267. без названия

Месяц — восьмой,
а час — ближе к двум.
То время, признаюсь, сравнимо
с пытками
где-то
в аду.
Я не брежу
и я не в бреду!
Я уже никуда не иду,
не бегу,
не лечу
и не еду.
Автобус — по-прежнему
под номером 118.
Он похож на тебя — на победу,

и тебе, как тогда, 19.

Ты такой же, как раньше,
ты — плачешь,
для меня ты так много не значишь,
для тебя не дышу и не внемлю,
что умру,
провалюсь что под землю.
Ты такой же, как прежде,
ты — знаешь,
для чего и зачем
пропадаешь,
почему по ночам все не спится.
Ты листаешь сырые страницы,
ты сбегаешь с домов
и стремишься,
и ты даже
немного
боишься.
Ты сбегаешь ко мне —
к сентябрю
обещаешь покинуть страну.

Пусть закрыты границы — откроем,
а обиду и злобу — зароем.

Ты героем считался у женщин,
миллиарды оставил ты трещин,
миллионы сердец разбивая,
ты боялся, что я — неживая.

Ты такой же, как раньше,
ты — нежный
и еще не забрал все надежды,
и еще ты на ней не помолвлен,
ты — забит,
ты — устал, но не сломлен.

                И был месяц восьмой.
На балконе
я курила тогда о тебе.
Обо мне ты в тот вечер не вспомнил,
но при этой щербатой луне,
расскажу я одно откровенье,
я сквозь ревность
и злобу скажу,
что ушло от меня вдохновенье,

и тебя я,
мой друг,
не люблю.

Все чужое — обманывать глупо.
Мои джинсы же — стерты до дыр,
как и стерты те наши минуты,
где меня ты когда-то любил,
где в меня ты когда-то так верил,
как не верил
на свете
никто.

Ты запомни меня сквозь потери
в моем черном
любимом
пальто.

Ничего уж не будет, как прежде,
ведь меняются все — без надежды.
Я одежды сжигаю, а пепел
я оставлю — показывать детям.

И ты смог.
Ты сумел — не разбился!

Для меня
          навсегда
                изменился.