37 месяцев

Мои воспоминания – это не нити. Даже не катушка нитей, а нечто запутанное, что невозможно разобрать и сопоставить с реальностью. Нельзя сказать, что было на самом деле, а что мой изощренный ум выбрал, чтобы считать явью.
Поэтому доподлинно не понятно: правда моя история или вымысел. Я и сама не знаю это, мне хочется просто говорить и говорить, поведать об этом, чтобы кто-нибудь, может, разобрался в мыслях, наматывающихся на мою голову…
Когда я первый раз увидела ее дочь – не помню. Все похоже на какой-то сон, будто я очнулась, помня лишь моменты рядом с ней, и не могу вспомнить, что же происходило ранее. В тот день мы мило беседовали рядом с ее домом, кстати, очень странным домом.
Сказать, что я никогда не видела ничего подобного – очень банально. Этот дом – нечто невероятное, оставляющее отпечаток, впечатление. Все же, не описав его, я бы очень обеднила свой рассказ, ведь представление, данное мною, может, останется воспоминаниями, и мысли будут наматываться и наматываться, пока, наконец, не превратятся в цепь, связывающую все воедино.
Местоположение дома всегда нравилось мне. Он стоял, окруженный болотом. Да, выйдя из дому, можно было сесть на пень и опустить в воду ноги и сидеть так целую вечность, слушая пение воды, ее эмоции, мысли; спрашивать мнения о погоде у ласточек, живших в крыше, у бабочек-капустниц, пока они не улетели с носа, у стрекоз, которые… впрочем, стрекозы никогда не нравились мне, и они, верное, это чувствовали.
Сам дом был деревянный, двухэтажный, на вид очень хлипкий и ужасный, словно сколоченный наскоро, но по натуре очень крепкий и уютный. Внутри я не была никогда, так что впечатление о внутреннем убранстве у меня такое же, как у всех нас. Но сама энергия дома всегда давала мне вдохновение, рядом с людьми, жившими в нем, мне хотелось действовать, делать, творить, желать.
И в момент нашего разговора с дочерью М. я говорила что-то очень скучное, как, в принципе, и всегда. Однако лицо маленькой девочки так вникало всем моим звукам, что я никак не хотела молчать. Глаза, губы - все вторило и откликалось мне. Сами люди – М. и ее маленькая девочка – были, безусловно, самыми чудесными в моей жизни. Почему? Не могу ответить точно. Никому.
Так проходили дни мои с осени по август в течение 37 месяцев. 37 месяцев ушли. 37 месяцев.
И вот я уже стою в черном одеянии у другого дома, в котором поселилась М. По счастливой иронии я больше не хочу поселиться с ней, потому что ее дом теперь хладен и покоен. Я помню все, что рассказывала мне милая М., когда еще ее глаза могли плакать.
Знакомство с Ним было для нее событием вселенским. Она плакала каждый день от счастья, она стонала от страданий и душила меня в объятиях. Каждый день ее был пронизан столькими муками, что я бы лучше посадила ее за решетку, чем давать волю ее истязанием. Любовь никогда не бывает счастливой, все счастье – лишь вторичное. Любовь заключается в самобичевании, в терпении, если этого нет, то это и не любовь вовсе, а так, флюиды.
Их жизнь не была похожа на любовь. Он просто приходил к ней и сидел на подоконнике, смотря, что делает она. Ни слов, ни взаимных движений я никогда не видела. Да их и не было, ведь за год их знакомства он приехал всего 5 раз.
В тот день был сильный дождь, он уехал рано (он умел предчувствовать погоду), так что я осталась с М. одна. Она накинулась на меня, как только дверь за ним простонала, накинулась и начала целовать мои руки. Я не убирала руки и не отталкивала ее, ведь для нее это было счастье. Вдруг она вскочила и посмотрела в окно – там разыгралась настоящая буря: дождь, дождь, дождь, столько дождя, будто весь мир хотел, чтобы это место захлебнулось. Она схватила куртку и побежала на улицу.
Я испугалась. Я смотрела сквозь стекло, сидя на том самом подоконнике, как ее уносит мотоцикл, как ее губы открываются, чтобы вдохнуть воздуха. Я теперь только понимала, почему он все время здесь сидел. Место наблюдателя – самое ценное. Нельзя узнать человека по тому, что он говорит, нужно искать методу иного
плана. Наблюдение – выход. Мимика выдает фантазии и грезы, чувства, энергию, действия и поступки открывают душу.
Не знаю, как все было, но ее нашли рядом с ним, застрявшими в деревьях.
Они держались за руки.
Только через года я поняла, что она увидела в тот день и почему так бросилась.
Он ждал ее, он звал ее проститься.
Многое в нашей жизни не имеет смысла, так же, как и жизнь сама по себе.
Изучив саму личность Его я узнала, что он был женат, у него было состояние в несколько тысяч ****, слитки золота в банке. Он не мог остаться с милой М., хотя и безумно ее любил.
Она и сама понимала это, хотя никогда не говорила с ним. Его поступок я не осуждаю, ведь это выбор М. , а не мой.
И теперь, сквозь пелену прошедшего времени я спрашиваю себя:"Где же дочь милой М.?"