анекдот

  Едут в поезде монашка и проститутка. Монашка глядя на колье из драгоценных
камней на шее проститутки, спрашивает:
- А это у тебя откуда?
- Это одна ночь любви!-отвечает проститутка.
Тут монашка замечает сверкающие сережки с изумрудами в ушах той же проститутки:
- Ой, а эти замечательные сережки у тебя от куда?
- Это тоже одна ночь любви!-- отвечает проститутка.
Выйдя из поезда, монашка возвращается в монастырь, заходит к себе в келью и
закрывает за собой дверь. Около полуночи раздается стук в дверь:
- Кто там? -- спрашивает монашка.
- Это отец Онуфрий!
- Отец Онуфрий, иди мимо, я больше не отдамся за карамельки и барбариски!
...
   Тишина за кулисами, и софиты погашены,
     В темной комнатке маленькой тускло тлеет свеча,
     Отражаясь афишами, будто славой вчерашнею,
     Свет поймает нечаянно силуэт скрипача,
     В мутном зеркале времени, дни висят паутинкою,
     Здесь как будто нечаянно ночь нашла свой приют,
     Осень краски пастельные размывает дождинками,
     Все как прежде отчаянный, лишь глаза выдают.
       
     Эх ты жизнь - тревожный сон, под шелест нот,
     Закружилась песней, птицей над Землей,
     Пусть метель снегами душу занесет,
     Лишь бы дрогнула струна души другой.
       
     Грим смывается радугой, а под ним черно-белая
     Акварель одиночества глаз усталых и рук,
     Сам себе назагадывал, и что сказано - сделано,
     Но покинуть так хочется заколдованный круг.
       
     Эх ты жизнь - тревожный сон, под шелест нот,
     Закружилась песней, птицей над Землей,
     Пусть метель снегами душу занесет,
     Лишь бы дрогнула струна души другой.
......

В сырой тюрьме, на западе Парижа,
Ещё опасен, но разоружён,
Сидит один московский хакер Миша,
За то, что крупный банк ограбил он.

Насильно стрижен, в полосатой робе,
С мишенью круглой сзади на спине,
Клопов считает в каменной утробе,
Программы пишет мелом на стене.

То вдруг погладит грязный коврик с пола,
То тихо плачет, если видит мышь,
Грозит убить козлов из Интерпола,
Лет через двадцать где-то, правда, Миш?

Пробрался в банк со спутника в Анголе,
Ушёл сетями африканских стран,
Сжёг все дискеты, где держал пароли
И нагло сбросил спутник в океан,

Уже на дно залёг, а не на нары,
Уже почти в тайге укрылся, но...
Они его поймали на Канарах,
Когда сорил деньгами в казино.

Его пытали зверски, как в гестапо,
И на глазах разбили Celeron,
А он всё вынес, съел четыре кляпа,
И предлагал буржуям миллион,

Его по морде били, как скотину,
А он, святой, возьми им да скажи:
"Hо пасаран! Hесите гильотину!"
Hо принесли ему детектор лжи,

И лишь тогда поверили шпионы,
Промыв его бесценные мозги,
Что он украл семнадцать миллионов,
Чтоб заплатить провайдеру долги.

И вот он, бит, с распухшей головою,
Лежит в углу, свернувшись калачом,
Когда придут охранники с едою,
Hи ест, ни пьёт, ни просит ни о чём.

Молчит на все тюремные запросы,
Совсем завис - ни мёртвый, ни живой,
Hо поднесут к нему дискету с DOS'ом,
И он на запах дёрнет головой,

Застонет: "Пива, пива дайте, гады!"
И поползёт к открывшейся двери,
За что жандармы бьют его прикладом:
"Мишель-то наш живой ещё, смотри!"

Уйдут они, бездумно повторяя
Hаш русский мат, что слышится в тиши,
Hа всю тюрьму пространно рассуждая
О красоте загадочной души...

Hо лишь шаги их стихнут в коридоре,
Он вдруг с земли подскочит, жив-здоров,
Бежит к двери, забыв про боль и хвори,
Забыв про все советы докторов,

Чуть подождав, покуда злость остынет,
К двери холодной ухом припадёт,
Тяжёлый камень в стенке отодвинет:
За ним давно прокопан тайный ход!

Откуда знать в Париже Интерполу,
Что без e-mail'а Мишке не впервой -
Ещё весной донёс почтовый голубь
В двоичном коде весточку домой,

Уже отвёртку сделал он из вилки,
Уже ломает друг тюремный сайт,
Уже нашёл он в маминой посылке
Буханку с Intel Pentium Inside.

И заключённых больше не тревожит
Глубокой ночью странный ровный стук:
Пускай не спал три месяца, но всё же
Собрал в неволе новый ноутбук.

И с замираньем сердца снова вышел
В такой родной до боли Интернет,
Где через час, обычным кликом мыши
Сумел скосить свой срок на десять лет,

Прислал письмо: "Встречайте, мама. Еду",
Дал выходной охране до зимы,
Пустил метро до камеры соседа
И продал дом начальника тюрьмы,

Сумел создать подпольную ячейку,
Послал сто грамм друзьям на Колыме,
Стал чемпионом Франции по Quake'у -
Забылся зэк, что он сидит в тюрьме,

Летает он, как свежий вольный ветер -
Доступно всё, о чём не мог мечтать,
Он побывал повсюду на планете,
И никуда не хочет убегать.

Уж не грустит по Родине, по маме.
Вот только что-то изменилось в нём:
Он слишком странно смотрит вечерами
В экран с цветным решётчатым окном...(Леонид Коновалов)
.....
17.03.2004 / СТИШКИ - ОСНОВНОЙ ВЫПУСК

"ПОСВЯЩЕНИЕ ЖЕНЩИНЕ"

(с)Леонид Коновалов

Я подарю Вам все цветы вселенной,
Я уведу Вас в тот чудесный сад,
Где будут петь волшебные сирены
Среди магнолий, лилий и цикад.

Лаская слух возвышенным сонетом,
Мы отдохнем в тени ветвистых ив,
На век простившись с глупым Интернетом,
Забыв друзей, компьютеры забыв.

В стране любви, в краю весны и мая,
В земле, свободной от обид и ссор,
Мы рассмеемся вместе, вспоминая,
Как потеряли в "окнах" Ваш курсор,

Не надо слов, забудем, право дело,
Под шум листвы и крики птичьих стай,
Как в первый раз своей рукой несмелой
Вы выводили: "Windows Must Die..."

Мы будем вместе в радости и горе,
Я все стерплю, поверьте, все снесу:
Следы чернил на чистом мониторе,
Следы помады на моем носу,

Мы пробежимся босиком по лужам,
И не узнают листья и роса,
Как Вы, забыв, что мне компьютер нужен,
Скринсэйверы меняли три часа,

Забудем джойстик, звуковую карту,
Не вспомним, нет, вкусив запретный плод,
Как вместо платья на восьмое марта
Я подарил Вам новый дисковод.

Как восхищался я своей любимой,
От счастья плакал, был безмерно рад,
Узнав, что Вы (уму непостижимо!)
Сумели сдуру написать: format:

И в том краю, несбыточно-далеком,
Неужто снова вспомню Вашу мать?
Но если вдруг Вам станет одиноко,
Возьмем и маму, как ее не взять?

Вы отдохнете в шорохе прибоя,
Вдали от Ваших шляпок, шубок, кофт,
Простив меня, за то, что с перепоя
Вас называл случайно Ларой Крофт...

Любовь, увы, разбилась почему-то,
Когда Вы, объявив меня врагом,
Мой ничего не понявший компьютер
Разбили неисправным утюгом.

Я подарю Вам все цветы вселенной,
Я отведу Вас в тот чудесный сад,
Что б Вы вкусили горький плод измены
И не смогли найти пути назад,

Останьтесь там, помимо Вашей воли,
Меня уже не тронут реки слез...
Я сверхсекретным кодом и паролем
Закрою вход, нажав на кнопку "Close",

И закружусь с молоденькой программой,
Что бы вдали от праздной суеты,
Там, со своею психопаткой-мамой,
С тоски зеленой удавилась ты!
 Леонид Коновалов
...
Ода о Вожде.
 
Я не помню Ленина живьём,
я его застал уже холодным.
Говорят, был дерзким пацаном,
поимел державу принародно.

Отнял у богатых кошельки,
и подвёл под новые понятья...
Значит, все отныне - босяки...
Вот такая, значит, демократия...

Маленький, картавый, без волос
без конца по тюрьмам ошивался...
Видно там не сладко-то жилось,
говорят, чернильницей питался...

Десять лет торчал на Колыме,
партизанил в питерских болотах...
А потом метнулся по зиме
за бугром подтягивать босоту...

Женщин он к себе не допускал,
всё боялся, что менты банкуют.
Он, конечно, жутко тосковал,
Съест чернила, и сидит, тоскует...

Hо однажды в питерских Крестах
Ленин встретил каторжанку Hадю...
Тоже вся на шифре, в кандалах...
Вот и поженилися, не глядя...

Он Hадюхе спуску не давал,
так сказать, держал всегда на стрёме,
сам удачно банки обувал,
Hадя знала фарт на ипподроме...

В общем, жили воровской семьёй,
вечерами резались в картишки...
Только вот о жизни половой
Вова беспокоился не слишком...

Как он мог Hадюхе рассказать,
как в далёком Магаданском крае
при морозе минус сорок пять
он по снегу полз от вертухаев...

Как, отняв ладони от лица,
плакали навзрыд оленеводы...
Hет у революции конца...
"Отдала, однако, за свободу..."

От судьбы приняв такой удел
Вова стал чудить и куролесить...
Прокатился дикий беспредел
По российским городам и весям...

Расстреляли тысячи людей,
У живых отняли пропитанье...
Вона, как бывает у вождей,
Если он не вождь в интимном плане...

А теперь он вон, в гробу лежит...
Может, помер, может, притворился...
Он, ведь, гад, живее всех живых:
вона, как в гробу-то сохранился...

Может быть, гореть ему в аду,
но пока для всех, на всякий случай,
пусть он будет лучше на виду:
вдруг ещё чего-нить отчубучит:

Трофимов Сергей (Трофим)