Мимино

Звартноц... Наполненная впечатлениями, я улетаю из Армении после Всемирного съезда писателей армянского происхождения.  Лежанки напротив панорамного окна аэропорта оказались свободны и с блаженным чувством восторженного, сладкого, как ереванский абрикос, одиночества я прилегла на одну из них. Белоголовый Арарат смотрел на меня, как и я на него - во все глаза.
Через несколько минут моего уединения к соседней лежанке подошел высокий молодой парень. Однако, в моём славном возрасте все люди младше пятидесяти  лет для меня молодые. Этому, думаю, было лет так тридцать с небольшим гаком. Так вот, у  парня были невероятно счастливые глаза и не менее невероятная по величине корзина с отборнейшими фруктами. Он долго приспосабливал своё длинное тело, чтобы улечься поудобнее -то скрючивался, пытаясь вместить ноги,  то растягивался, свешивая свои великие конечности. В общем, ему было трудно, а пока ему было трудно, моё эфирное небытие превратилось в бытие его же размеров - я наблюдала за всем этим трюкачеством. Наконец, свершилось, "мальчик" нашел удобное положение. И я, сложив "лапки" на животике, приготовилась к продолжению своего  "романа" с Араратом.Но не тут то было! Меня опять обошли в этом вопросе. Парень неожиданно возопил: "О! Арарат! Сколько летаю,но впервые вижу его не закрытым туманом и облаками!"  И тут же, повернув голову ко мне, как будто мы с ним до этого только и делали, что беседовали, повторил: "Знаете, я летаю очень часто, но впервые вижу, чтобы Арарат так смотрелся из Звартноца". Я повернулась на его голос. Взгляд этого, вполне себе взрослого и, наверняка здравого во всех взрослых делах мужчины, был открытым и искренним во всей полноте этого слова - человек светился невероятным добром, почти равным наивности. И на его очень даже мужском лице, в глубоких карих глазах не было ни толики сомнения, что я могу отказаться от разговора. Ба, подумала я, вот оно! Оно, то самое "Мимино" - тот эффект, который дарован только людям этой, прогретой солнцем и добром земли. Мои мысли были не менее величественны, чем моё разомлевшее на аэропортном топчанчике тело. Меня и "Мимино" возжигала этим величием гора, но я была молчалива, как дерево, а "Мимино" говорлив, как горный ручей. Наполненная этим чувством, я подумала, что Арарат знал кому открываться -  я обязательно должна его увидеть на прощание!И милостиво позволила моему "Мимино" продолжать бурный монолог. "Вы знаете, я от родителей еду. Да, я работаю в Москве и у меня строительная фирма. Вам не надо дом построить?.. Нет?.. Жаль, я бы Вам такой дом построил... ! Да!" Спустя "обзорную" минуту: " Знаете, какой у нас сад? О! Это самый прекрасный сад в мире! А какой виноград! Абрикосы! Приезжайте следующим летом! Я устрою вам такой отдых! Мой отец делает самое лучшее вино, такого вина вы никогда и нигде не попробуете!" И, честно говоря, я не сомневалась, что так и было бы. Под гуление этого славного, Богом присланного мне "голубя", я смотрела на Арарат и думала, что армяне святы, как дети.  И, как жаль, что я другая. Может быть и была когда-то лучше, но уже испорчена тем, другим миром, в который я возвращаюсь? Кто же знает, что калечит нас так быстро, но хорошего во мне стало мало. А вот рядом - дитя... Длинноносое и длинноногое, взрослое... 
Время ожидания самолёта прошло быстро. Я не удивилась, когда мы с Мимино прошли в один самолет. Удивилась я, когда парень оказался точно за моей спиною и со своего места, вдруг доверительно и с надеждой, как открывают страшные тайны маме, прошептал мне в ухо: "Я очень боюсь летать... можно я буду с Вами еще разговаривать?". Вздохнув, я кивнула. Нельзя избежать неотвратимого... Дети святы...