Мерцание

«За гранью, перекрытой болью,
Из череды волшебных грез,
И чувств, пропитанных Любовью,
Рождается Мерцанье звезд…»
                Ольге Павловне.
      
               I
Прости, причины в жизни нет,
С нее без этого довольно,
Она не даст тебе ответ,
Не даст понять, как это больно… .
Боль отступить уже не сможет,
Нет власти времени над ней,
Она тихонько душу гложет,
Чем дольше, тем еще сильней.
И вот уже лихие годы,
Виски отлили серебром,
А счастье всей моей свободы,
Лишь старый, опустевший дом.
У жизненной черты, за краем,
В благословенной тишине,
Казавшейся почти что раем,
В безумном, бесконечном сне.
А ночи… Здесь такие ночи…
И звезд сияющая гладь,
Что, кажется, когда захочешь,
Руками можно собирать.
Но это, все река Забвенья,
И в ней от боли не спастись,
Приняв ее за вдохновенье,
Будь проклята такая жизнь.

               II

Осенний вечер за окном,
Закат искрился догорая,
А я все думал об одном,
Здесь, без нее, я погибаю.
Тут со двора прокаркал Ворон,
Мой друг, предвестник новостей
«- Поэт, пусть дом твой будет полон,
Ночь принесет тебе гостей.
Готовься, сумрак на подходе,
Но прежде чем я улечу,
Зажги на старом канделябре,
Большую, черную свечу.
Да, и еще тебе совет,
Кто над судьбою Властелин,
Даст на любой вопрос ответ,
Запомни, только на один…».
Я из стола достал огарок,
Залитых в воск душевных ран,
Далекой юности подарок,
От проезжающих цыган.
Гадалка старая сказала,
«- Твоя судьба – огонь свечи,
И если сердца будет мало,
Ищи спасения в ночи».
Как странно все тогда звучало,
Я в предсказания не верил,
И начиная жизнь с начала,
Совсем другим охватом мерил.
И только блики озарили,
Кидая свой неяркий свет,
Как сразу в памяти поплыли,
События далеких лет… .

               III

Любви томления желанны,
Когда не гложет боль разлук,
Но если на душе есть раны,
То нет лекарств от этих мук.
От нежности и созерцанья,
Очей небесной синевы,
От теплых губ и от дыханья,
Во сне, у самой головы.
И утром тихий, томный голос,
Будя прошепчет «- Милый мой»,
И этот мягкий, длинный волос,
Приятно пахнущий травой.
Она была ли, я не знаю,
Быть может образом из сна,
С тех самых пор себя терзаю,
Как забрала ее Весна.
Укутав первым, теплым ветром,
Смешала с зеленью лесов,
И следом за лучистым светом,
Умчала по тропе цветов.
За нею вслед умчалась Вечность,
Я так и не нашел ее,
И дней пустая скоротечность,
Лишала смысла бытие.
Лишь часть ее в моих стихах,
Дышала творчеством моим,
И только ночь в коротких снах,
Принадлежала нам двоим.

               IV

Свеча погасла, погружая,
Мир комнаты моей во мрак,
Я вздрогнул, мысли отпуская,
Похоже, что то здесь не так.
В груди давило и уныло,
С окна накатывался вечер,
«- Раздумий тягостных кадило,
Чего тебе от этой встречи?».
Безмолвен воск, какая жалость,
Он знает больше, чем молчит,
И что молчанье это тягость,
И боль, что плавит и горит.
Я подошел к окну, там тихо,
Как будто замер мир вокруг,
Безмолвьем, пробуждая лихо,
И начало меняться вдруг.
Пришло незримое волненье,
В осенний, обнаженный лес,
Зашевелилися деревья,
Взывая к милости небес.
А там, заволокло, смешало,
Обрывки грязных, рваных туч,
Но ветру все казалось мало,
И вновь на лес срываясь с кручь.
Шатал, раскачивал с корнями,
Бедняги гнули бодыли,
Стараясь голыми ветвями,
Коснутся Матушки-Земли.
Она кипела, возмущаясь,
Листвой и жухлою травой,
И беспокойно шевелилась,
Похожа на ковер живой.
А по нему огромной, черной,
Волной накатывалась тьма,
И в свисте ветра, обреченно,
Живая слышилась мольба.
Тут ночь лавиной беспощадной,
Как гром обрушилась с небес,
Исчез в пучине непроглядной,
Терзаемый стихией лес.
И вновь накрыло тишиною,
Тьма расступилась, а над ней,
Над лесом, прямо надо мною,
Зажглося множество огней.
Как будто млечный путь разлился,
И словно в отблесках свечи,
Переливался и светился,
Играя искрами в ночи.
Такого дивного явленья,
Не приходилось видеть мне,
Не за порывом вдохновенья,
И не тем более во сне.
Я сел за стол, вздохнул протяжно,
Такое чудное кино,
Но мне давно уже не важно,
Светло вокруг или темно.

               V

«- Мне жаль, но равнодушье сушит,
Оно пустому сердцу всласть,
Тому, кто вдохновенью служит,
Нужна пылающая страсть».
Я этот голос слышал раньше,
Он называл себя десница,
О сколько в нем таилось фальши,
Судья, безжалостный убийца.
Свеча зажглась сама собою,
Опять разлив неяркий свет,
В плетеном кресле предо мною,
Сидел невзрачный силуэт.
Как странно было видеть это,
Неразличимое виденье,
Фантазию от бликов света,
Тень или просто приведенье.
Но сколько было в этом власти,
Великой, черной пустоты.
Гость или правильнее, гости,
У края жизненной черты.

               VI

«- Я знал, я чувствовал, придешь,
Пытливой совести зарок,
Жестокий, ненасытный нож,
Чем ты кровавый пренебрег?
К чему тебе мои грехи?
Мои терзания и боль?
Как не были б дела плохи,
Вся эта жизнь, всего лишь роль.
Живешь, и чьей-то волей дышишь,
Как чей-то рукописный труд,
Я слышал, тоже судьбы пишешь,
И вижу, Вороны не врут.
Но мне насилье не присуще,
Я преклоняюся любви,
Живой, великой, всемогущей,
И не топлю свой мир в крови».
И лишь подобие улыбки,
Скользнуло на размытом лике,
Иль снова световые блики,
О тени, как вы многолики.
Ну да, конечно, Вечный Гений,
Небытия и мир теней,
От части, часть его творений,
Не рождено до наших дней.
В ком возродится новым злаком?
Кто скажет первые слова?
Увенчанный особым знаком,
А там, народная молва.
Подхватит «- Вот он Пушкин новый»,
И вновь погубит за любовь,
Виток безумия готовый,
И холод снега жаждет кровь.
Увы, величие рабов,
Своей судьбы, великой славы,
Ценою собственных голов,
О, эти времена, о нравы.
Я улыбнулся этой мысли,
У всех великих мир таков,
Мне даже жаль (в каком то смысле),
Самозабвенных чудаков.
С чего же мне такая милость,
И пристальность холодных глаз,
Что тенью мрачною явилось,
В столь поздний для визита час?

               VII

Он сделал легкий жест рукою,
Сухой, похожею на трость,
И тут же за его спиною,
Еще один явился гость.
«- Поэт, я тень души заблудшей,
Поверь, не нужно жечь мосты,
Судить о том, кто самый лучший,
Не можете не он, не ты.
Есть то, что вас объединяет,
Вы оба жаждете творенья,
И вас обоих окрыляет,
Одно и то же вдохновенье.
Тьма или Свет, в который раз,
Пусть ваши споры разрешают,
Любители крылатых фраз,
Те, кто талант ваш почитают.
Смерть лишь физическая боль,
Момент и вечности ворота,
Души отыгранная роль,
Хотя, ты знаешь? Жить охота.
Но в этот миг, кто виноват,
Что жизнь как надо не сложилась?
А там куда, рай или ад?
Душа уже распорядилась.
Еще при жизни выбирая,
Бессмертной повести маршрут,
Грехи, что камни собирая,
Надеяся на Божий суд.
Мол, там простят, и часть отмерят,
Но вот, что я тебе скажу,
Слезам там точно не поверят,
Я это по себе сужу.
Я не скажу, что смерть жестока,
Чего не скажешь о Любви,
Души, опасного порока,
Здесь в рифму лучше – на крови.
Она как бездна поглощает,
И нету для нее преград,
Накапливая, насыщает,
В сердца, смертельный, сильный яд.
И душу жгёт огнем страданий,
И даже может погубить,
Пожалуй, что из всех желаний,
Опаснее всего Любить.
Но Боже, нет ее прекрасней,
Да ты и сам писал об этом,
И если б ты не стал несчастней,
То и не стал бы ты поэтом.
Ибо в страданьях и разлуках,
Рождается крылатый стих,
Он выше, сладостнее в муках,
А что тебе писать без них?
Чем вдохновлять сердца влюбленных?
Чем прославлять Любви полет?
- Дыханьем сердца, обожженным,
Прислушайся, оно не врет.
Ты заплатил большую цену,
И потерял свою Любовь,
Готов ли ты простить измену?
Готов, Любовь увидеть вновь?

               VII

Она явилась, как пропала,
Так неожиданно легко,
Как будто и не уходила,
Куда-то очень далеко.
Отвесив книксен аккуратно,
Та, что любимою была,
В вечернем платье, элегантна,
И за спиною два крыла.
Меня окутало волненье,
И я из-за стола поднялся,
Мой ангел, милое виденье,
Мой мир на части разрывался.
Как близко, та, что так близка,
И плеч изящные обводы,
Но как же холодна рука,
И глаз синеющие своды.
В них больше не было сиянья,
Кто ты теперь Любовь моя?
Какие же еще страданья,
Судьба готовит для меня?
За что же так немилосердна?
Чем заслужил я муки эти?
Душа, как жаль, что ты бессмертна,
Как больно жить на этом свете.
Сидящий в кресле усмехнулся,
И стал прозрачным потолок,
Над головою развернулся,
Из звезд, сияющий поток.
«- Ты видишь только звезд сиянье,
И тьму окутавшую их,
Но это сила созиданья,
Сердец воистину живых.
А тьма, всего лишь суета,
Так нам привычного безумства,
Есть в этом тайна естества,
И есть пылающие чувства.
Смотри, как трепетно мерцают,
Как за собою в след влекут,
Поверь мне, эти души знают,
Ради чего они живут.
А ты? Твоя Любовь лишь крик,
Сквозь тьму, в пустую бесконечность,
С тобой она была лишь миг,
А без тебя, почти что вечность.
Во тьме, призвание ее,
Рождать великие светила,
И за мерцание твое,
Она собою заплатила.
Так зри теперь свое творенье,
От плоти плоть, от крови кровь,
Ты сам убил свою Любовь,
И променял на вдохновенье».

               IX

Она смотрела мне в глаза,
Со взором, полным отчужденья,
А по щеке текла слеза,
От боли и от униженья.
(разложив крылья за спиною
Лицо, ладонями укрыв),
«- Как можно было так со мною?
Сгубить, едва ли полюбив.
Как это на людей похоже,
Любви всего себя отдать,
Ночами, разделяя ложе,
И так безжалостно предать».
(и опустившись на колени)
«- Прости мой ласковый Тиран,
Перед тобой мое смиренье,
Прости, я все тебе отдам.
Убей, коль я тебе обуза,
И вдохновенья больше нет,
Я для тебя всего лишь Муза,
А ты Великий, ты Поэт».
Во мне как будто все взорвалось,
Будь проклят ненасытный дар!
И мысль в голову ворвалась,
Как оглушительный удар.
Я подошел к огню свечи,
Своей пылающей Судьбе,
«- Мое мерцание в ночи,
Вот, что таилося в тебе».
Так значит весь полночный бред,
Лишь отражение мерцанья,
И это для меня ответ,
На всё, за все мои страданья.
И тут же по глазам хлестнула,
Слепая, яростная ночь,
Обволокла и зашвырнула,
Безжалостно,
Небрежно,
Прочь… .

          Эпилог. Тень.

Свеча судьбы, всего лишь свет,
Нет восхитительней союза,
Чем темпераментный Поэт,
И обольстительная Муза.
Еще немного и светило,
Разгонит сумрачную тень,
Она забудет всё, что было,
И заново откроет день.
А он научится страдать,
Пророческим виденьем снов,
Лишь для того что б написать,
Пронзая болью смысл слов.
Как он обрел в огне свечи,
Свое незримое желанье,
И как сиятельно в ночи,
Его Любви, его Мерцанье.