Куница Диргис

                (Сага)

Бег по полю. Дикий Диргис
Никогда не видел стЕпи.
За оленем в лесу гнался.
Он один ходил на вепря.
Если лось был на тропинке –
Две петли, и племя с мясом.
Каждый сук. На каждой ветке
Он проворней белки прыгал.
И на птичек Уски ставил,
А теперь сам как тетёрка…

Началось весною ранней.
Говорила ему Вилга,
Дочь проклятого тевтонца
И его прабабки Руты:
Что стезя твоя споткнётся,
Ты ногами охромеешь.
На утробе будешь ползать,
Как червяк в земле копаться.

Не поверил добрый Диргис.
Рассердился на старуху.
За ручьями, у болота,
Жёлтого тхоря поймал он,
И его зловонной жижей
Косяки её лачуги,
Стены и в углах измазал.

Ужаснулась тётка Вилга,
Дочь проклятого тевтонца.
Стала чахнуть, угасала.

Уходила в тень ракиты,
Где лежала её Рута…
Там её нашли сидящей.

Родичи не попрекнули –
Диргис смелый был охотник.
Но когда в кругу семейном
Про сорок, смеясь, рассказывал –
Все, невольно, содрогнулись,
Отвели глаза от Диргиса.

Этой же порой случилось.
Был в лесу весёлый Диргис,
Там он всадников увидел.
Главное, он растерялся,
Просто даже не подумал!
Он хотел сказать им строго:
Кто такие? Есть ли старший?
Если вы идёте с миром –
Мы накормим вас похлёбкой
И, на счастье, поезжайте.
Здесь не место чужеземцем.
Это лес куницы рода!

В лисьих шапках окружили
(Не успел спросить их Диргис),
Кнутовищем плети сзади
Зайца как оголоушили.
Как вязанку положили
На мохнатую лошадку.

Долго так его возили.
Видел, как горят селенья,
Видел пепелище Киева…

Там уже купцы-бухарцы,
Всех их, пленников и бранок,*
Вместе, как гусей, вязали
И к восходу солнца гнали.
Тысяцкому его продали.
Беленький, подарок детям.
Эти прыгали, играли,
Щекотали палкой шею –
Человек или зверушка?
Развязали ближе к вечеру.
Сами стали суп свой стряпать.
Оглянулся, осмотрелся;
Мимо псов, за коновязью
Там пустился Диргис быстрый,
Вслед садящегося солнца.
Где бы кустик или рощица?
Лучше б стать седой ежихой,
В тарбаганью норку юркнуть,
Как сквозь землю провалиться.

Смех тяжёлый догоняет.
Стрелы перед носом сыплют,
И аркан на шее жёсткий.
Да четыре чёрных глаза
Молча смотрят прямо в сердце.
Окрутили ему плечи,
И концы к хвостам связали…

Весь в крови очнулся Диргис.
Руки с головой в колоде.
«Ноги есть или их нету?»
Под коленками подрезали –
Не ступить, а только ползать.
Тут приспела лихорадка.
Шесть недель трясло-морило.
Выдюжил. За ним ходили.
Рядом был старик московский,
Вроде как священник русский.
Подавал воды горячей.
Потную попону старую,
Вся изъеденная молью,
Подпихнул под тело Диргиса.
Был за то побит слугою,
Молодым христопродавцем,
Из-за Тиссы, з-за Дуная.

Утром поп сидел с овечками.
Недалёко, травки много.
Там водил воды напиться.
Стал и Диргис поправляться
(Невзлюбил его дунаец).

Поп, Лука Суполка звали,
Раз на раз о чём рассказывал...
Жизнь в Смоленске проходила.
Был в посаде, задержался.
Понаехали поганцы –
Перебили, перерезали,
Кто остался – вот, – неволя.
Кажется, сказал, что вдовый.

– Что же Бог ваш? Что так стыдно
Землю вашу в поруганье?
Тот вскипел:
                – Леса твои, тебя – что?
Твои боги-обереги сберегли?
Не так ты мыслишь.
Сколько было беззаконий!
Вот любовь и оскудела.
И не стало веры в людях –
Всё раздоры, обезумишь.
Нет единой веры больше!
Вот Господь и выправляет,
Вот и снадобье такое.
– Почему же тот отрёкся,
Зайдиш?
            – Януш Зайдек, рыцарь?
Поначалу он храбрился,
Отрочищ. Пытался драться.
Проклинал их веру, вот как.
А потом его сломили –
Повели огню молиться.
Он и так и сяк. Избили.
Резали ремни, томили…
Не дай, Господи, такое!
– А тебя… томили?
                –  Знаешь,
Если всё с тобой дотерпим –
Днесь веночки нам плетутся.
Мы тебя давай окрестим?
–  Не-е… Не надо.
                – Ты подумай…
–  Если б я  –  я б не отрёкся.
Как же? Бог его всё терпит?
Почему не умер раньше,
Если знает, что с кем будет?
– Воля. Воля-разуменье,
Произвольное хотенье…

Стал, как будто, засыпать он,
А сам камешки в ладони
Потихоньку подвигает.
 – Так всю ночь, –
                подумал Диргис.
Вот толкает ночью старца:
– Ты уснул?
                – Уснул, конечно.
Что тебе?
                – А вдруг помрёшь ты?
Кто меня тогда окрестит?
– Ну… ещё не помираю.
Даст Бог, доживём до Утра,
Там и выберем часочек…
– Мне-то сон сейчас приснился…
– Ты не очень снам…
                – Мы в церкви
(В Киеве). Нас там делили.
Сбоку лесенка, по ней я
Забираюсь, а там дверка.
Глянул, а оттуда как бы
Свет. Как дым клубится. Яркий,
Золотой, какой-то, пламень…
– Надо же…
                Молись, окрестим.
Лишь бы Зайдек Твой не рыскал…
Вот дубина бестолковая!
Зайдыш, задница телячья.
Никому не даст покоя…
«…Нихт байм Папст бешверде, венн Ир…»,**
Раньше пел нам всё по-своему.
Был как ангел светлый, раньше…

Рассвело. Пополз и Диргрис
Казанки золою чистить…
Собирался было нА зиму
Кизяки месить с соломой;
Уже к полудню он видит,
Друг его, бежит-несётся:

– Ну, литвак, твоя удача!
Это… Вонь у тебя…
                Слушай:
Забирают твово Зайдека.
Тятька его – вой могутный,
Во Святой Земле убитый.
Так от самого их Папы,
Выручать его, посольство.
Лица есть духовных званий…
Янко в ножках там валяется,
Туфлю синюю целует.
Плачет. Видно, бедный, кается.
Разрешат его, наверно.
Ну, обет какой положит…
Да что я – сами разберутся.

Побежал. За старой юртой
Разметал тайник под камнем.
Книжки две, сосудец малый,
Крест. И тряпочки камковые
Через шею одевает,
– Им свобода – нам же нА руку,
Всё. Пошли креститься…
                Что ты!?
Посмотрел и испугался:
Губы мёртвые трясутся,
Сам весь бледный,
                – «Им свобода»?
И теперь ему свобода?..
Как же я не дотянулся,
Я и кремни приготовил?
Только к горлу бы добраться.
Ах, как же я не изловчился?


– Поп!
             Пойди его окликни!
Примани.
              Скажи, что Диргис
Попрощаться с  ним желает.
Внук куницы благодарен,
Что… подарок приготовил.
Ты скажи, что я всё помню…
Помню, как меня вытаскивал,
И как в ранах ковырялся.
Как горящие уголья
Посыпал на спину. Помню
Как добавил после соли…
И в глаза смотрел подолгу…
Пусть придёт!
                Пойди, убей его!
–  Но…
             ведь мы тебя не бросили.
Как могли, тебя смотрели…
– Да,
          смотрели мою муку….
Ягоды нашёл. Увидел,
Что мне Вилга говорила.
Надо сверху чуть присыпать,
К вечеру издох бы. Только,
Псина эта постоянно 
Шасть к котлу – и жрёт отдельно…
Надо было извести всех нас.
И тебя…
                Так что, пусть едет?
– Едет! Скатертью дорога!
Вот говна-то пирога ещё?
О душе сейчас подумай,
Что она без благодати
Не зачнётся к вечной жизни.
Будешь ты у нас Димитрием,
Мироточцем…
                – Алексеем…
Человеком буду Божьим.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Там, внизу холма, где речка
Сарысуйка протекает,
Возле вербочек случайных,
Когда солнышко играло,
Два далёких человека
Заходили в воду глинистую –
Поп крестил куницу Диргиса,
Теперь, стало – Алексея.


*  полонянок
** католический гимн, один из первых на немецком языке, XIII век.

30.01.10г. Мелитополь – 18.05.11г. Москва