Черновикномерраз проза, но тут вообще фантастика

- Что будешь делать?
- Мы ведь идём в бар!..
- Ну и? Что ты там будешь делать?
- Собираюсь зависнуть с какими-нибудь пижонами и заразиться парой интимных инфекций, разумеется! Эх, столько незнакомцев! Это ведь приятно и до ужаса необязательно во всех смыслах, и выбрать можно любого из имеющихся в наличии!
- Я думаю… Может быть, мы с тобой могли бы… Может, сократим эту «охоту» и спланируем совместный досуг?
- Неет, ты чтоо!.. Я не могу смириться с некоторыми вещами…
- С какими? – Я спросил. Знаю, что дела в так называемом «прошлом» и привычке не любить меня, а только задействовать. А, с другой стороны – в искренней нежности, мешающей «использовать» по полной программе. Субординация, привычка дорожить человеком, намерение достичь результатов, цели… Всё это отдаляет от возможности «чувствовать». В смысле, о каком-то представлении о любви и пошлости. М-да, хотелось бы формулировать мысли чётче и быть решительнее и инициативнее. Хотя инициатива – наказуема. Чревата. Но я мечтаю, что не хотел бы это настолько понимать и принимать внутри, хотел бы сопротивляться этому правилу, традиции, направлению мысли.
- Развлекайся! – скоро бросила она у входа, и вильнула хвостом.
Я «заземлился» у барной стойки, спиной к публике. «может быть мы могли бы» - да кто меня вообще учил делать людям предложения, что за тупая у меня риторика! Не прошло и двух минут, как нарисовалась вся из себя искусственная блондинка.
- Один тут? – осведомилась искательница приключений. Я показательно огляделся. Говорят, что эти цыпочки многим нравятся и некоторых возбуждают.
- Не хочешь развлечься?
Да почему бы и нет, я слышал, что они вполне удовлетворительные. И даже не стервозные. И не все заразные. И даже не через одну. И на самом деле зловещие эпидемии «межпланетного герпеса» – сказка экстрималов для отпугивания «ботанов» с территории. И всё-таки, представив, как буду в пьяном угаре облизывать эти сочные ало-алые блестящие и слегка нарезиненные губы и гадать, от чего стошнит раньше, и в каком виде настигнет меня простое пищевое отравление вместо или вместе с подобным неряшливым весельем, я ответил:
- У меня уже есть две жены. Ты будешь третьей. – и я с видом наркомана-садиста подмигнул ей, цинично отхлебнув виски.
- Хам! – и цыпочка сорвалась с высокого стула, как следует тряхнув всеми подвижными прибамбасами на теле. Взъерошилась! Я улыбнулся сам себе. И почему вот такие вот шалавы предпочитают обрести, в среднем или даже очень непрезентабельном иной раз баре, в котором, к тому же, случается, иногда разбавляют даже уже никуда не годное примитивное дешевое пойло, свою любовь и судьбу в лице чисто выбритого, лёгкого на подъём бухгалтера, геолога, романиста-меланхолика, и сами коротают целую жизнь в столь жалких убежищах, от скуки загребая в свои объятия всех подряд, бодро вертятся и вьются за стаканчик и вешаются на заспанных пилотов, толкутся рядом с немытыми альпинистами, и трутся где-то около бестолковых фотографов-порнографов?
Так, мои мысли постепенно путались, а к горлу подступала жалость, разбуженная воображением. Я оглянулся в зал. Он был не огромным, чтобы потеряться насовсем и незаметно улизнуть, и довольно светлым, народу – маловато для такой ночи. А, впрочем, ночи в это время года тёплые, скорее всего, недостающие здесь люди тормознули в парке, в каком-нибудь зелёном месте, на природе. Я видел Кэтти за длинным столиком у окна, в компании трёх панков. Удивительно, как Созидающему органу и Создателям удалось сохранить эту ветвь субкультуры, да и пустить на благо себе, в русло контролируемого «бунта»? Забавно. А я ведь ещё застал фильм «Безумный Макс», я представлял судьбу подобных направлений в кибер-космическом-пост-мире-искусственности именно так.
Развлечься я не хочу.
А чего я хочу?
Я не хочу возвращаться к своему гарему на Братаге, к невесте-стальной женщине развитой блондинке и ко второй, мягкой стройной экологичной брюнетке. Они значат для меня что-то, только когда короткая дистанция (сближение) позволяет им убедить меня в этом. «Наши встречи, наши свидания, наши планы, наши хобби!» - восторженное помутнение. «Запах волос, какао в постель, вьюны на ограде». Я уверен, что на самом деле на Братаге вообще нет запахов. Нет ощущений. Это – фантазийная картинка, вдали от которой я испытываю умеренную страсть абсолютно к другим вещам и нежелание в обязательном порядке нежно вспоминать «дом» и запертый там «семейный очаг». У меня, чёрт его побери, всё время был «деловой подход» к жизненному «портфелю». Только один раз мне было страшно потерять человека. Не дочек и не свою первую жену на Земле. Тогда, в мои последние недели на «планете людей», мозг скорее был забит общими патриотическими иллюзиями, о работе, семье и образе жизни. Узнав, что мне грозит заключение и всеобщее порицание, «любимая и родная» отказалась от своего спутника жизни, спасаясь таким образом сама.
Внутри меня не было противоречий по этому поводу. Я был, конечно, в некоторой степени озабочен своей судьбой, но доверял порядку. После допроса и выяснения всех обстоятельств меня могли и вовсе сжечь на электрическом стуле. Ну, или отравить, допустим.
Кэти всегда смотрела на меня с тоской, она и сегодня попрекает без слов этой самой тоской, попрекает, например то, что у меня осталась фотография моей семьи «из прошлой жизни», моих малышек. Которую она сама мне раздобыла! «Чтобы я оставался человеком», «чтобы не забывал, кем был.» Женская логика напрягает. В ней много моментов с «мышлением чувствами», с какой-то лирикой, поразительным образом соединяющейся в факты.
Как бы там ни было – по итогам моя бывшая «ячейка» общества в том обществе и осталась, а оно, и жизнь каждого в нём, соответственно, меняются и даже исчезают со временем вовсе. Адель совсем не девчушка, Марианна наверняка прожила счастливо с другим и написала свою книжку, которая долгое время пылилась в столе в виде отдельных черновиков, Оливия путешествовала с дипломатическимим миссиями, как и хотела, а может быть, стала и кассиршей в супермаркете, вышла замуж за алкоголика, зато увидела своих внуков… Время на таком расстоянии, в такой удалённости от точки – непедсказуемо несущийся гигант. Я слишком порядочен, послушен, слишком реалист, слишком утилитарен… И у меня нет острого ощущения потери чего-то. Только воспоминания. Которым с трудом могу и оценку-то дать.
Кети… Я стал описывать её мысленно, глядя сквозь стакан с золотистыми разводами внутри.
Она всё время показательно старалась «ни на что не претендовать». Она вообще была у нас в конторе загадочным звеном с загадочной должностью и неопределёнными полномочиями. Она во всём старалась «не претендовать». Я принадлежал даже не супруге или дочерям, или своей организации, я принадлежал себе сам – а это, как видно, всё вместе, всем принадлежать понемногу. Возможно, упуская главное, снизив уровень наблюдательности. Она очень красиво заплакала, стоя где-то за трубой, у свёрнутых чертежей, когда мы отправлялись в Экспедицию N2, и только так могла выразить своё отношение. Я подошел совсем близко, и счёл нужным её обнять. А она не пыталась выплеснуть волну провокационной нежности, и я догадался по-товарищески поцеловать её в лоб. Но обнимал очень тепло. Прижимая к сердцу, как ребёнка, не своего, какого-то космического, фею.
Я не мечтаю о ней, стоя в душе или глядя на тёмный в звёздах купол. Я не знаю, что о ней думать или мечтать.
Она напоминает подростка. Внешне. Повадками – также. Даже, жестокого подростка.   Внутри неё чёрная дыра. Это разогретое до темноты вещество. Не поддающееся просто моим возможностям рассказать. Насколько я не поэт, насколько я умею понять и насколько представляю вообще, что такое «чувства».
Её статусный лоск блюдут, разумеется, девайсы, «наники», но всё равно на ту резиново-пышную пережженую красногубую «рыбку» она совсем не похожа, к счастью.
В ней есть достоинство. Власть, уверенность, наслаждение, фантазия, искренность, истинность, честность. Сияние неопределённого вида. 
Необычная. Даже уникальная. Во всей Вселенной. Но на то - воля судьбы и некоторое присутствие таланта.
Хотите, чтобы мои помыслы и воспоминания вылились в какой-нибудь печатный роман? Мне вдруг стало интересно. Вот так, распылюсь невежественно и несвеже на несколько страниц, на целую пачку, чтобы книгами (о да, архираритеты сохранились и очень даже популярны) было весело топить печку в пустыне, где кругом – не умеющие читать Полюзианцы, чья жизнь – иллюзорна и беззаботна, по их же убеждениям.
Отправлю «творение» на планету в экспериментальную цивилизацию, в новонасаждённое или возобновлённое общество. Вроде Земли.
Есть у меня одна «хитрость», как всё это сделать. Я не хитрый лис, но в моей задумке нет ничего сложного или противозаконного. Это как в конкурсе поучавствовать, и только. Показал корочки – тексты приняли, дальше они пошли по назначению. Нашли применение. И читателей. Забавно, вообще-то.