Максиму

Максим и близок так же, как далек:
не горечь — сожаление, упрек?
Из толщи лет, веков, прошедших жизней
полунамеком, полувздохом зиждет?
Так свет встающий цедит молоко,
из вымени недремлющего свода,
в рубахе домотканой, босиком,
зевая и крестясь,потом — восходит.

Максим во мне похоже, но не так —
вот отголоском бродит где-то там —
глубоко — повторяется беззвучно...
Вот, в звуках возродясь, ногами сучит,
как в духе новый, чистый человек,
всходящий на поверку с сожаленьем
о горьких, дольных, близких — обо всех,
месивших ту же грязь во искупленье.

Я помню памяти /своей ли, нет?/
упреки, обжигавший стопы снег,
упавший раньше времени, невольно
необходимостью отвлечь от боли,
неясных сожалений и тоски,
сжимающей пещерный вход предсердья
в тяжелые, железные тиски
внезапной мыслью: жизнь — движенье к смерти.

Максим, я помню все и не могу
припомнить — расплываются, бегут
сюжеты многоцветьем прошлых жизней,
картинки распадаются, подвижны.
Вот догоняю, вот зову: Максим —
и разворачиваю — лица, лица:
одно плывет, сменяется другим...
Твоим? Не знаю, жду, что прояснится.