Моя библиотека-передвижка

В эти годы мы безумно любили читать книги. Охотились за самыми интересными, дожидались своей очереди и проглатывали в считанные дни. Читались поначалу все сказки, начиная с русских народных, кончая турецкими и латиноамериканскими. Потом фантастика и приключенческая литература. Были свои хиты, скажем, «Карабарчик», «Кортик», «Белеет парус одинокий», «Тимур и его команда». Пользовались популярностью «Анекдоты Ходжи Насреддина», «Четвертый позвонок», «Три мушкетера», «Дети капитана Гранта» и другие известные произведения. Читать приходилось и по ночам, прячась под одеяло с фонариком. Но если книга была с юмором (рассказы Чехова, О*Генри), то я не мог сдерживать смех и меня разоблачали. В клубе была богатейшая библиотека. В одно время клуб уменьшили наполовину, а огромное количество книг из-за нехватки площади стали списывать. В город книги не повезли, а распорядились вполне по-советски: сжечь. Нет бы, раздать людям! Не полагалось. Все у нас народное, но единолично отдать кому-то считалось непозволительной роскошью. Так случалось и со списанным спортивным инвентарем: все еще вполне пригодно для использования, но комиссия от профсоюзной организации неумолимо рубит топором костюмы, лыжи, волейбольные мячи и т.д. И все же, я в тот год по приезду в Тыелгу (был конец шестидесятых годов), с удивлением увидел одну из комнат, наполовину заваленную книгами, которые заведующая клубом отдала техничке на растопку печей. Там были мои любимые с детства тома Брэма, словари Брокгауза и Ефрона, многотомные издания Пушкина, Чехова, Толстого, Тургенева. Огромное количество книг зарубежных писателей. По душевной доброте завклуба я изрядно пополнил свою библиотеку драгоценными изданиями. Позднее я возил с собой по стране огромный рюкзак книг, – это была моя библиотека-передвижка. Она выручала меня в тех краях, где я не имел возможности посещать местные библиотеки. Это было во время двухгодичного путешествия по Северу.
Когда в работе возникала передышка,
Мне тут же в руки попадала книжка...
Так я всегда радовался жутким морозам ниже пятидесяти градусов. Тогда рабочие дни актировали и мы, геологи, оставались в своих теплушках, топили печку-буржуйку, лежали на деревянных топчанах и читали книги. Моя библиотека служила не мне одному, но и моим товарищам. Ещё я имел возможность читать, когда меня направляли дежурить на аммональный склад. Я также сидел в теплом балке-передвижной домик на санных полозьях, топил печь и следил за тем, чтобы не украли взрывчатку. Но взрывчатку красть никто и не думал, а мне выпадала лафа, то есть возможность читать и писать стихи. А ещё я читал по пути к месту взрывных работ, когда в низовьях реки Печоры мы прокладывали маршруты по островам в огромном устье с множеством проток.


ЗАПОЛЯРЬЕ

Так вот оно какое Заполярье!
Здесь на полгода вспыхивает день...
Здесь вдоль Печоры ивовый плетень,
А тундра схожа с чайными полями.
Оттаяла земля на пол-лопаты,
А глянь — цветут морошка, дикий лук,
Забрёл и щавель за Полярный круг,
И березняк топорщится горбато.
Но я цветов красивых здесь не рву.
И, уходя из тундровых селений,
Я удивляюсь:
чем живут олени?
И радуюсь тому, чем сам живу.

Ходили мы по рукавам и протокам Печоры на специальных баржах, на которые въезжали наши вездеходы по носовом трапу, который опускался на кромку берега. Потом этот трап с помощью мощной гидравлики затягивался назад и превращался в носовой борт баржи и мы брали курс от нашей стоянки в виде палаточного городка к очередному запланированному острову. А по пути было время почитать и даже обрисовать свои впечатления:

* * *

Слежу за дальней, синею каймою,
благодарю в душе свою судьбу,
и называю
Лебединым морем
Спокойную Печорскую губу.
Там, где суда
в Печору просят входа,
где от приливов поднялась вода,
на берег вышли наши вездеходы
и развернулись,
мох содрав со льда.
Не хлынет нефть,
разбуженная взрывом.
Но содрогнулся
вековечный лёд.
И с грустью я гляжу, как над заливом
лебяжьи стаи
двинулись в полёт.



На другой реке, где мы плыли на моторной лодке с мотористом иногда по двадцать километров вниз по реке, а вечером обратно, я имел возможность прильнуть глазами к полюбившемуся классическому роману. Сходя с поезда или вертолета, с теплохода или гидросамолета в разных северных городах: будь это Ухта или Печора, Инта или Нарьян-Мар, Княжпогост или Сыктывкар, я обязательно находил книжный магазин, чтобы обновить свою библиотеку-передвижку. А также я находил редакцию местной или республиканской газеты, где оставлял свои стихи, написанные на коленках, на рюкзаке или на чемодане в простой школьной тетрадке. Потом мне в партию приходили письма с вложенными вырезками из газет и сопроводительными текстами писем от благодарного редактора отдела, у которого я оставлял свои, наполненные романтикой, стихи.

ПРИДУ

Стучат костяшки по столу,
и слышен смех и полушутки.
В полуоблезлом полушубке
полулежу себе в углу
на полувымытом полу.
И я гляжу сквозь полумрак
в полунатопленный барак,
и полоса за полосой:
то полуявь, то полусон.
Напоминали дерева
полуостывшие слова,
полузабытые черты...
И понимал я - это ты!
О, как привел меня в восторг
полуисписанный листок!
Я к полустанку уходил,
но в полумгле я угодил
в овраг,
и лыжи поломал...
Нашла меня, свершая долг,
полусобака, полуволк.
И вот полулежу в углу
на полувымытом полу.
И я опять в полубреду
шепчу:
приду к тебе, приду,
чтоб встретить полдень голубой,
чтоб мир
наполнился тобой.

18 мая 2016 г