Нож
мы, кажется, не "вроде", и на смену
камину в хижину приходят те,
кто любят. Раззадорится метель,
а здесь тепло. Отбрасывает тень
на дом клинок, марионеток враг,
ему бы обрывать им нитки,
но опять утаскивает в мрак
их тусклые фигуры. Прытки,
но отнюдь не велики тела,
и встав пред пулей, умереть обоим.
Убивай стрелка.
Я за людей, не мерзких их подобий.
Мол, трубка мира отравляет воздух,
но скажу- имея деревянный обух,
топор войны зарытым прорастёт.
А ткань для пращей и знамён
палаткам подойдёт
и скатертям для нищих
(и парусам- особенно).
Все песни о войне должны быть грустными, запишет
последний выживший.
И в лучший мир уж не войти убийцам,
как жертвам. Отверните лица,
позвольте всем, кто ненавидит
погибнуть в одиночестве. Садните
собой в глазах непримиримых
Андалузским скальпелем.
Никто не обречён, печатью одиночества
не заточён, но памятью волочется
любая неудача. Мало кто был предан,
но иначе смотришь вдаль бесследно
удалившимся.
Что ж, молнии бушуют. Это лишь напоминание.
Я положу свой чай, и подойду к другому креслу
не пустому.
-Возможно, вся любовь- ночные упования
на то, что горькой кружке у тебя есть место
с другой такой же. Может, в том, чтобы нарочно
себе не сыпать сахар, если у других немножко.
И, может, я могу позволить паре человек
семь литров дёгтя, лишь бы общий плед,
и лишь бы поровну.
Свидетельство о публикации №117021608211