Бюст и граммофон

В Томске захолустном               
на углу Солдатской               
школы бальных танцев               
и в помине нет,               
но в любви искусной               
и не хуже датской               
дамы в обниманцах               
ведали секрет.   
               
Честному еврею               
с чистым изумрудом               
из стекла бутылки               
в 47 карат               
Мориц Пелагея               
очень пышным чудом, –               
бюстом, как дразнилкой, –               
сделала плакат.

Шаг да шаг – к прелести движенье.               
Чмок да чмок – губ соединенье.               
Мур да мур тоже неспроста,               
а потом – ох, и тра-та-та!

Кто не знает Борю? –               
Борю Шнеерзона:               
он на Заистоке               
первый саксофон.               
Не подвержен горю               
и от граммофона               
в номерах у Крона               
держит свой фасон.

Мориц налетела,               
Бореньку алкала:               
в танце к Шнеерзону               
прижимался бюст.               
В Боре закипела               
сила сексуала,               
а из граммофона               
лился сладкий блюз.

Шаг да шаг – к прелести движенье.               
Чмок да чмок – губ соединенье.               
Мур да мур тоже неспроста,               
а потом – ох, и тра-та-та!

Мориц быстро скрылась               
где-то на Обрубе,               
хитрая кокетка               
счастье унесла.               
Сердце истомилось –               
бюст не будет в клубе:               
пышная брюнетка               
с разума свела. 
               
Плакали концерты,               
лопались аншлаги,               
нервы рвать не будет               
первый саксофон,               
пухлые конверты               
мимо бедолаги, –               
Боря не забудет               
бюст и граммофон.               
***