Сказка про Ваньку проза

Лето близилось к зениту. Пшеница большей частью была собрана, амбары полны, все хоть и устали от ежедневного крестьянского труда, вполне себе жили. Ванька, скрипя натруженной на покосах поясницей, устроился под березой в высокой траве бить баклуши. Не то, что он кого-то там сторонился, просто валялся себе, разглядывал кузнечиков, ну или просто пялился на то, как растворялись в синем небе облака. И откуда он мог знать, что соседка его, ну та, что справа дом, которая при взрослом муже, решила после постирушки пойти за коровой через поляну. Доить-то корову вечером все одно нужно, если через поляну идти, то и ромашек насобираешь, да руки после стирки болеть перестанут. В общем шла она довольная тем, что в покое немного побудет, старый-то давеча чудил, надоел совсем, а тут хоть отдохнёт ненароком. Задумалась, о чем-то своем, о женском… да и наступит на Ваньку, на то место, где мозги из позвоночника растут. Сама как испугалась! Ванька орет, ничего не поймет. Глаза вращаются, ничего перед собой не видит. Забоялась жуть! Мозги то у Ваньки набекрень! Орет как ненормальный:
- Ты пошто мне мозги свернула!
А сам резкость в глазах навести не может. О березы лбом стукается. Спряталась она, хоть и нечаянно, но совестно же, смотрит из-за кустов как Ванька домой доберется. Но все сошло хорошо. Весь побился в синь, но до хаты дошел. Вздохнула, перекрестилась, и пошла корову искать. А к утру и совсем забыла.
    На утро в деревне проснулись не от вторых петухов, а от стука и звона. Это Ванька бродил по деревне, как лбом в деревянные ворота стукнется, так звук глухой, как в церковную калитку, так звон идет, словно от каланчи пожарной. Никто ничего не поймет. Испугалась тут соседка-то Ванькина не на шутку. Что теперь будет?! Муж три шкуры спустит, да и Ванькина жена не простит. Дождалась пока бестолковый всю деревню башкой обстучит и за околицу выйдет, по березам пройтись. Подловила его, когда никто уже не увидит, и давай с разбегу пытаться мозги вправить. А-н нет, не пошло. Орет, брыкается негодный. Приобняла, успокоила, а сама исподтишка, бах! Тот как опять от боли заорет! Но от обнимашек не отказывается. Орет, но не уходит, Гад!
    Поняла она, что толку нет. Пошла к знахарке. Та, сразу все поняла, и говорит – Не боись, подправим. И не таких поправляли. Книга у меня есть из-за океана. Большими знахарями писаная. Ща все как по маслу пойдет.
Взяла она пучок соломы, слепила куклу-Ваньку, и давай вычитывать. Но что-то пошло не так. Ванька вдруг за ней, за знахаркой, как побежит, с кривыми-то мозгами, да за обнимашками. Пришлось перечитать наново, пусть лучше как прежде - за соседкой своей бегает. Читала так, читала этак. Старалась понастоящему. То мышиный хвостик сушеный подожжет, то паутину в пыль перетрет и по ветру развеет. Вылечила Ванькину подагру, падучую, сколиоз, два зуба, взамен выпавших вырастила, желудок как новый приладила, камни из почек, печени, даже с зубов повыпадали. Палец дорастила, что косой отхватил пару лет назад, косоглазие прошло, волосы на лысине закучерявились, да и посредине, всем видно стало, что Ванька мужского пола. Волшебница, не иначе. А тот, идиот, все орет и лбом стучится. Тут и Ванькина суженая забеспокоилась. Что за бес в него вселился? Чего это он работу не работает, бегает по деревне и на заборах соседкино имя пишет. Та отпиралась не долго, вернее сама пришла-сдалась. Сели они, и стали думать. Что теперь с ним делать? Надумали позвать в помощь знахарку из соседнего села. У этой-то, местной, вона скока всего хорошего по здоровью-то вышло. Где-то чуть промазывает в направлении, но движется верно. Новая знахарка, только и сказала – глупые, не с того конца начинаете. Голова худая, так с головы надо! Взяла поганок, мухоморов, яички майского жука, слюну трех месячного мышонка, долго белого искали, не всякий ведь подходит. В общем сто и одну часть сложили. Взяли Ванькину куклу обмазали, ждут. Через пять минут полегчало. Ванька матом орать перестал, теперь частушками ходит-сыплет. Хотя глаза и набекрень. Ладно, не унывают. Позвали ночную знахарку. Та и молвит,  вы - дуры, он же обнимашек у нее просит, а вы ему мозги моете. Взяла она Ваньку в оборот. Как уснет, обнимет его, прижмет ласково, душевно, тот и успокаивается. Ну младенец, прям. Вздохнули все. Ну вот получилось. Богу слава.
    На утро слышат опять Ванька песни поет, да частушки орет. Да что же за беда-то какая! Хоть и ночью, ласковый, на себя похож стал, да все не вылечен. Прошло еще сколько-то времени, еще знахарей дозвали. Одни иголками тычут, толкают чтобы перевернулись мозги окаянные. Другие молитву отчитывают, да куклу под икону кладут. Результат конечно был. Ванька в церкви больше – ни мата, ни частушек, да и крестится правильно научился. А вот из молитвы выучил только «Господи помоги и спаси». Да и то, после того как с Богом как-то в сенях поговорил. Оно и понятно, с кривыми мозгами - откуда способности?
    Так и год прошел. К следующей осени к Ваньке в деревне все и привыкли. Привечать стали. Кто на застолье кличет, кто домой, посмеяться над юродивым. Чудо-юдо ведь деревенский. Только вот знахарки свое дело не бросают. Ваньку ругают, что похабник по хаткам шляется, но про новые снадобья не забывают. Все в работе. Так и не заметили, что Ванька больше уже не кривой. Мозги на место стали. Голова правда перекошенная так и осталась, форма нарушилась, но уже не стучится как чумной, не бахается лбом. Но… раз череп кривой, стало быть не здоров. Лечат...
     Ванька вот только болеет ею, головою. Не то чтобы поступки какие, а просто бегает за голову двумя руками держится. Глаза навыкате. Шибко больно говорит. Начал Ванька подозревать, что не спроста это. Засел в засаде, соседку ловить, спросить с нее причину. День сидит, два сидит. А та через заднее крыльцо себе ходит. Просидел Ванька долго. Так долго, что и говорить в слух не стану. Не поймал думаете? Да поймал конечно, и не один раз. Так та, через колючки, через пень прыгала, как убегала, ну или за мужа пряталась, чтобы не видно было.
   Решил тогда Ванька сам искать своих знахарей. Нашел быстро. Месяц-два в каждое окошко позаглядывал, да и нашел. Видит, знахарки своими делами цельный день занимаются. Ну там мужей кормят, детей бдят, кошек собак, а как свободное время приходит, так Ваньку через куклу лечат. Как понял, бедолага, так во все двери и стучать начал. А ему – открывают молча, фигу показывают и захлопывают. Никто говорить не стал. А что отвечать-то, коль сговорились на правила такие. За пять лет много лечебных рецептов попробовали. Шесть раз Ванька одной ногой в гробу стоял. То компот внутримышечно зальют, то со стрихнином переборщат. Уж ученице одной, маленькой знахарке, жалобно стало, дайте мне полечить попросила, так на нее еще долго цыкали со всех сторон. Но, когда к седьмому разу пошло, понял Ванька, что следующая встреча с Богом к концу недели, собрал все куриные яйца в амбаре, да так ими на стене деревенской церкви и написал, мол хватит лечить, конец мол ему в конце недели. Тут они, знахарки, почти мигом и успокоились. Им-то зачем грех на совесть. Жалел Ванька, что не совсем... Что не совсем успокоились. Споры-то остались, а ведь кто из них больший знахарь, так этот спор нерешенным и остался. Колдуют в тайне от других… иногда…
А как вместе соберутся, как выяснять начнут, так Ванька опять на колени около крышки гроба и падает. Ну чтобы благоверной не далеко волочь было. Заботится все же. А, про Ваньку думают? И что, Ванька то в этом споре каким-таким боком? Дела поважнее навоза какого или желудей на селе имеются.
Вот так и живем, в деревне-то нашей, который уж год.