телефонами, планшетами, компьютерами. Большинство, но не моя бабушка. «Пуповину хочет перерезать с родной кровиночкой!»-Пава всхлипнула, но, поняв, по-моему, что переигрывает, сухо закончила: «Управы на него нет, на новатора».
           Раньше после собраний Таисия Павловна оставалась с Раисой Сергеевной наедине. Они поддакивали друг другу, обсуждая сложных современных детей, не менее сложных современных родителей, не уделяющих должного внимания воспитанию, и тяготы в целом воспитательного процесса. В результате чего расходились обе очень довольные собой и друг другом. Ник же, как оказалось, не захотел выслушивать педагогические наставления и сетования моей бабушки, а отошёл в сторону и долго разговаривал с мамой Симорона. Что с ней обсуждать, молодая, опыта в воспитании детей никакого.
12. В путь.
           Приготовления к походу шли полным ходом. Мы писали списки, что возьмём с собой, ссорились и мирились, когда обсуждали, кто с кем будет жить в одной палатке. В общем, всем стало совсем не до учёбы.
           Утром в назначенный день все собрались на школьном крыльце. Все как-то слишком много говорили, слишком громко смеялись. И встречали каждого подходящего шумными приветствиями и шутками. Вот ещё кто-то из наших показался вдалеке. И вдруг все замолчали. Вновь прибывший турист приближался в тишине.
         -Здравствуйте,-поздоровался с нами подъехавший в коляске Симорон. Мамы рядом с ним не было. Большой рюкзак лежал на его коленях. Ник подошёл к Симорону, осмотрел рюкзак.
         -Где пенка?
Симорон показал на спинку инвалидного кресла. К ней действительно была примотана туристическая пенка.
         -Отлично. По-моему, все в сборе. Выдвигаемся.
          Мы взвалили каждый свою ношу на плечи и потопали вперёд. Хорошее настроение к нам быстро вернулось. Нужно сказать, что Симорон от нас не отставал. Когда он не мог справляться без нашей помощи, мы ему помогали. И нас самих это совсем не напрягало, а даже наоборот. Я один из первых хватался за коляску, когда нужно было её куда-то поднять, подтолкнуть, а сам поглядывал на Катю, видит ли она, какой я сильный и добрый.
        Один раз только за всю дорогу произошла маленькая неприятная история. Да её и историей-то назвать нельзя, так, дурацкая шуточка Воронова. Когда мы гурьбой садились в электричку, помогали заехать Симорону, придерживая раздвижные двери, Воронов весело спросил: «Эй вы, кто коляску облизывает, вы не стесняйтесь, если мамка пряников мало с собой дала-обращайтесь к Симорону. Он по электричке сгоняет, «сами-то мы не местные»-на весь класс сухарей насобирает». Все промолчали, и я тоже. Никто не хотел с Вороновым связываться. А я хотел сказать, что он дурак, но тоже почему-то промолчал. Решил, в следующий раз точно скажу.
           Этот день принёс нам сюрприз. В самый разгар жаркого и солнечного дня вдруг налетела чёрная туча, грянул гром, от звука которого моя большущая собака тут же взгромоздилась ко мне на руки, как телёнок, чуть не завалив меня. И разразился ливень. Хорошо, палатки уже все были поставлены. Мы набились в самую большую и надёжную и сидели там до самого вечера, слушая, как стучат по палатке капли. Сначала рассказывали анекдоты, какие-то смешные истории, возились, спорили, смеялись, хрустели чипсами и семечками, шуршали фантиками. С наступлением сумерек дождь прекратился. Стало как-то спокойно и особенно уютно. Конфеты мы все съели и шуршать было уже нечем, а в дальнюю продуктовую палатку никому бежать не хотелось. В наступившей тишине хотелось говорить вполголоса или шёпотом. Ребята попросили меня рассказать какую-нибудь страшную историю. Думаю, у меня хорошо получалось, т. к. после двух-трёх рассказанных мной историй в палатку, казавшуюся полчаса назад тесной, набилось ещё столько же народа, сколько находилось внутри. После каждой рассказанной мной истории кружок наш становился всё теснее. Ребята невольно садились ближе друг к другу-страшно. Катькина мокрая косичка после первой истории уже стала касаться моего плеча. Думаю, вы понимаете теперь мои старания. Зомби, мертвецы и прочие нелюди толпами возникали по моему желанию в нашей палатке или ходили вокруг неё, ощупывая холодными пальцами мокрую ткань.
         - Девочки, а как мы пойдём теперь спать к себе в палатку? Там такая темнота,-спрашивает Светка Перепёлкина.
         -Меня Серёжа проводит, у него же собака охранная, -слышу я Катю и не верю услышанному.
          -Серёжка, расскажи ещё,-просят меня со всех сторон.
         И я продолжаю, будто сама чёрная квадратура пустоты, о которой я рассказываю, нашёптывает беззвучно мне на ухо, тихо открывая свою крышку. Воронов, чтобы привлечь к себе внимание, неожиданно и глупо «ухает», как филин над самым Катиным ухом, от чего она хватает меня за руку и тесно прижимается ко мне. На Воронова все недовольно шикают.
-Серёжа, пойдём,-говорит Катя.
         Мы выходим из палатки, держась за руки. Умка встречает нас, повизгивая от радости и обмахивая своим длинным мокрым языком. Свет луны после темноты палатки кажется безжалостно ярким. Маленькие бесстрашные кузнечики трещат, разгоняя своей трескотнёй остатки так старательно созданного мной страха, вынесенного из темноты палатки. Да ещё некстати запел где-то полуночник-соловей, принося своими трелями мир и покой в наш лес. Звёзды над головой лучатся и хитро улыбаются, особенно если смотреть на них, прищурясь. Трава шуршит под ногами, и где-то смешно квакнула неизвестно почему не уснувшая лягушка. Всё. Нет больше той атмосферы, которую я так искусно создавал ради этого чудесного ощущения, которое испытываешь, держа в своей руке Катину узкую ладошку. Спустя три часа совсем рассвело. А мы ещё сидим на корне нависающей над водой сосны. Катя смеётся, слушая мои забавные истории. А я отчаянно жестикулирую, желая насмешить её. Причём делаю это с удвоенной силой, скоростью и темпераментом, т. к. жестикулирую я одной рукой, потому что вторая…. Вторая моя рука живёт своей жизнью. Она до сих пор охраняет Катины тонкие пальцы, которые теперь принадлежат только ей-моей правой руке.
          И тут я вспоминаю мамины серьёзные, грустные глаза. Она же, наверное, меня совсем потеряла и до сих пор не спит. Приходится нехотя идти к нашему палаточному лагерю. Я проводил Катю (видел, что так всегда делают в фильмах про любовь). Потом дошёл до своей палатки. Осторожно я пробрался в неё, надеясь, что мама всё-таки спит и не заметила, что меня до сих пор нет. К счастью, она и правда крепко спала. Даже не зашевелилась, когда я скрипел замком, застёгивая палатку на молнию. Довольный я лёг и затих. Вдруг только что застёгнутая мной с большой осторожностью молния вновь заскрипела. Я зло всматривался в сторону, от куда раздавался скрежет, пока там не появилась голова Ника.
          -Спит, как сурок. Я же говорил-прошептала говорящая голова Ника и скрылась за брезентовой дверью палатки.
         -Николай Иванович, вы очень хорошо знаете своих учеников. Это похвально-прозвучал снаружи насмешливый голос мамы.
         Я протянул руку к тому месту, где спала моя мама. Рука нащупала скомканный спальный мешок, какую-то одежду. С недоумением посмотрел я на вытянутый из этого вороха шерстяной носок, закрыл глаза и уснул крепким сном.
13. Удивительная находка.
            Утром во время завтрака мы обнаружили, что все наши сладкие запасы вчера были затоплены дождём, потому что кто-то забыл их занести в палатку. Так что к чаю у нас остался только сахар. Это нам не испортило настроения, и с утра пораньше все побежали купаться. Умка первая, как стрела, залетела в воду. А потом веселила всех, отряхиваясь и обдавая фонтаном брызг. Девчонки радостно визжали, Умка с восторгом лаяла, очень довольная таким повышенным вниманием к себе. Не сразу я заметил, что моя собака отошла в сторону и притихла.  А потом стала лаять где-то поодаль без видимой причины.
         -Ко мне!-скомандовал я. Но она и не думала слушаться.
          -Умка, ко мне!-я хотел, что бы все знали, что моя Умка и правда очень умная собака. Но она не обращала на меня внимания.
         -Чего ещё можно ждать от дворняги,-высокомерно заявил Воронов. У него была китайская голая собачка. Она разгуливала всегда в модных нарядах, привлекая всеобщее внимание. А девчонки, завидев гуляющего Аркашу с Бруней (полное её имя было Брунгильда) сразу начинали пищать сладкими голосами, противно коверкая слова: "Ти какая хаёсяя." Зато Бруню нельзя было взять с собой в поход. Она была очень изнеженной и болезненной собачкой. Не то, что моя беспородная подруга.
        -Умка, ко мне!-не терял я надежды доказать всем, что моя собака-лучшая собака на свете.
         Воронов же тем временем подбежал к тому месту, где крутилась Умка, наклонился, и лай тут же прекратился. Оказывается, Умка нашла речную черепаху. А не шла она ко мне потому, что не хотела оставлять диковинную находку без присмотра. Взять в зубы такую невидаль она не решалась. Этим воспользовался Воронов.
        -Смотрите, что у меня есть!-прокричал он, поднимая над головой черепаху.
        Мы назвали черепаху Марусей. Целый день бродила она по его палатке, которую он предусмотрительно плотно застегнул, натыкаясь на раскиданные чашки, ложки, жестяные банки тушёнки и сгущёнки.
         -Аркаша, выпусти Марусю,-попросили его девочки. Они заходили в палатку за тушёнкой, собираясь готовить обед. -Ей же там душно.
        Воронов был явно обижен на Катю из-за того, что она вчера ушла из палатки со мной. И потому ответил резко: "Ещё чего. Я её Раисе Сергеевне в живой уголок подарю. Пятёрка по биологии в следующей четверти мне будет обеспечена. Забыли что ли о её любви к рептилиям?"
           После обеда Воронов обвинил всех в том, что у него украли черепаху. Мы перетрясли всю палатку. И обнаружили бедную Марусю запутавшейся в складках спального мешка. Хотя многие, наверное, надеялись, что кто-то действительно её украл и выпустил.
          -Аркадий, отдай мне черепаху. Её же Умка нашла. Значит она моя -говорю я.
          -Никакая она не твоя. Нечего было ушами хлопать, разиня. И собака у тебя такая же бестолковая, как ты. Кстати, (Воронов демонстративно отвернулся от меня) приглашаю всех вечером на показательные выступления. Спорим, что за полдня я из болотной черепахи Маруси сделаю звезду цирка-Марго.
14. Цирковое представление.
          Спорить с ним никто не захотел. Надо признать, что он часто оказывался победителем. Вечером ребята собрались у палатки Воронова. Он торжественно вынес эмалированное ведро с водой и поставил его подальше от палатки.
         - Посмотрим, кто лучший дрессировщик-я или Ковальчук. Кто быстрее выполнит команду-моя Марго или его собака. Марго, ищи! Ищи воду! Где вода!
         Мне всегда казалось, что Умка понимает буквально всё, что мы говорим, только сказать на понятном нам языке не может. Потому я тоже попросил Умку найти ведро с водой. Она очень старалась. Я это видел. Она металась по всей поляне, не понимая, что от неё требуется. Мне было её жаль.
        -Умка, ко мне!-она послушно подбежала и села рядом с виноватым видом. Я заглянул в её расстроенные преданные глаза. Погладил.-Всё хорошо, Умка, ты молодец. Она лизнула мою руку.
         Марго же в отличие от неё медленно, но верно шла к цели. Дойдя до ведра, она уже не отходила от него, тычась в эмалированный бок ведра головой и оглашая поляну глухим бряцаньем. Воронов переставлял ведро с места на место, запутывая Марго. Но она безошибочно вновь и вновь находила его. Как заколдованная кружилась она вокруг ведра, периодически ударяясь о него с новой и новой силой.
         -Секрет дрессировки очень прост,-заявил Воронов. -Черепаху нужно просто подольше не поить.
          Воронов ликовал. И поглядывал на Катю, ожидая признания. Она отводила глаза. Остальные ребята тоже скоро разошлись. Причём не было привычного шума, суеты, препираний. Всем было стыдно друг перед другом, потому что никто не решился возразил Воронову. И главное, было стыдно перед Марусей. Разойдясь по палаткам, все как-то неожиданно быстро угомонились и уснули. 
15. Операция "Маруся".
           Я вышел из палатки, когда все спали, якобы для того, чтобы выгулять перед сном мою четвероногую горе-циркачку. Заслышав Умкино радостное повизгивание, из своей палатки вышла Катя.
         -Серёж, мне Марусю жалко. Давай её выкрадем.
         -Не будем мы её воровать. Мы её просто возьмём. Это же Умка её нашла, значит она моя. Мы для этого с ней и вышли.
           -Я с вами.
           -Пойдём, только тихо. Мама думает, что я сплю. А то проснётся, пойдёт меня искать, а за ней самой присматривать нужно, а то в какую-нибудь неприятность попадёт. Дома её всегда бабушка контролирует, а здесь я.
            С Катей мы разработали план, как забрать Марусю, не разбудив Воронова. Запаслись всем необходимым для его осуществления и, дождавшись глубокой ночи, направились в сторону палатки Аркадия. Тихо расстегнули молнию и, откинув полу палатки, сначала осветили фонариком всё внутри. Воронов и его ближайшие друзья, которые с удовольствием выполняли любое его указание, крепко спали. Маруси нигде не было видно. Да ещё Умка своим участием чуть всё не испортила, шумно фыркая носом. Это она старалась так загладить свой провал на вечернем турнире. Можно было бы совсем не брать её с собой. Но я знаю, что она бы расстроилась, обнаружив моё отсутствие, не меньше мамы. И тоже не уснула бы до моего прихода. Я достал миску, налил в неё воду из фляжки и поставил к выходу у палатки. Тишина.
           -Может Аркадий её напоил, и она больше не пойдёт к воде,-встревоженно шепчет мне на ухо Катя.
         -Нет-нет, вот увидишь. Всё получится. Я читал в энциклопедии, что водные черепахи каким-то странным образом чувствуют воду и всегда идут к ней, даже не видя её, даже если совсем не хотят пить.
          В глубине палатки послышалось шуршание и царапанье маленьких коготков. Мы с Катей крепко взялись за руки, давая понять друг другу, что всё получается. Но тут вдруг раздалось шлёпанье Умкиного языка, и свет фонарика выхватил из темноты абсолютно пустую миску, которая несколько секунд назад стояла полная воды. Внутри кто-то заворочался, зевнул. Я, Катя и Умка тихо отползли от палатки. Мы бросились к озеру. Катя остановилась у границы песка. Я пробежался по песчаному пляжу, остановился рядом с растущими у берега кустами и наклонился к воде, чтобы зачерпнуть воды.
         -Серёжа, ты почему не спишь?-над моей головой раздался спокойный, как обычно, голос мамы. Я стою согнувшись, не решаясь поднять головы. Почудилось? Мама никогда не отличалась любовью к ночным прогулкам и приключениям на природе. И увидеть её здесь, гуляющей ночью, я никак не ожидал. Нет, она не просто гуляла ночью, она купалась в чёрном ночном озере. Мама стояла передо мной, рядом с кустами, завернувшись в полотенце, с распущенными мокрыми волосами. Холодные капли воды капали с них на моё удивлённое лицо, подтверждая реальность происходящего.
          -Мама, мне нужно выручить одну ... (я хотел сказать черепаху)
            -И правильно,-не дослушав, неожиданно сказала мама и чмокнула меня в голову,-девочек всегда необходимо выручать из любых ситуаций.
             Я не стал ей возражать, понадеявшись, что наша Маруся и впрямь девочка, а не мальчик. Зачерпнул воды и побежал к Кате, наблюдающей за нами. Со второй попытки наш план удался. Маруся вылезла и стала тыкаться головой в алюминиевую миску с водой. Катя бережно взяла её на руки.
16. Вода!
             Через пятнадцать минут мы втроём, нет, уже вчетвером подходили к широкому песчаному берегу. Метрах в десяти от нас блестела кромка воды. Мы по очереди попрощались с Марусей. Умка, не решившаяся при первом знакомстве взять Марусю в рот, на этот раз лизнула её панцирь. Правда, тут же отскочила и замотала брезгливо головой. Марусю это нисколько не смутило. Наверное, она этого даже не заметила, т. к. ей было не до того. Она привстала на ногах, вытянув шею. Постояла так, замерев, какое-то время. А потом, будто дождавшись выстрела стартового пистолета, со всех ног бросилась к воде. Я даже никогда не предполагал, что черепахи могут бегать с такой скоростью. Чем дальше она удалялась от нас, тем более маленькой и беззащитной казалась. Умка не выдержала. Охотничий инстинкт взял верх. И она бросилась за Марусей, пугая её своим звонким лаем. Та замерла, испуганно втянув шею, а потом ринулась дальше, не обращая внимания на грозного зверя.
          -Умка, фу! Умка!
           Маленькая черепашка упорно преодолевает расстояние, отделяющее её от цели. Ещё метр песка, ещё, ещё... Ещё секунда, и большое блестящее чёрное озеро подхватило свою маленькую странницу.
           Катя в радостном порыве прыгнула ко мне, обхватила руками и уткнулась лицом в мою щёку. Я стою, боясь пошевелиться. А после того, как Катя смутившись отступает…
         -Умка! Со мной! -кричу я и с разбега бросаюсь в прохладное озеро, скидывая на ходу одежду. Белая собака, радуясь, что её хозяин счастлив, бросается следом за мной. Медленно мы возвращаемся к нашему лагерю, где все давно спят. Нет. Кто-то не спит. Горит костёр. У костра сидит моя мама со спутанными, мокрыми после ночного купания волосами и смеётся, глядя на Ника. Он, как йог, выхватывает из костра горячую картошку и, обжигаясь, жонглирует ей, отчаянно кривляясь.
        "Прямо, как я перед Катей в детстве,"-отмечаю про себя я.
          -Идите к нам! -завидев нас машет рукой моя мама.
17. Стевия.
          Сегодня третий день нашего похода. Всё замечательно. Вот только по сладкому все очень соскучились. Так хочется пожевать чего-нибудь вкусненького, ну хоть ириску какую-нибудь или чупсик. Многие ребята уже проснулись и пили чай, в который Валька, как настоящая лесная колдунья, подсыпала каких-то снадобий: толи черничные листья, толи малиновые, отчего он казался особенно вкусным.
        -Так сладкого хочется, хоть карамельку,-проговорила Катя, отхлёбывая горячий чай.
        Мне в голову пришла одна идея.
Я никому ничего не сказал и постарался незаметно уйти. У меня это запросто получилось, т. к., к сожалению, не был я звездой класса, а хотелось бы…  Пошёл бы Воронов, сразу Цигель с Дурным за ним увязались бы. Да и девчонки сразу бы затрещали: «Аркаша, ты куда. Мы же фотографироваться на озере собирались. Ты обещал фотоотчёт Раисе Сергеевне». Он опять свой крутой фотоаппарат с собой притащил. И так и ходит с ним, повесив на шею, не снимает. Ещё у него с собой маска, ласты, и все возле него крутятся: «Аркаша, дай маску. Покажи, как в ластах плавать?» Короче, ушёл я незаметно. Бродил в нашем лесу, в какой-то бурелом залез, весь исцарапался, еле выбрался. Но всё-таки нашёл, что искал. И через полчаса вернулся к костру. Наши ещё не разошлись.
        -Кто сладкого хочет?
         -Ты в лесу пряников на ёлке насобирал?-отпустил шуточку Сопейкин (тоже мне друг).
         Все вопросительно посмотрели на меня.
         -Я хочу,-сказала Катя.
Я протянул ей красивый сочно-зелёный букетик. Оставил себе от него один росток и, сунув в рот, прожевал и проглотил. Катя посмотрела мне прямо в глаза и сделала тоже самое.
        -Катя, не надо,-Воронов выхватил у неё мой подарок и бросил в огонь. Трава жалобно зашипела, скукожилась и погибла в огне. Придурок, что, опять в больницу захотел? Можешь ехать прямо сейчас, не дожидаясь, пока позеленеешь. А остальным нечего свою отраву пихать.
       -Что происходит?-Ник стоял рядом с нами.
        -Николай Иванович, не переживайте. Это трава стевия. Она действительно очень сладкая и вполне съедобная,-вмешалась моя мама. -Серёжин папа геолог, и после неудачного прошлогоднего похода он провёл с Серёжей курс по выживанию в дикой природе. Стевия не только очень сладкая, но и очень полезная трава. Это многолетнее растение семейства астровых. А я по образованию ботаник.
         Ник как-то сразу стушевался. Мне даже показалось, что он сейчас начнёт извиняться. Наверно, последняя мамина фраза особенно его убедила. Жаль, мамин дар убеждения на Паву так не действует. Довольный, я тут же вытряхнул из футболки, под которой была спрятана сладкая трава, целый ворох стевии. У нас началось пиршество. Мне кажется, никакие сникерсы мы не ели никогда с таким удовольствием. Только Воронов презрительно сплюнул и отошёл в сторону. А я рассказывал ребятам, что когда совсем-совсем нет воды и очень хочется пить, то нужно положить в рот несколько мелких камушков и сосать их. Тогда чувство жажды на время проходит. Вопросы сыпались со всех сторон. А я отвечал и чувствовал себя бывалым путешественником и первопроходцем. Недаром всё-таки я с папой столько раз ездил на озеро, где он учил меня многим интересным штукам, а не только жарить колбасу на костре, как вы, наверное, подумали.
         -Короче, хватит траву жрать,-подошёл Воронов.-Ладно Козлевич с Козябой-им положено, как всегда обидно пошутил он. Пошли на озеро. А вечером будет настоящий пир, а не козлиный. Это Я вам обещаю.
       Никто не понял, как Воронов собирался устроить всем пир. Но все поверили, что так и будет. Обычно всё, чего он хотел, у него получалось. А вот у меня не всегда…
18. Туда и обратно.
         Становилось жарко. Все повставали со своих мест и отправились на озеро. Симорон поспешил вместе со всеми. Купаться он очень любил. Мы уже это заметили. И плавал он отлично. У него была своя, какая-то рыбья техника. Было весело. Ник не сидел на берегу со свистком, чтобы через пять минут подать сигнал выходить, как было у нас в летнем лагере. Он вместе с нами купался, поднимал нас к себе на плечи, а потом высоко подкидывал. И мы, как весёлые рыбы, извиваясь и дрыгаясь, хлюпались в воду.
          Симорон, кстати, нырял вместе со всеми. Я немного переживал за него и старался быть где-нибудь поблизости. Вообще, пока я старался, чтобы Катя увидела, какой я сильный, добрый и заботливый, я привязался к Симорону. И теперь помогал ему не для того, чтобы кто-то это увидел и оценил, а потому, что с ним было интересно. И ещё, когда я рассказывал какую-нибудь смешную историю, он смеялся дольше всех и никогда не старался поймать меня на неправде, если даже я на самом деле что-то немного преувеличил, в то время как другие перебивали и одёргивали меня: «Ври, да не завирайся».
         Все ребята уже вышли из воды и собирались обратно в лагерь. Только Симорон всё ещё нырял и плескался.
         -Игнат, давай, выходи!-крикнул я ему.
          Симорон только махнул рукой и, выпустив изо рта фонтанчик, прокричал в ответ: «Не ждите меня, я сам».
            Ребята толпой двинулись к лагерю. Мы уже поняли, что Симорону было проще садиться в своё кресло, когда этого никто не видит. Потому махнули ему и потопали мокрой гурьбой к палаткам. Последней шла моя мама. Она, как обычно, когда оказывалась за городом, приседала возле каждой укропинки и беззвучно шептала их латинские названия: «сфагнум-куспидатум, сфагнум-агнустифолиум». А может она вообще с ними разговаривала, делилась секретами, хотя какие секреты от меня могут быть у мамы. Ник, обычно идущий самым первым, тоже отстал. Мне это не очень понравилось.
         Я шёл и постоянно оглядывался назад. Что-то я раньше не замечал у Николая Ивановича особой страсти к ботанике. А сейчас, смотрите-ка возле каждого лютика рядом с мамой приседает.
        -А что это они остановились? Встали напротив друг друга, замерли.
         Я тоже остановился, готовый в любую секунду ринуться и отогнать от мамы этого Паганеля.
        -Э, э! Что там происходит?-Ещё ближе друг к другу придвинулись. Чего это он задумал? К маме тянется.
       Я не выдержал и рванул обратно. Через два шага я остановился, заметив, что Ник тянется носом, чтобы понюхать травинку, которую ему протягивает мама. У меня от сердца отлегло (так частенько говорит моя Пава).
          Я всё-таки дождался маму. Но когда понял, что у них с Ником вполне деловой разговор, можно даже сказать, профессиональный,-я успокоился и догнал ребят. Ник, кстати, интересовался у мамы, какая трава всё-таки лучше всех останавливает кровь. О нас переживает. Что ж, пусть ума набирается. Будет знать, какая у меня умная мама. И сын в неё.
           В лагере нас ждал костёр, и Валька тут же принялась разливать горячий чай. На этот раз, когда мы подошли и стали дружно требовать чаю, наша колдунья отщипнула какие-то жёлтые цветочки с венка, который девчонки нахлобучили на Козлевича, сунула их в котелок с чаем и со знанием дела заявила, что чай со зверобоем очень тонизирует. Я заметил, что моя мама улыбнулась и кивнула ей. А что, по-моему, моей маме здесь очень даже не плохо, и глаза совсем не грустные, а я переживал, как она будет в походе. Вода в озере была на удивление холодная, т.к. подпитывалось оно ключами. И потому мы в сутолоке старались опередить друг друга и совали Вальке свои кружки. Но у неё было всё строго. И чай наливался тем, кто лез без очереди, в последний момент. Те, кто получил кружки с горячим напитком, довольные обхватывали их и с удовольствием шваркали Валькин чай (или всё-таки зелье?).
         Я тут же за чаем рассказал всем историю про маленькую колдунью, которая могла навести приворот, отворот, накликать дождь или нашептать сушь. Для всего у неё были нужные травки и снадобья. Мне кажется, после таких моих небылиц с Валькой будут побаиваться спорить и лишний раз ей перечить. Впрочем, с ней и раньше было особо не поспорить-мелкая, но упёртая. А ещё она была добрая и весёлая, я это видел, хоть она и часто кого-то отчитывала и поучала.
19. Где он?
         -Сказки сказками, но где всё-таки Симорон?-произнёс Ник.
          Мы переглянулись. Мне стало стыдно, что я о нём даже не вспомнил. Сижу, байки заливаю, счастливый, что меня слушают. А может все просто сидят, потому что накупались, устали и даже болтать не хочется. Ещё бы на пенёк встал, чтобы всем меня лучше видно было. Ладно, хватит разглагольствовать. Да, действительно, от озера до лагеря минут пятнадцать ходьбы. Ну пусть Симорон на своём джипе, как мы прозвали его кресло, проедет минут двадцать. А прошло уже полчаса.
        -Полчаса назад я ему звонил. Он сказал, что уже обсох и скоро будет.
         -Николай Иваныч, можно я сбегаю к озеру, узнаю, что там? -спросил я, порываясь бежать.
          -Нет, Серёжа. Я пойду встречу его.
         А ты останешься в лагере за старшего. Я от неожиданности чуть чаем не поперхнулся. Обычно учителя в подобных ситуациях обращались к Воронову. Его ребята слушались. С ним ни у кого не возникало желания препираться. Ник всё-таки человек! Я взглядом хотел найти Воронова, чтобы увидеть его реакцию. Но, как ни странно, его и Цигеля с Дурным среди нас не оказалось. Зато Катя, улыбаясь, смотрела на меня. Куда же всё-таки он делся со своей свитой? Не понимаю, зачем эти двое всегда старались держаться рядом с ним. Ведь каждого из них он мог так же унизить, как любого другого. Зато, когда Воронов гнобил очередную свою жертву, те открыто ржали и явно получали от этого удовольствие. Надеюсь, что эта компания всё-таки увидит, кого Ник оставил за старшего вместо себя. И ведь даже ни маму, а именно меня. Мне почему-то кажется, что он её побаивается. С чего бы это? Ладно, у взрослых свои причуды.
            Когда, напившись чаю, оставленный на меня народ стал разбредаться во все стороны, я запереживал. Козлевич с Козябой стали, ну ей богу, как настоящие козлы, прыгать через костёр, на котором висело Валькино варево, чем выводили её из себя. И она носилась за ними с поварёшкой. А они, забыв, что недавно мы прозвали её колдуньей, только ржали, как кони. Придёт Ник, а у меня тут никакого порядка. Варево перевёрнуто-все остались без ужина. Валька рыдает и обкладывает ошпарившегося Козлевича целебными лопухами. В то время, как Козяба снимает с ошпаренного друга недоваренные макароны и со скорбным видом поедает их. Ну а Катя смотрит на меня уже совсем не улыбаясь. И даже, скорее всего, совсем не смотрит, а разочарованно отвернулась, чтобы не видеть моего позора. После представившейся мне такой безрадостной картинки я сразу прибегнул к спасительному средству. И через пять минут на поляне был идеальный порядок. Последней подошла Валька, долго возившаяся со своими котелками.
         -Валька, иди, послушай. Тут Ковальчук опять что-то завирает,-крикнул ей Сопейкин.
          Весь класс сидел вокруг меня и слушал историю про озёрную Валицу Мокроносую, управляющую этим самым местом. Я-то, по сути, рассказывал про нашу шумную командиршу-Вальку. Но об этом, по-моему, никто не догадался. Да и не важно, главное, что все присмирели и вернувшийся Ник не пожалеет, что поручил мне следить за порядком. А Кате тоже история про Валицу Мокроносую нравится, слушает, глаз с меня не сводит, собьюсь ведь сейчас. Лучше на Сопейкина смотреть буду.
20. Расследование.
          -Серёжа-из палатки выглянула моя мама,-подойди на минутку.
Я встал, прервав рассказ. Разочарованное «у-у-у» раздалось на поляне.
          -Серёж, сбегай, посмотри, идёт Николай Иванович с Симороном? Что-то их долго нет, а телефон недоступен. А я за ребятами присмотрю. Только не говори, куда идёшь, а то они все за тобой рванут. Я тогда вас всех растеряю. Туда и обратно, договорились?
          Ну, не знаю, как мой ботаник с ними со всеми справится… Я подошёл к ребятам: «Пока всё. Пойду посмотрю, чем там Валица Мокроносая сейчас занимается, а перед сном расскажу вам продолжение». Ребята заухмылялись.
          -Давай, давай, Андерсон, ничего не пропусти.
           Так с лёгкой руки Козлевича на ближайший год я стал Андерсоном. Народ зажужжал, зашевелился. Ну, ботаник, держись. Я постарался уйти, не привлекая внимания. Это было нетрудно сделать. Даже жалко, что никто не заметил, как я ушёл. Выйдя из кустов, в которые нырнул, чтобы сразу скрыться из глаз, я в одиночестве зашагал по дороге к озеру. Вдруг…
        -Серёж, я с тобой, ладно?-в трёх метрах от меня стоит Катя. Заметила! Заметила!
        -Нет, мне одному нужно (а в душе кричу: «Да, да, конечно!»). Знаю, Катька если что решила-так и сделает. А потому ещё раз строго говорю: «Нет, тебе со мной нельзя». Иду не оглядываясь.  Но с облегчением слышу позади себя звук её лёгких шагов. Выходим на озеро. Никого.
         -Куда же они делись?-говорю я спокойно. А внутри кричу в голос:  «Симорон! Симорон!!!»
          -Нужно посмотреть, куда ведут следы коляски Игната-предлагает Катя.
           Озеро Прикол, как с картинки. Оно очень большое и вытянутое. В ста метрах от нас покачивается понтонный мостик, на который из-за его зыбкости боится заходить Умка. Тихая гладкая вода набегает на песчаный берег. Симорон очень стеснялся при нас своей беспомощности, ведь именно таким он становился без коляски, поэтому отпечатки её колёс отчётливо видны были на песке возле самой воды. Мы с Катей, как два Пинкертона, (так, по-моему, ещё называют следователей) присели и стали изучать следы. Я очертил веткой, лежащей поблизости под кустами, круг возле того места, где коляску явно разворачивали, и велел Кате не заступать ни в коем случае за эту границу. Я видел по телевизору, что так делали следователи в каком-то детективе. Правда, Пава тогда подошла и со словами «это вредно смотреть детям, особенно на ночь» выключила на самом интересном месте. Вот поэтому я и не знаю, что же положено делать дальше.
         -Ну вот, видно же, что Симорон развернул свой джип и покатил обратно,-делаю я первое заключение.
         -Да нет же! Эти следы от коляски показывают, как Симорон сюда приехал по дороге. А обратно он по этой дороге не ехал,-заявляет Катя и бесцеремонно заступает за очерченный мной круг, затаптывая улики. -Смотри, эти следы оставила коляска, когда Игнат подъезжал к озеру. И здесь он не разворачивался, чтобы ехать обратно.
         -А что же здесь так всё примято и наезжено?-возражаю я.
          -Да это потому, что здесь он старался развернуться, но не для того, чтобы ехать обратно, а чтобы заехать за кусты. Только зачем?-спросила она скорее у себя, чем у меня.
         Да у меня и ответа-то не было. Неужели не смогу я удивить Катю своим талантом сыщика. А так всё хорошо начиналось - очертил кругом улики…
        -Так и есть, наверное, это Ник коляску с Симороном затащил за кусты. Смотри, как оборваны здесь листья и даже ветки,-сказала она, поднимая ветку, которой я чертил круг.
          Да,-подумал-я, наверное, Катя настоящее преступление может распутать.
        -Ерунда. Напридумывала каких-то небылиц,-сказал я вслух. -Ну зачем Нику нужно Симорона в кусты затаскивать?
         -Сама не знаю,-бросила Катя ветку в песок. –Смотри-ка, за кустами ведь тропинка. И трава от неё с двух сторон примята. Точно, джип Симорона ехал здесь. Бегом!
           Мы с Катей побежали по извилистой тропинке, чувствуя, что скоро всё прояснится. Через двадцать минут бега мы оказались на железнодорожной станции. Дальше был асфальт. И следы Симоронского джипа невозможно было найти. Мы  подумали, что Симорон испугался трудностей-ведь завтра нам предстояла переправа вброд через речку Истринку-и решил сам добраться до дома. Я даже обиделся, что он ничего не сказал мне. Я бы, может, ему помог осуществить план побега. Хотя, чем больше мы узнавали за время этого похода Симорона, тем меньше верилось в такой поворот.
21. На перроне.
          Когда мы вышли на перрон, не теряя надежду встретить всё-таки здесь Симорона, то увидели нет, не его, а Ника, выходящего из здания вокзала. Ник бросился к подходящему поезду. Вот это поворот! Он что, тоже решил, что через речку мы и без него переправимся. Но поезд оказался скоростным и на этой станции не остановился.
        -Николай Иваныч!-Ник оглянулся на наш крик.
         Кстати, Ник похоже совсем не удивился, увидев нас здесь. Через минуту мы втроём стояли у расписания, задрав головы, и изучали движение пригородных электричек. Оказывается, Ник выяснил, что люди на перроне видели, как мальчик в инвалидной коляске садился в пригородную электричку. Только она шла не по направлению к нашему Красносельску, а от него. Так что версия о том, что Симорон захотел домой к маме, отпадала. Тем более, что люди, видевшие нашего Симорона, сказали, что мальчик был не один, а в компании таких же подростков. Дальше полученные Ником сведения разнились. Свидетелей оказалось трое: мужчина невысокого роста с грустными глазами, его жена - корпулентная, как говорит моя Пава, женщина с клетчатой раздувшейся сумкой, в смешной детской панамке с розовыми полями и их рыжая дочка. Так вот, женщина в розовой панамке утверждала, что подростков было человек пять. Один из них, самый старший, на голову выше остальных. Сразу было видно, что они хулиганы. А их рыжая дочка, которая всё время играла в планшет и не участвовала сначала в разговоре, вдруг сказала, что он и мальчик в коляске и другие ребята были даже незнакомы, хоть те и везли коляску. Совсем подозрительная картинка. Хотя, что могла заметить эта девчонка, ведь она всё время залипала в своём планшете, вон и сейчас сидит, играет, не поднимая головы. Но на душе у нас стало ещё тревожней. Ник посмотрел на нас, как смотрят на старый мячик-прыгунок, обнаруженный при уборке в ящике стола: выкинуть или оставить?
         -Ладно, вместе, так вместе,-после небольшой паузы сказал он.
          -Куда мог отправиться Симорон, если не домой? Кто знает, были ли у него родственники или друзья, живущие на этом направлении?-спросил Ник нас с Катей. Мы, конечно же, не знали. И почему-то мне стало очень стыдно. Наверное, потому что я до похода и самого Симорона не знал и не замечал. Как не замечаешь воздух в безветренную погоду. И только когда ветер начинает крепчать, дует тебе в лицо, мешает идти, срывает капюшон, ты его замечаешь. Зато, подружившись с ветром, можно с его помощью плавать под парусом, скользить по волнам на винсёрфинге и научиться летать на параплане. Так и Симорон в походе нас слегка тормозил, задерживал. И мы его заметили, стали с ним знакомиться. Уж не знаю, чему только Симорон нас научит, но явно не летать….
          -Катя, вы чай-то с конфетами успели попить перед тем, как отправились меня искать?-вдруг спросил Ник.
         -Нет,-недоумённо пожала плечами Катя,-у нас же конфеты в первый день дождём залило.
          -Значит, Аркадий их из деревенского магазина не принёс?-спросил Ник.
          -А что, он туда ходил?
           -Да, он спросил разрешения сразу после купания сбегать в ближайшую деревню в магазин, чтобы купить там конфет для всех. Я ещё подумал, что в походе он научился заботиться о других. Раньше я за ним этого не замечал. Я сказал, что ему придётся всё равно сначала зайти в лагерь, т. к. я не брал с собой на озеро денег. Но он меня уверил, что у него денег много и он хочет сам угостить весь класс,-сказал Ник.
          Я-то как раз этому не особенно удивился, т. к. знал, что для Воронова главным было показать всем, кто же в нашем классе самый-самый. Короче, любил он выпендриться.
          Наступило молчание. Мы сопоставляли все факты. Ребята, которые везли мальчика в коляске, были из другой компании,-вспомнились слова рыжей девчонки с планшетом. Да, действительно, Воронова и Симорона друзьями никак не назовёшь. Пава сейчас сказала бы, что ей стало дурно, схватилась за гирлянду бус, висящих обычно на её шее, и картинно закатила бы глаза. Я глаза не закатывал. Бус на мне не было, но мне тоже стало как-то нехорошо.
22. В вагоне.
         Нужно было действовать. А т. к. мы всё равно не знали, куда же нам лучше направиться, то забежали в подошедшую как раз электричку. Сейчас дачный сезон, и потому свободных мест нет. Мы пробрались, обходя авоськи и саженцы, к теневой стороне, потому что яркое солнце слепило глаза. Разговаривать не хотелось. Так мы и ехали, стоя возле открытого окна. Ник, видно, что-то задумал и молчал. И мы его не дёргали. Кстати, можно было нам и не пробираться к теневой стороне, так как стоило отъехать, как солнце спряталось за тучи, а на следующей станции закапал дождь.
           Скучающий, жующий, сонный вагон проснулся. Люди стали закрывать окна, так как к следующей станции дождь превратился в ливень. Среди людей, выходящих здесь, были счастливчики, которые, ещё не ступив на платформу, с гордым и независимым видом раскрывали перед собой, как щиты, автоматические зонты, распугивая людей, готовящихся запрыгнуть поскорее в электричку. Другие же укрывались с головой пиджаками, полиэтиленовыми пакетами и спешили в укрытие. Некоторые просто стремглав бросались под дождём к зданию станции. В общем, все куда-то спешили.
           И вдруг я заметил что-то, что совершенно не увязывалось в общую суетливую картинку. Я даже не сразу понял, что именно. Но тут же сообразил, что мне так резало глаз. На одной из скамеек платформы под проливным дождём совершенно неподвижно сидела одинокая, никуда не спешащая фигурка. Сидящая фигурка даже ничем не укрывалась от дождя. Бегущие люди спешили мимо, не обращая на неподвижный силуэт внимания. Наверное, его просто никто не замечал.
         -Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Никольское.
         Симорон продолжал сидеть, даже не взглянув в сторону отходящей электрички.
         -Симорон!!!-заорал я, тарабаня в стекло. Окна в электричке уже все были плотно закрыты, и потому меня услышали только сидящие внутри вагона пассажиры и испуганно посмотрели в мою сторону.
         -Где? Где?-спрашивала Катя, прижавшись к стеклу.
          Маленькая фигурка Симорона медленно ползла вдоль перрона и становилась ещё меньше. Ник бросился в тамбур. Но ему загородила проход женщина с коробкой рассады помидоров в руках «Куда?! Проспал свою станцию, а теперь, значит, мои помидоры ломать! Наверное, всю ночь в компьютере просидел или с дружками пиво пил. Не пущу!»-она ещё что-то продолжала выкрикивать, а Ник подхватил её вместе с рассадой и вынес в тамбур, где стук колёс не дал проснувшимся пассажирам услышать, как же провёл сегодняшнюю ночь учитель литературы. Электричка набирала ход.
          -Катя! Серёжа! Ко мне,-выкрикнул Ник, раздвинув двери.
         Мы, как мальки, пронырнули между пассажирами, сумками, тележками, саженцами и оказались в тамбуре рядом с Ником. Конец платформы. За окном замелькали деревья чахленького перелеска. Я старался вспомнить, как в фильмах про ментов бандиты спрыгивали с несущегося поезда. По-моему, нужно прыгать вперёд по ходу движения электрички. А потом сгруппироваться, прикрыв голову руками, и катиться кубарем. Я прыгну, если сильно зажмурюсь. Катя! Как же Катя. Я не мог представить её кувыркающейся по грязной, мокрой земле. В этот момент она взяла меня за руку.
          -Ребята, без моей команды ничего не делаем,-сказал Ник,-держитесь! И дёрнул стоп-кран. Я когда-то видел, как пытались сорвать стоп-кран какие-то ребята. Но машинист по громкой связи рявкнул на них, и двери так и не открылись. На этот раз электричка чихнула, подавилась, запнулась и стала останавливаться. Я сразу представил, как спрыгну первым и подхвачу потом Катю. Мы с Павой смотрели в каком-то её сериале, как парень так же вот подхватил девушку (правда, прыгала она не с электрички), а потом они ещё долго вот так вот стояли. Стоять с Катей нам было некогда, а вот подхватить её я очень хотел. Но ничего не вышло. Ник спрыгнул первым и, приказав мне прыгать, подхватил меня, как маленького ребёнка. А потом и Катю. Зато потом бегущий впереди Ник крикнул, обернувшись: «Серёжа, держи Катю за руку. Не спешите».
       Было скользко. Гравий выскальзывал из-под наших ног. И Катя уже в который раз за сегодняшний день крепко держалась за мою руку. Когда мы подбежали к краю платформы, оказалось, что она такой высоты, что я и достать до края не мог. Ник, ловко подтянувшись, каким-то кульбитом перекинул себя на перрон. Можно было подумать, что после работы он обычно отправляется не домой, к письменному столу, проверять наши тетради, а идёт в спортзал на тренировку по силовой акробатике. Нужно, наверное, всё-таки достать гантели из коробки с зимними ботинками. Я их туда от Павы спрятал. Думал, до зимы она туда не сунется. А за полгода моя бабушка наверняка какую-нибудь другую спасительную для моего здоровья методику придумает. Тут я перестал рассуждать и вообще, кажется, соображать разом разучился, т. к. Ник попросил меня приподнять Катю. Я обхватил её за скользкие от дождя ноги, поднял насколько мог высоко. И готов был стоять так хоть час под проливным дождём. Но она, как бабочка, тут же выпорхнула из моих рук и оказалась рядом с Ником на краю платформы. Потом Ник одним рывком поднял на платформу и меня. Нет, нужно всё-таки достать гантели.
23. Вот как всё было.
        Через минуту мы, сильно запыхавшиеся, стояли возле мокрого до нитки Симорона. А он будто никого не узнал. Взглянув на нас один раз, он больше не смотрел в нашу сторону. Казалось, он был поглощён проведением странного эксперимента: через какое время человек может растаять под проливным дождём. Ник, никого не спрашивая, прервал это ужасный эксперимент. Через пять минут мы все вместе грелись горячим чаем в буфете вокзала. Сердобольная буфетчица увела Катю с собой в подсобку. И оттуда Катя вернулась похожая на медсестру-практикантку, на которую надели халат главврача. Мокрый Катин сарафан буфетчица, оправдывая звание сердобольной, повесила рядом с плитой, на которой вкусно скворчали чебуреки. Она предложила и нам переодеться. Но мы с Игнатом наотрез отказались, представив, как глупо будут выглядывать наши голые, заляпанные грязью ноги из-под белых хирургических халатов. Но зато с удовольствием согласились оценить доброту буфетчицы на вкус, отведав горячих сочных беляшей. Игнат перестал отводить глаза. Он улыбался, поглядывая на меня. Мне стало совсем хорошо и даже тепло, несмотря на прилипшие мокрые джинсы. Он наконец-то рассказал нам кое-что из происшедшего, хотя и очень мало. Я же расскажу вам, как всё было на самом деле, потому что, зная моих одноклассников не первый год, я прекрасно могу представить всё в подробностях, которые Симорон не захотел рассказывать.
         Помните, Воронов ещё сегодня с утра пообещал всем устроить настоящий пир. Он решил накупить всякой вкуснятины, чтобы все ахнули и чтобы, конечно же, Катя его оценила. А деньги на всё на это он решил раздобыть с помощью Симорона. После купания Воронов с друзьями специально задержались. И когда мы все ушли в лагерь, просто украли Симорона и привезли его на вокзал, а телефон, который ему было разрешено взять в поход, выключили. Там они объяснили, что ничего особенного ему делать не придётся. Только проехаться несколько раз по электричкам и жалостливым голосом рассказать всем, что отца он своего не знает, а мама пьёт, дела ей до него нет и что срочно нужно собрать деньги на операцию. Симорон отказался наотрез. Хотя Воронов и угрожал ему, и предлагал дать ему за «работу» часть выручки. Симорон смиренно опускал свои голубые глаза и по-прежнему отрицательно качал головой.
        -Тебе ради друзей лень в своём тарантасе прокатиться! А нам не лень, значит, под твоим драндулетом горбатиться, в маршрутку тебя вместе с ним запихивать,-плевался злостью Воронов. -Ладно же, ты об этом ещё пожалеешь. Не хочешь нам помогать, мы и без твоей помощи справимся. А ты что б сидел и помалкивал. Да-да, вот именно с таким несчастным видом, с каким ты сейчас сидишь. Вон электричка подходит. Заезжаем. Вы двое садитесь в другой вагон. А то неправдоподобно будет. В тамбуре встретимся,-распорядился Воронов.
          Цигель с Дурным с облегчением вздохнули и отошли подальше. Народ на перроне, видя, что заезжают с ребёнком в инвалидном кресле, стеснительно расступился, пропуская их первыми заехать в вагон. Цигель и Дурной решили, что сядут всё-таки в этот же вагон, а проходить не будут-постоят в тамбуре. Любопытно всё-таки посмотреть такое представление. А через стекло будет всё видно, и риска никакого. Они стояли и наблюдали, как в электричку зашёл со скорбным видом ссутулившийся Воронов, как будто в школу родителей вызвали, причём не маму, а именно отца. Перед собой он катил кресло, в котором сидел бледный «младший брат». Остановившись в проходе, он дождался, когда объявят следующую станцию, и рассказал офигенно жалостливую историю про то, как они с братом остались одни. Мама умерла от рака, папка привёл в дом другую женщину, которой до болезней брата дела нет. Она только шмотки себе да своей дочери покупает. А он, старший брат, поклялся своей маме перед смертью, что не оставит младшего. На работу его ещё по возрасту не берут. А операция возможна пока тринадцать лет не исполнилось. Вот и приходится в каникулы так зарабатывать и на операцию откладывать.
        «Артист!»- восхитились Цигель с Дурным, ещё больше зауважав своего кумира. У самих чуть слёзы на глаза не навернулись. Вон тётка в сумку за деньгами полезла, парень руку в карман за мелочью сунул. Две старушки, везущие с дачи букеты нарциссов, взялись костерить мачеху несчастных детей. Воронов закончил свою сиротскую речь и, блеснув по-волчьи глазами, (правда, этого никто не успел заметить), скорбно покатил коляску с братом по проходу. Но тут вдруг сидящий до сих пор с низко опущенной головой Симорон запел, нет, не запел-заорал во всё горло «В траве сидел кузнечик…», лихо отбивая ритм по никелированным поручням коляски, по груди и коленям. Казалось, он сейчас вскочит и пустится вприсядку. После наступившей паузы вагон взорвался негодованием: «Хулиганы! Людей дурачат! В милицию позвонить нужно! Родителям-то стыд какой. Небось ни в чём отказа не знают. С жиру бесятся». Цигель с Дурным испуганно отпрянули от стекла. Воронов с коляской бегом бросился по проходу. На его счастье электричка как раз тормозила. Цигель, Дурной и Воронов с Симороном выскочили на так вовремя подвернувшейся спасительной станции. Воронов был вне себя от злости.
        -Ты, вошь, что удумал! Ты против кого, против меня решил переть! Хочешь, чтобы я перед всем классом лохом выглядел. Наобещал всем золотые горы, и облом. Простите, извините, не получилось. Кинуть меня решил-не выйдет. Тоже мне, птичка певчая, золотой голос России, а мы-то и не знали. Воронов глянул на своих друзей. Те загыкали.
          -Считай, что ты уже откатался. Прощайся со своей ласточкой, или как ты свой мерседес ласково называешь,-Воронов в сердцах пнул инвалидное кресло.-Станция Березай. Симорончик, вылезай! А да, прости, забыл, ты же не самостоятельный. Ты же у нас инвалид, калека.
        -Цигель, выгрузи-ка его на эту скамейку. Посиди, подумай над своим поведением, как не по-товарищески с друзьями поступаешь.
           На перроне как раз никого не было, т. к. электричка только что ушла. Долго ещё Воронов не мог успокоиться. Досталось не только провинившемуся Симорону, но и вороновским друзьям.
        -Что встали, рты раскрыли. Вон электричка подходит. Прыгаем,-наконец скомандовал он. 
        -А кресло нам на что? Кто в нём поедет?
        -Ты, Цигель, и поедешь.
         -Не, Аркаш, пожалуйста, не надо, я не умею. У меня не получится,-испуганно заныл Цигель.
        -Ничего сами не можете. На что вы годитесь. А то мамку никто из вас никогда не обманывал. Смотрите и учитесь. Впрягайся тогда.
         Люди, стоящие на перроне, норовили подгадать, в каком месте раскроются двери подползавшей электрички и потому никто не заметил, как в стоящее в отдалении инвалидное кресло уселся вполне здоровый, крепкий мальчик.
          Вот как всё было на самом деле. Симорон же сказал только, что ребята взяли его кресло и сели в электричку. А ему сказали ждать.
24. Встреча
        -Ой, вот бессовестные! Что придумали,-сокрушалась Катя.
         Ник же сидел с совершенно равнодушным видом и внимательно изучал узоры на клеёнке, которой был застелен столик в вокзальном буфете.
         -Вы подождёте меня здесь. Купите себе ещё что-нибудь поесть,-наконец сказал он, выкладывая на стол деньги.
          -А вы?-Катя тревожно посмотрела на Ника.
           -А я покатаюсь на электричке ещё немного, а то в городе всё на машине да на машине.
        -Можно с вами?-неожиданно для себя спросил я, несмотря на то, что Катя оставалась здесь. Ник хоть и большой и сильный, но, думаю, одному ему сейчас нельзя. И Пава моя его бы точно одного никуда не отпустила. Вон какой сидит, чернее тучи - точно дров без присмотра наломает. Ник только махнул рукой, мол, как хочешь, мне всё равно.
         -Отсюда никуда не уходить, ни ногой,-вставая, сказал он ребятам. И, вспомнив, видно, что Симорон за соседний столик при всём желании пересесть не сможет, осёкся и, махнув рукой, пошёл к выходу. Я побежал за ним, но успел заметить, как грустно Катя посмотрела мне вслед.
        -Мы скоро вернёмся. Жди,-сказал я и почувствовал себя воином света, отправляющимся на сражение со страшной гидрой.
         Вот уже в течении часа мы с Ником ходим по электричкам, спрашиваем у пассажиров, не видел ли кто парня в инвалидной коляске. Если честно, я устал, хочу в лагерь, к костру, хочу, чтобы рядом сидела Катя, хочу есть (Валька с мамой, наверное, наварили макарон с тушёнкой, целый котелок).
         Если бы не инвалидное кресло Симорона, сроду не стал бы искать этого Воронова. Пусть проваливает, куда хочет. Мы присели отдохнуть на свободные места. Ник купил мне мороженое. Я его съел и вновь почувствовал себя Джеймсом Бондом или человеком-пауком, в общем героем, готовым к подвигам.
        Только мы собрались вставать, чтобы пройти дальше или пересесть в другую электричку, как я услышал знакомый голос: «Извините, что отвлекаю вас…» Далее следовала очень жалостливая история, рассказанная всему вагону мальчиком лет одиннадцати-двеннадцати в инвалидном кресле с нервными руками и карими глазами, затравленно поглядывающими из под горестно сдвинутых бровей. Я с трудом узнал Воронова. Он сидел ссутулившись, то нервно сжимая, то разжимая поручни коляски. Да, видно хорошо попрактиковался Воронов в актёрском мастерстве, репетируя на Новый год роль Чудотворца, которую он хитростью отнял у меня. В тамбуре я заметил ещё две знакомые фигуры. Я так увлёкся, что даже забыл, зачем мы здесь-просто сидел и наблюдал.
         Ник, направившийся к коляске по проходу, казалось, хочет сам подойти и подать несчастному больному мальчику какие-то деньги на необходимую операцию. Поравнявшись с коляской, в которой сидел совершенно побледневший ребёнок-инвалид, Ник на глазах у всего вагона вдруг одним выверенным движением выдернул его из коляски и коротким ударом кулака в подбородок отправил, кувыркаясь, лететь по всему проходу. Общий вскрик ужаса раздался в вагоне. Женщины, онемев, прижали руки ко рту. И только спустя пару секунд заплакал испуганный маленький ребёнок. Я видел, что Ник вновь идёт по проходу к рухнувшему инвалиду. Не дожидаясь, когда начнётся паника и женщины поднимут крик, я бросился к нему и повис на его правой руке. Лететь Воронову было дальше некуда. И если бы Ник не сдержался, то боюсь, Воронова пришлось бы отскребать от раздвигающихся дверей вагона.
        -Мужчины! Что же вы молчите, сделайте же что-нибудь! Ребёнка избивают,-заголосили женщины.
         -Милицию! Вызовите милицию!
           Кто-то побежал к красной кнопке в конце вагона. Кто-то стал по телефону вызывать милицию. Парочка молодых людей снимала происходящее на телефон.
         -Всем спокойно. Это мой сын,-сказал Ник, поднимая Воронова. И мы с ним дома разберёмся. Серёжа, кресло.
       На глазах у изумлённой публики «отец и сын» вышли на ближайшей станции. Причём сын от полученной отеческой оплеухи моментально исцелился и вышел своими ногами, правда прихрамывая и потирая ушибленное при падении плечо. Я следом вывез инвалидное кресло. Два стоявших в тамбуре мальчика по однозначному жесту Ника, указывающему на выход, не стали искушать судьбу и послушно вышли следом.
25. Возвращение.
       Ник, я, Цигель, Воронов и Дурной стояли на перроне. Темнело. Ник развернулся и, ничего не говоря, зашагал в сторону зала ожидания. Там он устроился в кресле, достал телефон и стал гонять какую-то игрушку. Я тоже сел в кресло. Мой желудок видимо забыл, что не так давно его угостили мороженым, и настойчиво пытался привлечь к себе всеобщее внимание недовольным, громким урчанием. Воронов с друзьями топтались у дверей зала ожидания. Ещё дадут дёру. А Ник сидит и даже вроде бы не переживает. А ему ведь наверняка влетит за них, если они раньше других одни домой заявятся. Одна мама Воронова чего стоит-за сыночка любому в горло вцепится. Думаю, обычно преподаватели себя так не ведут. Но Ник-то у нас необычный. Мы это всегда чувствовали, потому и любили его больше всех остальных. Да, врезать по челюсти ученику пятого класса, наверное, не педагогично. Зато как круто! И я опять вспомнил картинку, как Воронов летит, махая руками, как крыльями.
        -Николай Иваныч,-Воронов с друзьями подошли осторожно-я даже сразу их и не заметил-и топтались в нерешительности возле Ника. Тот сидел, не отрываясь от игры.
      -Николай Иваныч, отцу не рассказывайте,-выговорил Воронов.
        Все в классе знали, что мама Воронова готова до сих пор своего сыночка на руках в школу и из школы носить. И в то же время все знали, что единственным человеком, которого боялся Воронов, был его отец. Он был генеральным директором фирмы. И Воронов мог многое себе позволить именно благодаря ему. В классе болтали, что, когда мы были ещё первоклашками, отец Воронова бросил их с мамой и ушёл из семьи. Но потом вернулся из-за сына. И с тех пор считал, что пожертвовал ради него своим счастьем. Это Пава маме как-то рассказывала на кухне, думая, что я сплю и ничего не слышу. Короче, отца Воронов боялся, это точно. Если он узнает о том, как сын в электричке побирался, то Воронову точно о своих горных лыжах придётся забыть, да и многом другом тоже.
        -Нет, я рассказывать не буду,-сказал Ник, и Воронов незаметно с облегчением выдохнул.
       -Я ему видео на почту пришлю,-и, щёлкнув по телефону, развернул к нему светящийся экран.
        Я даже не заметил, когда Ник успел снять всё это, так зачарованно смотрел «выступление» Воронова в электричке. А Ник, оказывается, времени не терял.
       -Нет,-губы Воронова задрожали.-Нет, пожалуйста!
        Цигель и Дурной отвернулись-не хотели видеть своего кумира плачущим.
        -Хотите, ну хотите, я Симорона весь поход сам таскать буду.
         -К Симорону ты больше не сунешься. Тем более, что таскаться целый день нам приходится не с ним, а с тобой.
        -Деньги. (Я сначала даже не понял, о чём это Николай Иваныч).
        Зато Воронов моментально закивал, размазывая слёзы, и полез в карманы. Он доставал мелочь, мятые купюры, опять мелочь и опять купюры.
         -Да,-подумал я,-если бы Воронов на всё это богатство купил сладостей, нас бы завтра всем классом организованно отвезли в больницу с диатезом, золотухой, несварением, ну и что там ещё бывает от переедания сладкого.
       На сидении рядом с Ником выросла гора денег. Я, по-моему, за всю жизнь такого богатства не видел. Пава вечно маму отчитывала: «Не умеешь ты копить, в кого такая не путёвая».
        -Я жду,-проговорил Ник. Воронов глянул на своих дружбанов. Они неохотно подошли ближе и тоже полезли в карманы.
        -Скоро электричка. Пошли.-Ник сгрёб всю кучу в пакет, достал из своего кошелька деньги, купил на всех билеты. И мы вышли на перрон. До электрички оставалось минут десять.
        -Сюда идите,-позвал нас Ник к дальнему краю платформы. Здесь он вынул из пакета, в который были свалены все сокровища Вороновской компании, мятые, скомканные купюры и бросил их в стоящую рядом урну. Затем чиркнул зажигалкой. Купюры вспыхнули. Взметнулось пламя. А через минуту и чёрный дым, поваливший из урны, рассеялся бесследно. Воронов с друзьями, стоявшие рядом с урной, выглядели несчастными, будто кремировали (так, по-моему, это называется) только что свой авторитет в классе.
26. Сладости.
          Не буду описывать, как мы встретились с Катей и Симороном. Могу только сказать, что Симорон не дулся на своих обидчиков и даже не отводил глаз, как будто ничего не случилось сегодня. Я бы так не смог. Неужели, чтобы научиться так прощать, нужно разучиться ходить…
          О нашем приближении к лагерю всех известила радостным лаем моя Умка. Она бросилась ко мне сквозь кусты, чуть не сбив с ног шедшего впереди Ника. Все окружили нас и стали спрашивать, где мы были и что случилось.
         Ну всё, думаю, сейчас будет суд Линча над Вороновым. Ник только махнул рукой: «Да заблудились ребята. Хотели в деревенском магазине конфет купить. А там их не оказалось. Вот они и решили на электричке до другой станции доехать. Да не на ту электричку сели, в результате заблудились. И конфет так и не купили».
        -Да и не надо! Не надо! -закричали наперебой ребята.-Смотрите, что у нас есть.
         И тут только мы заметили, что все они немного шепелявят из-за того, что  мусолят какие-то палочки.
        -Алёна Романовна (это моя мама) научила нас леденцы из сахара варить.
         И тут мы наконец заметили, что на костре стояла сковородка, в которой что-то упруго булькало и от неё поднимался ароматный дымок. Да, моя мама тоже педагог под стать Нику. Разрешила всем наломать палочек, разложила их по ложкам и залила ложки расплавленным на костре сахаром с водой. Теперь все мусолят свои леденцы и счастливы. Нас накормили, как я и мечтал, вкуснейшими макаронами с тушёнкой. А потом, как путешественникам, вернувшимся из дальних странствий, вручили большой круглый леденец в форме сковородки. Никогда в жизни не видел таких огромных леденцов. Он напоминал мне большую золотую медаль. Так как леденец мама дала именно мне, я отдал его Игнату. А он поломал его и дал по куску мне, Цигелю, Дурному и Воронову. В результате все были очень довольные, сытые и, я бы сказал, услащённые. Молодец всё-таки моя мама. И как подружилась со всеми. Девчонки вон от неё не отходят.
        -Я так понимаю, кашу мы теперь будем есть несладкую,-сказал Ник, заглядывая в пустые пакеты из-под сахара.
          Моя мама взглянула на него, не улыбаясь и развела руками.
         -А мы в каше леденцы растворим. У нас их ещё много осталось,-встала на её защиту Валька.
         Ник тут же согласно закивал головой и как-то даже виновато заулыбался.
        Этой ночью сквозь сон я вдруг услышал рядом с палаткой голос Ника: «Спасибо вам, Алёнушка, за всё». Не хотел бы я так сильно спать, я бы ещё пораздумывал, с какой это стати Ник мою маму Алёнушкой называет. Тоже мне Иванушка нашёлся. «А вообще-то я не против»,-подумал я и уснул, не дослушав, что ему ответила мама.
26. И наконец конец.
         Нужно сказать, что все следующие дни Воронов постоянно держался рядом с Ником. Я был этому только рад-он оставил Катю в покое. Причём мне казалось, что Воронову реально хотелось просто быть рядом с Ником, помочь ему в случае чего. А не потому, что хотел подлизаться, чтобы Ник не сказал о случившемся отцу. Хотя кто его знает, Воронова, от него всякого можно ожидать.
        Симорон всё-таки простыл после того ливня. Но мне кажется, что он был этому даже рад, так как наша Валька теперь взяла на себя ещё и обязанности врачихи. Она постоянно отпаивала его какими-то своими травяными чаями и звонко, совсем не по-колдовски, хохотала. Уж не знаю, что ей Симорон такого рассказывал. Оказывается, мы его совсем-совсем не знаем. Он как целая не исследованная планета. Его на астрономии изучать можно. Людей, которые над ним издевались, не моргнув прощает. То сидит молчит, будто и нет его, а как что скажет-ребята хохочут,-остановиться не могут.
          Когда собрались уезжать, ребята захотели монетки в речку бросить, чтобы ещё вернуться сюда. Тогда Ник принёс большой пакет с мелочью, чем очень удивил ребят. И все побежали на полюбившийся нам за эти дни понтонный мостик. Только моя Умка, не выносившая качки, бегала, не зная, что делать, вдоль берега и жалобно поскуливала.
         Ребята черпали из пакета себе по целой горсти мелочи. Только Воронов отказался наотрез, резко мотнув головой. Озеро лучилось под солнцем. Мы стояли на мосту, смотрели в дрожащую воду. Девчонки свесили вниз свои мокрые, спутанные от постоянных купаний пряди и были похожи на загоревших русалок. Мы с мальчишками, конечно, толкались, отпихивая друг друга от перил. Хоть я стоял и не рядом с Катей, но зато мог разглядывать её отражение в воде. И мне от этого было очень хорошо. Монетки весёлым салютом подлетали, переливаясь на солнце и падали в воду, медленно тая в глубине и завораживая всех своим исчезновением. Мы даже на время притихли и перестали толкаться.
         -Вот так и детство сверкает, блестит на солнце, а потом медленно тает и исчезает, оставаясь только в наших воспоминаниях,-сказала мама Нику.
          Фразу эту я не совсем понял. Да и Ник, может быть, тоже. Но он всё равно улыбался и согласно кивал, как всегда, когда смотрел на «Алёнушку».  А я решил на всякий случай всё случившееся описать, а то ещё правда растает.
        -Я тоже брошу монетки. Уж очень хочется вернуться сюда ещё. А вам здесь понравилось?-спрашивал мою маму Ник, стараясь заглянуть ей в глаза.
         -Мне вы понравились,-сказала моя мама, взяла руку Ника и высыпала ему в ладонь все свои монетки.
        Ник вдруг встал на шаткие перила и нырнул прямо в одежде в сверкающую воду, чем в очередной раз вызвал восторг у всех наших. Девчонки визжали от холодных брызг, обдавших их. А мама Алёна даже не шевельнулась. Она стояла и не вытерала сверкающие на её лице и волосах прозрачные капли.
          Я же вам говорил, что Ник у нас такой, странный, на учителя совсем не похожий. А может просто перегрелся, или перенервничал с нами. Ничего, мама ему травки какие-нибудь успокоительные позаваривает-успокоится.
        Я представил, как мы с Ником пьём чай и смотрим на компе фильм про декабристов. А что, пусть пьёт и даже к травинкам пусть с мамой вместе принюхиваются, если им так хочется. Я не против.
         Пока я рассуждал, Симорон успел сгонять на берег и возвращался обратно. У него на коленях громоздилась нетерпеливо перетаптываясь и счастливо повизгивая, Умка, наконец-то оказавшаяся вместе со всеми на мосту.
        Наступил вечер этого солнечного дня. Мы едем в маршрутке. До дома осталось минут двадцать. Мама сидит рядом со мной и смотрит в пыльное окно.
        -Серёжа, ты же хотел велосипед достать из подвала. А у него колёса сдутые. Давай пригласим Николая Ивановича к нам зайти, он ведь насос с собой в поход брал-накачает,-говорит она и отводит глаза.
        -Давай, мам. Только колёса я сам накачаю. И пойду покатаюсь. А вы с Ником сможете вдвоём посидеть. У него на флэшке классные фильмы есть. Он нам иногда на уроках показывает. Только до шести вам нужно успеть. А то Пава придёт, разгонит вас.
       -Я с мамой поговорю. Думаю, она не будет против. А ты?
        -А что я… Смотрите хоть каждый день.
         Хорошо, хоть никаких сестричек нет, о которых Пава говорила-думаю я-К томуже я об Умке еже забочусь.
         Я потрепал Умку по голове. Она лизнула мою руку. Мама посмотрела сияющими глазами на меня и поцеловала в щёку.
        -Что бы я без тебя делала?
         Я поднял удивлённо брови, но ничего не сказал. Все женщины, наверное, такие загадочные.
 27 глава.
          Лето пролетело очень быстро. Первого сентября я постарался как можно раньше выйти из дома. А то все бы решили, что меня, как маленького на линейку провожают взрослые. Не подумайте, что ради первого сентября мама сына-шестиклассника не пошла на работу. Нет. Просто с недавних пор она работает в нашей школе учителем ботаники и зоологии. А Раиса Сергеевна ушла на пенсию. Маме с Ником теперь очень удобно: на работу вместе, с работы тоже вместе.
          К счастью, мне удалось незаметно исчезнуть из поля зрения Павы. Теперь с этим стало намного проще. Она переключила своё внимание на нового члена нашей семьи. Сначала я сочувствовал Нику. Но оказалось, что его педагогический талант не имеет возрастных ограничений. Если бы Пава была лет на сорок помоложе, мне кажется, при приближении Ника она бы тоже радостно кричала: «Здравствуйте, Николай Иванович!»
           Так что я беспрепятственно дошёл до своей карусели. Вы, наверное, опять неправильно меня поняли. Эту карусель я считаю своей не потому, что обожаю на ней часами кружиться. Я скорее даже не люблю эту детскую, с облупившейся краской карусельку, так как часто подолгу просиживаю на ней, дожидаясь Катю. А она ещё бывает выйдет, махнёт мне рукой «Привет» и пройдёт мимо окружённая подружками. Раньше хоть было удобно сидеть на этой карусели. А сейчас мои коленки стали больно упираться в руль.
               Но ничего. Космические капсулы всегда отличались минимальными габаритами. И мне, звёздному посланцу доброй воли, такие условия привычны. Межгалактический эксперимент требует выдержки и самоконтроля. Надеюсь, что он завершится успешно. И Сущая Повелительница Света предстанет передо мной, выйдя из сумрачного временного портала.
          Да, меня по-прежнему заносит куда-то очень далеко. Пава говорит, что это, к сожалению, не лечится и сокрушённо качает головой.
        Но шапку на себя вместо шлемофона я уже не натягиваю и от Катиных яблок, которые всё лето зреют у её бабушки в саду не отказываюсь. Особенно мне нравится, Когда Катя выносит только одно яблоко. И я откусываю от него прямо из её рук.
          Воронов возле нас не машет больше своими крыльями и не стремится выклевать кусок нашего яблока. Его родители перевели в спецшколу с углублённым изучением чего-то там.
        Кстати, они очень просили Ника позаниматься с их сыном индивидуально летом: «Аркаша говорит, что вы супер. И ни с кем другим заниматься не соглашается». Ник дал согласие.
            А ещё мы этим летом ездили с моим папой на Селигер. В этот раз уже не он, а я был в роли инструктора по выживанию в дикой среде. Инструктировал я новичка-Симорона. В этот раз у нас всё совсем-совсем по-настоящему было. Мы даже продукты, как настоящие туристы, брали сушёные-морковь, картошку. Вы разве не знали, что так делают, чтобы не тащить с собой тяжёлый груз. А сушила нам всё Валька-наш юный ботаник, под руководством моей мамы. Валька вообще с нами ехать хотела. Говорит, у нас без неё никакого порядка не будет. Но мы чисто мужской компанией отправились. И ничего, до первого сентября здоровыми дожили.
          -О, вон они к стати, Симорон и Валька, тоже на линейку выдвинулись. Семечки щелкают. Валька опять хохочет. Может Симорон семечки вместо соли хохотательным порошком посыпает…
           Дверь подъезда, который я держу под контролем, хлопнула.
Всё! Внимание! Готовность номер один!
Временной портал раскрывается.
4, 3, 2, 1!
На рубеже безвременья возникает Сущая Повелительница Света Катара-Катрин-лучистая и прекрасная.
Я катапультируюсь из капсулы, приближаюсь к ней и растворяюсь в её чистом, ослепительном сиянии, потому, что Катя вдруг целует меня в щёку: «С Днём знаний тебя, Ковальчук».