Н. А. Дмитриев-русский гений

"И великие евреи (Харитон, Зельдович) создали бомбу...
В руках у них была манна небесная, были скрижали,
на которых написано E = mc2".
Александр Проханов, из беседы с раввином Михаилом Финкелем


Попробуем Восстановить Историческую Справдливость.
Исследованием рабочего процесса с целью
определения параметров конструкций
будущих изделий занимался Н.А.ДМИТРИЕВ.

Когда Харитон консультировался у Колмогорова
по поводу использования ЭВМ, тот отвечал:
"А зачем вам ЭВМ, когда у вас есть Коля Дмитриев?
Уравнений, которые вы собираетесь решать на ЭВМ,
— не существует. Нужны не ЭВМ, а именно Коля,
и тут вы можете быть совершенно спокойны"
(про Дмитриева говорили:
"Он получал нужный результат, покрутив сначала
ручной арифмометр "Феликс" несколько раз вперед,
а потом назад").

В 1933 году Колю Дмитриева, тогда ему было 9 лет,
вызвали из Тобольска в Москву по запросу Наркомпроса.

Комиссия (под председательством А.С.Бубнова и Н.К.Крупской)
была немного удивлена широтой интересов Коли:
он хорошо знал древнюю, среднюю и новую историю Виппера,
 Диккенса и "Одиссею" в переводе Жуковского,
"Записки охотника" , "Войну и мир", "Миргород",
"Вечера на хуторе", "Женитьбу" и "Мертвые души",
— в общем, экзаменаторы не смогли установить,
чего он не знал.

Профессор Чистяков, один из специалистов,
экзаменовавших Колю, заявил:
"У ребенка чрезвычайно большой объём знаний.
Несомненно, мы имеем дело с исключительной одаренностью.
Такие явления встречаются раз в столетие.
Этот ребенок — типа Паскаля".

Комиссия постановила выделить Коле Дмитриеву три комнаты
в доме, где жил Ойстрах, а напротив — Чкалов и Папанин,
назначила стипендию в 500 рублей (зарплата отца была 250),
и он раз в десять дней приходил на занятия к Н.Лузину
— основателю московской математической школы,
а преподаватели французского и английского приходили
к нему домой (немецкий он изучал в школе,
а польский выучил самостоятельно).

Лузин обращался к нему на "Вы" и разъяснил секреты
 законов теории относительности и квантовой механики:
имеются колебания, но нет того, что колеблется;
в уравнениях выбрасываются главные члены,
не меняя уравнений ни в чем другом.

Именно поэтому Мария Склодовская-Кюри однажды сказала:
теперь детей лучше топить, чем заключать в современные школы.

Собственно, история бомбы проста:
дочь Марии Ирен открыла нейтрон и — через два года
— искусственную радиоактивность.
 
Путь к ядерной реакции был открыт, и ни теория относительности,
ни квантовая механика никакого отношения к этому не имели.
Проблема того, как добиться, чтобы процесс выделения энергии
прошёл с оптимальной эффективностью,
также не имеет с ними касания.

До последнего времени "формула Эйнштейна" имела
единственное применение:
она разрешала Василию Гроссману кричать на Платонова,
Иоффе и Ландау — шельмовать Власова,
Александру Кушнеру — издеваться над Толстым и Тютчевым...

Формула не принесла ощутимых дивидендов и самому Эйнштейну,
Нобелевскую премию за неё он так и не получил.
Когда первая жена Эйнштейна, Милева Марич,
показала ему статью, в которой изложила результаты
экспериментов Филиппа Ленарда пошутив:
подпись будет твоя,
а Нобелевская премия — моя,
то творец теории относительности, конечно, согласился,
у них была договоренность:
держать язык за зубами, он так и говорил ей:
главное — держать язык за зубами;
и ему дали премию именно за статью по фотоэффекту.

Впрочем, вернёмся к Николаю Дмитриеву.
В Московский университет он поступил, будучи еще пионером,
и удивлялся лекциям по физике академика Л.Мандельштама,
не ощущавшего потребности какого-то объяснения
уравнений Максвелла, сведения их к чему-то более глубокому
и общему.

По окончании университета — аспирант Колмогорова;
они публикуют в Докладах Академии наук статью
о ветвящихся процессах,
здесь впервые и появился этот термин.

В 1946 году всё бросает, он должен защитить страну
от надвигающейся угрозы, в 1948-м создает модель
рабочего процесса в бомбе, позволяющую,
опираясь на доступный набор экспериментальных данных,
разработать алгоритм определения оптимальных параметров
изделия и формулировать техническое задание
на эксперимент таким образом, чтобы по его результатам
можно было бы уточнять как алгоритм,
так и свойства рабочего тела.

Регулярно читает лекции руководителям КБ-11 (Арзамас-16)
по физическим основам ядерных и термоядерных бомб.

Харитон слушал внимательно, записывал лекции
в большую тетрадку.

Зельдович говорил: "Мы все трепещем перед ним,
как перед высшим судьей",
— и никогда не печатал ни одной статьи,
не показав Дмитриеву (когда Зельдовичу передали данные,
полученные КГБ от Фукса, он увидел,
что разработанная Фуксом теория возмущений
для уравнений переноса — один из элементов модели Дмитриева).

В начале 2012 года, в разгар предвыборной кампании,
В.В. Путин, встречаясь с военачальниками, рассказывал им,
как КГБ организовал встречу нашего молодого ученого с Н.Бором,
и тот помог нам сделать расчёт бомбы.
Путин, конечно, не обязан знать, что Бор и Эйнштейн — не те люди,
которые в этом что-то понимают,
но сам факт хождения таких баек показателен.

Участник же событий (академик Трутнев,
телепередача от 2.11.2012) рассказывает так:
"Франк-Каменецкий, Зельдович, Сахаров все непонятные
вопросы задавали Дмитриеву, и он — решал..."
Не кажется ли несколько странным, и уж точно
— неслучайным, что на фоне бесконечных телепередач
о том, как Эйнштейн, Бор, Ландау, Гинзбург, Зельдович,
Курчатов (с помощью Фукса), Харитон, Франк-Каменецкий
и Сахаров создали бомбу,
о Дмитриеве мы узнаем из короткой фразы,
случайной проговорки?

На торжествах по случаю 90-летия канонизации
Серафима Саровского местное телевидение спрашивает его:
что привело Вас на этот великий праздник?
Дмитриев: "Желание понять, что привело людей на эту
средневековую демонстрацию",
ему стыдно за свою принадлежность к ученому сообществу,
которое в ХХ веке опустило науку ниже астрологии.

Дмитриев вспоминает, когда ему стало стыдно впервые:
когда Берия назначил Сахарова академиком,
и тот решил защитить докторскую (пресловутая "слойка"),
он присутствовал на этой защите и с тех пор категорически
стал отказываться
(Трутнев: "был безынициативен") от наград, званий, премий,
— просто вычёркивал себя из списков
(было одно исключение, в 1972 году, к нему пришла сотрудница
и сказала:
"Если вы откажетесь, то этой премии не будет,
и я её не получу, а мне было бы очень приятно",
— и он согласился).

К 1951 году Дмитриев был уже дважды орденоносец,
лауреат Сталинской премии
(но тогда он был еще молодым, узнавал о премии
из доски объявлений);
стоял на вахте более пятидесяти лет,
умер уже при президенте Путине,
оставил завещание:
"О квантовой механике",
"Об основаниях квантовой механики",
"О толковании квантовой механики",
"О физике и философии", "О конституции",
и — "Как учить, чему учить" (о школьном образовании).

И вот, человека такого масштаба — почти успешно!
— пытались "замолчать" вплоть до настоящего времени,
как всегда, выдвигая на первый план совсем другие фигуры?!