Письма Матиссу

Осенью я опять писал Матиссу.
О чём можно писать ему?
Да просто поболтать.
Я ему писал,
что снова стал любить тишину,
что перестал влюбляться,
а стал вспоминать
всех своих прошлых женщин.
Перестал писать
и перечитываю старые стихи по ночам.
Я не замечаю осень,
мне не нужна весна…
Так я писал Матиссу.

Я долго ждал от него ответа,
я надеялся,
что уж он то поймёт меня.
Матисс не отвечал.

И вот
в один из зимних дней
я пошел в парк,
чтобы отдышаться
от бесконечного бега в себя.
На краю парка
я увидел старые качели.
Ржавые,
скрипящие,
с потертыми досками сидений.
Самое интересное,
что такими я помню их с детства.

На одном сиденье
горбился седой старик,
второе тихо поскрипывало,
качаясь на ветру.

Уик-уик-уик…
Бесконечный звук
старых качелей из детства.

Я сел на промерзшие доски
рядом со стариком.
От него неприятно пахло,
а вид был неопрятен.
Это был обычный бомж.

Мы разговорились.
Я спросил,
что привело его в это состояние.
Он ответил,
что виной всему невозможности.
Ведь мир состоит
 из одних невозможностей.
С ними невозможно бороться,
но с ними
и невозможно мириться.
Однажды это привело в тупик.

Я усомнился в его словах
и махнул рукой.
Старика это зацепило:
«Вы не верите?
Вот моя история.

Я просыпаюсь утром
и понимаю, что мне рано к Богу.
И за вином рано,
ведь сейчас отпускают после 10.00.
Я снова уснул,
а когда проснулся,
то увидел,
что уже и к Богу не с руки,
и за вином поздно.
Я понял, что дома можно всё проспать,
но дома невозможно не спать.
Я нервничал
и по ночам страдал от бессонницы,
но под утро засыпал.
Когда просыпался,
понимал,
что опять куда-нибудь опоздал.
И тогда я ушел»

«И всё?» - спросил я.
«Да нет, ещё не все, - задумчиво сказал он,- 
в доме остались мои сны.

Так бывает.
Смотришь на дом
и думаешь,
что он жилой.
Вроде светится что-то
в его окнах.
А нет!
Все давно съехали,
да только сны забыли.
Вот дом и не развалился до сих пор.
Невозможно не видеть снов,
но и невозможно
все их носить с собой.»

Возникла пауза.
Я оттолкнулся ногами и качнул качели:
Уик-уик-уик…

Я понял,
что мне нравится этот бомж:
что-то неуловимо близкое было в нём,
что-то располагающее.
И я решил посетовать на своё горе.
Старик выслушал меня,
задумался  и ответил,
что уже встречался с такими проблемами.
И это тоже из области невозможностей.
 
«В чём невозможность?! –вспылил я , -
Ведь Матиссу так просто написать пару строк».
«Всё дело в том, - ответил бомж, -
что  мёртвые
не отвечают мертвым».

Я замер с открытым ртом.

Бомж встал.

Качели, освободившись от груза,
радостно скрипнули:
Уик-уик-уик…

Бомж,
прихрамывая,
пошел,
ворча, о том,
что он ведь мог
не оставлять
хотя бы свои сны про Матисса .
И теперь, наверняка,
они смотрятся не по тем дням недели.
А ещё,
надо было забрать свой сон
про качели в парке
и про их удивительный скрип.

Я пришёл в себя,
вскочил и подбежал к бомжу.
Схватив его за рукав,
я почти прокричал:
«Так кто же ты?»
А он
не поворачивая головы,
как будто меня
уже и не было рядом,
продолжал ворчать:
«И это совсем невозможно,
совсем невозможно
не узнать свою душу
Ведь такое случается
не каждый день.
Как это можно?
Как?
Уик-уик-уик…».