Эпилепсия

     Зима.   Снежно и не очень холодно. В классе уютно потрескивает печь, отдавая тепло и привычный запах свежих дровишек, горячего угля, чисто вымытых уборщицей полов. Зимой они и не пачкаются почти. А вот и звонок. Переменка! Мальчишки срываются с места, едва успев захватить свои шапки, и  во двор, лепить снежки.   «Приготовьтесь к следующему уроку,» - говорит  наша школьная мама Марьванна и неодобрительно смотрит вслед сорванцам – успеешь  задержать таких, как же!

      Им некогда, нужно успеть налепить груду снежных гранат, и как только девчонки группками будут пробегать мимо в другой конец небольшого школьного дворика в туалет, чтобы не отпрашиваться во время  урока, тут же  начать снежную бомбардировку,  забросать мягкими (не всегда!) шарами,  да так, чтобы входя в класс, они смахивали  на  весенних подтаявших  снеговиков.

     Девочки шуршат пакетами со школьными завтраками, распространяя  запахи пирожков, котлет, яблок и прочей домашней снеди, которую мамы заботливо приторочили ранним утром к нашим портфелям в специально сшитых для нее мешочках в виде больших кисетов на шнурках. Теперь в классе совсем уж домашняя атмосфера. Марьванна, прикрыв плечи пушистой шалью, остается за своим столом в окружении отстающих учеников и  продолжает подробно и в доступной для них форме растолковывать новый материал, чтобы не тормозить весь класс во время урока. Сидим, жуем, угощаем друг  друга, чем богаты сами, обмениваемся бутербродами и попутно свежими  новостями.

     Вдруг это приятное расслабление прерывается тревожным сообщением прибежавшего с улицы одноклассника – во дворе пьяный! «Какой еще пьяный? Откуда? – встревожилась Марьванна и как была, в накинутой  шальке спешит во двор проверить, в чем дело. Девочки стайкой воробышков снимаются с места и следом за учительницей. «Идем, посмотрим! – предлагает мне одна из них. Ой,  невидаль  какая  –  пьяный! Не хочу ради этого покидать уютный класс и спокойно дожевываю свой завтрак. Однако, время идет,  никто не возвращается. Неохотно покидаю пару-тройку оставшихся со мной в помещении подружек, и выхожу во двор.

      В  центре его толпа  учеников двух параллельных классов. Осторожно протискиваюсь внутрь, чтобы посмотреть.  На снегу лежит молодой парень в странной позе, тело  периодически подергивается, глаза закрыты. Рядом, на уровне головы, капли крови.  Марьванна опустившись коленями в снег, гладит его по лицу и ласково уговаривает. Не понимаю ничего. Присев рядом на корточки, вижу слезы на глазах учительницы, спрашиваю – «Мария Ивановна,  он умирает?» - «Надеюсь, что нет» - отвечает она. Отчего же эти слезы? Обычно дворники или убощицы  сердито гонят пьяных из таких мест, как школа. «Это ваш сын, Мария Ивановна?» -  продолжаю допытываться как опоздавший свидетель события. «Ну что ты, Люда, мой сын не страдает эпилепсией! Слава Богу…»  - «Эпи…  что?» - переспрашиваю я, впервые слыша непонятное слово.  – «Болезнь такая. Да ты иди в класс, а то простудишься, и мне принесите пальто из учительской».

     Пальто принесли, на него кое-как, перекатом уложили парня, который  мне лично  показался взрослым мужчиной. Может быть потому, что лицо его время от времени  болезненно искажалось. Я не испытывала ничего, кроме неприятного холодка от этих гримас. Потом Марьванна  попросила у нас  твердый предмет  типа перьевой деревянной ручки (мы начинали писать  такими). Ручки остались в классе, ей протянули два карандаша. Она пыталась открыть парню рот, но он перекусил пополам карандаши. Тогда принесли большую вилку из учительской, где наши педагоги тоже перекусывают иногда. Школьный буфет в основном здании, называемом Большой Школой, две маленькие для начальных классов недалеко, но все-таки это время – ходить туда-сюда, часто из-за стола встать не хватало времени коротенькой перемены.

     Когда принесли вилку, удалось вставить ее между верхними и нижними зубами больного.  Учительница отправила самого быстрого из нас  в Большую Школу к Анне Павловне (педагогу второй параллели) с поручением вызвать по телефону «Скорую Помощь» и передать, что на педсовет Мария  Ивановна немного опоздает. Нас же обязала занять свои места в классе и начать урок пения, который было поручено провести  пионервожатой Наде, пока будет идти педсовет. Во время урока учительница зашла в класс, чтобы взять личные вещи и наши тетрадки, а мы конечно хором обратились к ней с вопросом – ну как? «Все хорошо, занимайтесь, дети. Приступ сняли, но пока этот  мальчик побудет в больнице под наблюдением врачей». - «Мальчик?!» - вслух удивилась я.  – «Конечно, молоденький, мальчишечка совсем. И такой недуг…» - Марьванна снова промокнула слезы.

     Дома я рассказала о происшествии маме. Она мне объяснила, что такое эпилепсия. Вот тогда уже и мне по-настоящему стало жаль парня. Кто он, я не знала, видимо не местный. Потом выяснилось, что и в самом деле приезжий, гостил  у родных, а приступ накрыл неожиданно по дороге в магазин. В больнице ему пришлось задержаться надолго, пока не вылечили воспаление легких от сильной простуды в снегу.

      Грустная история. Но больше всего меня поразила реакция Марьванны. Хотя другой она и  быть не могла   по сути. Зная нашу  учительницу, каждый мог бы согласиться с этим. «Какое же доброе сердце у нее, мам!» - не удержалась я. «Доброе, - вздохнула мама, - и такое же больное.». Для меня это было открытием, как и то, что она сравнительно недавно овдовела. После я всегда с тревогой смотрела на Марьванну и боялась, что ей самой станет худо от волнения.
 
     Мария Ивановна прожила большую жизнь, воспитав после нас  еще не одно поколение сорванцов, ставших медиками, научными работниками, учителями и просто хорошими людьми, отразив свет доброты и участия, которым были окружены целых четыре года, в самом начале своего школьного пути, что особенно важно.  Нам очень повезло, у нас была замечательная школьная мама, редкой души человек. Светлая память ей и земной поклон благодарности от всех нас.