Птицы, вепри и звуки

От ударов дребезжит черепица на самой высокой башне; разбуженная птица вытягивает длинную шею посмотреть, что за шум там внизу: чугунное рыло вепря бьет в ворота (и те уже еле держатся на древних петлях), мечутся люди – иные из них полускрыты знаменами, как листьями подорожника, – смеются кони, горит смола. Птица снова засыпает на гиацинтовых яйцах.

*

Шлем поверженного смялся от удара, и из щелей в забрале поползли дождевые черви; а после – смолкнет металлическое эхо, стихнет в дали топот копыт, и из утреннего леса придет боров – клыками сдирать кирасу, искать под ней, в комковатой земле, проросшие желуди.


*

Может быть, где-то здесь и зарыта борона войны: легкий проблеск металла в траве, и птица заглядывает в прорези клювоподобного забрала – теперь там, во тьме, не пахнет ничем, кроме земли, в которой зреют семена папоротника; и шествие цветов вокруг; и дробится лесное солнце.

*

Когда шлем на твоей голове пробивает стрела, ты слышишь звон, только звон, словно весь мир – это звук, да и сам ты был всего лишь нестройной мелодией, сыгранной на педальной лире; а деревья и текущее в них бесконечно – бесконечно возносящаяся молитва тому, кто их создал; деревья на берегу среди круглых камней, и мчится над ними рассвет, меняя цвет оперения.