Ночь в Старой Гаване

К девяти по местному все же добрались,
Там темнеет рано, смотри, не заблудись.
Освещенья мало, лишь только отдались
Ты от терминала. Вокруг другая жизнь.

В аэропорту Гаваны нас встретил Исмаил,
Учился он в Одессе, когда военным был,
Случилось то без малого сорок лет назад,
Русский там освоил. Нам безмерно рад.

Улыбчивый, с бородкой, шляпа на челе,
Стройный он, поджарый, с сединой уже,
Нас проинструктировал, в газельку посадил,
Пешую экскурсию на утро предложил.

Мы не отказались: интересно нам
Пройти с экскурсоводом по памятным местам,
С нами же в отеле Дима с сыном жил,
Он москвич с косичкой, на ТВ служил.

Работал оператором, ток-шоу он снимал,
В «Доме-2» томился, в кошмарах вспоминал,
Уложив семейство, я пошел гулять,
Ведь с мужской компанией надо зажигать.

В домашний ресторанчик нас портье повел,
Там лобстера отведали, к нему рис темный шел,
Мешая пиво с ромом, говядину жуя,
Прониклись атмосферой. Гавана, ты моя!
 
В правом углу этажерка стоит,
О вере кубинцев она говорит,
Скульптура Девы Марии и крест,
И много всяких игрушек окрест.

Зальчик  всего-то лишь на три стола,
Только иностранцев ведут опять сюда,
В двери раздается тихий дробный стук,
Хозяйка заведения отложила лук.

Двух американцев туда же привезли,
Меню те посмотрели, дорого нашли,
Они нам не понравились: начали курить,
Потому что лень им на воздух выходить.

Быстренько умчало их велотакси,
Русских испугались? Ты пойди, спроси?
Еще вдруг пришла кореянка с портье,
Они заворковали на инглиш-языке.

Я по интонации только и сужу,
Видно, что понравилась и она ему,
Мягко и ласкающе велся разговор,
Нас не замечали влюбленные в упор.

Лобстер различных размеров бывает,
Большую тарелку собой занимает,
Мясо тянучее, белое, но
С красным отливом сверху оно.

Крабовые палочки цвет напоминал,
Я, уж если честно, вкус не разобрал,
И за что отдали тыщу триста рэ?
На троих хватило попробовать вполне.

Исмаил советовал отель не покидать,
Но наше любопытство, как же удержать,
По набережной люди гуляют там и тут,
Что-то распивают, общаются, поют.

Пара человек там удочку кидала,
Из прибрежных вод рыбку вынимала,
Среднего размера рыбка та была,
По брусчатке прыгала, сдаться не могла.

Разных габаритов, возрастов, цветов
Компании гуляли под множество шумов,
Самый из них главный – плещет океан:
О парапет долбился мощный великан.

В изгибы парапета волны бьют сильней,
И в этих уголках не место для людей:
Дождь соленых капель в воздухе висит,
И вокруг пространство он собой мокрит.

Народ тут дружелюбный: никто не пристает,
Попросит прикурить и терпеливо ждет,
Когда вдруг зажигалка под ветром оживет:
От своего окурка предлагать – не прет.
 
Я-то не курящий, а Димон дымит,
И вторую пачку за сутки норовит
Он уже закончить иль употребить:
Вредную привычку ему не победить.

В улочках, конечно, всякий есть народ,
Один нарисовался и в кафе зовет,
Окунет нас быстро в местный колорит,
- Там танцуют сальсу, – так вещает гид.

Паренек вертлявый, какой-то заводной,
Может быть, обкуренный или тип такой,
Высокий, худощавый, по всему метис,
Глазки пьяно бегают. Ты проспись, артист.

Интуитивно чувствуем, не надо нам идти,
С этим зазывалой совсем не по пути,
Не знаем мы традиций. Местный колорит,
Бесспорно, привлекает, но жутко не манит.

Так мы прогулялись, в бар еще зашли,
Он уже в отеле, экзотику нашли,
Бар «Три обезьяны», и бармен сидит,
Фигурки трех приматов при входе. Веселит?!

Бармен то мой ровесник – сорок девять лет,
Четверо детей, как кормить без бед?
Младшая дошкольница, как Лизочка моя,
Димон переводил, не нужно словаря.