Из ноября переведя две трети

Вале Щ.

Пьета

Оттого, что постучалась,
Исчезая за окном,
Оттого, что только жалость
В этой песне о былом,

Только ветер, только тени
Заметались по углам –
И упал бы на колени,
Да отполовинен сам.

И дождался бы затишья,
И зазвал бы соловья…
Как поет, подлец! – как дышит.
Только песня не твоя.

И растет из этих веток,
Из обрубленных корней
Лес без солнца и без света,
Лес без неба и людей.


И что-то про Ли Аннабель

Давай я сказку расскажу
На сон грядущий
Про мудрецов и про паршу,
Сады и кущи,

Где Ли, понятно, Аннабель,
А край приморский,
Верну лошадкам карусель
И пепел – горстке.

Я буду сумасшедший бог
(Я до рассвета).
Ты повернись на правый бок,
Пройдет и это.

Ты спи как мертвый, я ее ж –
От «Бо» до «яти»!
Потом все заново вернешь.
Не больно, Батя.


Из ноября переведя две трети
                брату
………
Из ноября переведя две трети,
Свалилась осень беспробудным сном…
Ты помнишь – переводчикам не верьте,
До строчки «Перлюстрировано смертью»
Мы в книге никогда не доживем.

Рука взмахнет и листьями укроет.
И мы любимых прячем в рукавах
И выпускаем подышать луною…
Что делать с этой памятью земною,
С горячим сном на тающих губах? –

Они прозрачней с каждым поцелуем.
«Какие сны приснятся нам потом?»
Еще зима метет напропалую,
А мы на белых окнах их рисуем
Дыхания простым карандашом.
………
…Стоял январь, мело, и печь дымила,
За обе щёки треская дрова,
Труба пыхтела, надрывая жилы,
И на антенны задранные вилы
Катилась ватной тучи голова.

В снегу до плеч сараи увязали,
Хрустело простынями и халвой,
И дни, сбиваясь снегирями в стаи,
Неслись с горы и всякий вздор болтали
И сладко врали нам наперебой.


Птичка над городом

Внимание, вылетит птичка!
И птичка, внимая, летит –
Вон там над забором кирпичным,
И сбиться не может с пути.

Останется вечное лето,
На солнце засвеченный двор.
Фотограф хотел не про это,
Про что – не поймешь до сих пор.

Фотограф учился химичить
Над тайнами светотеней.
А дальше пошло по привычной
И по Менделеевской всей.

Но вот вам и Черное море,
И змей-самолет в облаках.
Мы августов много проспорим,
Да много чего, но пока –

Вот соль на разломанном хлебе,
Вот пир королевским двором.
И царь, и король-королевич
Сидят на крыльце золотом.


Сон у берега мечты

Раскинув меднорукие лучи,
Слепоглухой, как на току поэты,
Стоит июль посередине лета
И голосом молочника кричит.

Положим, вам не нужно молоко,
Но тут в раю на южном побережье
Бывает все – и утро безмятежным,
И тихий час до первых петухов.

А море не вместилище воды,
Оставь надежду, путник, у порога,
Оно уже – сейчас-и-до-ожога.
Не спать! Не спать у берега мечты!

Вам под окно подали колесницу –
Ну, мало ли, возьмет да унесет.
Потом еще не сотню раз приснится.
Довольно ныть! Вас колесница ждет.

В конце концов, вы все равно проездом.
Так будьте же, товарищи, любезны
Надеть штаны красиво – и вперед!


Пам-пам-пам

В прохудившийся месяц дождей
Растворяются шляпки и ситцы,
Возвращаются в руки синицы.
Холодней, холодней, холодней.

Уплывает кораблик домой –
Уплывет, уплывет, не вернется.
Это тонкая ниточка рвется,
Уплывает кораблик домой.

И никто никого не найдет,
Просто ходят по городу цапли,
Просто море стекает по капле
Или мойка на небе течет.

Пам-пам-пам, пам-пам-пам, пам-пам-пам –
Это цапли стучат башмаками,
И никто не вернется за нами.
А кораблик бежит по волнам.


Осень по пути

Проходит осень по пути
Из Македонии в Небраску.

Моя любовь смывает краску,
Опередив мои дожди.

Пусть в руку самолет летит,
От ветки голой оторвавшись.

Пусть на посадку лист сбежавший
Идет с наколкой на груди.

Ну что там, глобус, впереди?
Не угадаешь – и не надо.

Срываешь листья винограда
И гроздья давишь по пути.


Шнурок

Много ли, мало ли, тесно ли ей,
Шелковой птице в ладони моей,

Путному ветру в котомке,
В Сене молдавской иголке?

Только на небе развяжешь шнурок –
Сыплются-кружатся мокрые пчелы

Дальнего сада, и леса, и дола,
Белка и сам паровозный свисток.

Мало ли, много ли смысла и толка –
Будет на птицу китайского шелка.