В. Бесфамильному

Я жизнь отдам за русских командиров,
за плеск Невы в широких берегах,
за бронзу и гранит былых кумиров,
что как детей здесь носят на руках.
 
Ты ничего за годы не растратил,
высокий город бездны на краю!
Ты укрыватель мой и мой предатель,
я твой акцент заморский узнаю.
 
Вновь узнаю версальскую красивость,
парящую на сваях и костях.
И следственных бумаг велеречивость,
орлиных крыльев царственный размах.
 
И в полумраке гулкого собора,
где птицы и ремонтные леса,
вновь отпевания войны и мора
я ангельские слышу голоса...
 
Всё банки да торговые палаты,
да пустошь смертная парадных этажей.
Нет. Чую я безумные растраты
за чёткой бухгалтерией твоей!
 
Эскадра в устье. Барабаны. Фрунты.
Купцов ганзейских красочный наряд.
И нищие раздеты и разуты...
О, как же ты прекрасен, Ленинград!
 
Меня поймать пытаешься на слове,
но если ночью ясно , словно днём,
вновь вижу я — чернеют пятна крови
на мраморе таврическом твоём.
 
Какие судьбы стали легче дыма,
тусклее окон затхлого дворца!
Но так же всё легко, неодолимо
зарю пронзает светлый шпиль Петра.

А в Летнем ветер пригибает травы,
звенят деревья, плещется река...
Как хороши, а стало быть и правы,
и беспечальны нынче облака!