Я нарушил досуг Ваш
Простите, простите,
Совершенно-прекрасный,
Таинственно-сказочно-злой,
Вы меня не корите ...
Корите! Корите!
Не гоните в бескрайние степи,
И что ж?
Изничтожить во мне чужака не спешите,
Не спешите презреть, заклеймить, превозмочь.
Не гоните в бескрайние степи и горы,
На Кавказ, в Закавказье,
Куда-нибудь за,
К морю теплому-пряному
Нет, не гоните ...
Нет, корите, корите,
Гоните меня!
Я расстрига, я мот,
Я враждебное семя,
Октябринское знамя
И просто портрет,
Я себя закопал в неспокойное время,
В нем не каждый амбал и не каждый поэт.
Я часами брожу по готическим залам,
Тихо греет в каминах утихший огонь,
Заклеймите меня или руку пожмите,
Как чужаку с протянутой рукой.
Я в алмазное стремя вступил и возвысил,
Пусть не слишком умело, голос тихий, но свой,
Растолкуйте, к чему это снится, несмелому,
Танец двух перепелок по-над желтой стерней.
Я устал и продрог,
Я растерян и падок,
Не до пышных округлостей,
Ну их в дугу,
Вы позволите заночевать, бомжеватому,
Я там видел пустую скамейку в углу.
Я останусь ...
Останусь тихим репьем на подоле,
Буду тихо дышать и покуривать тихо в кулак,
С безнадегой мышиною черным подергивать носиком,
И с отвагой недюжинной взглядом ощупывать мрак.
Я пьянею от слова,
Что в этом нового,
Я пьянею от слов чуть сильнее, чем от вина.
В чем вина моя, если
Бродила, незванно-нежданная,
По-над папертью тень в сургучовых тонах.
То была только тень,
И не очень похожая,
Тень была и моложе, и в чем-то сильней,
К ней тянулись душой занятые прохожие,
Опьяненные магией пылких речей.
Я в случайное счастье
Не верю. Не плачу, не алкаю,
Не крапивное семя,
Не горлица мира. В мирах
Я лечу во всю мочь ...
Только вишневое, белокипенное дерево,
Снится мне столь неистово,
Столь белоснежно,
Всю ночь.
Я волной ли, корпускулой,
Телом нагим, или мысленно,
Не до самого донца испитой душой,
К обнаженным стопам твоим,
Белое - белое дерево,
Припадаю с листвой твоей,
Опадающей медленно - медленно,
Всем негибким своим существом.
2015 г.
Свидетельство о публикации №117021700374