Любовь, русалка, патефон
чтобы встречаться с той,
которая стояла той загадкой,
жена же думала любовь волной;
как будто бы с весной у изголовья рая,
порхала и блуждала той мечтой;
Её искал, рыбалку бросил,
не находя блуждал цветной мечтой;
русалка та чистюлею из ада
к нему ходила утренней зарёй;
бредя во сне чешуйками парада,
сжимала поутру капкан;
находкой безупречного обряда,
рекой стремительно игрался патефон;
он как герой дон Педро лука скрученным,
сжимал руками бёдра чешуи;
стонал, летал и плакал лучником
и орошал стрелою дни;
во сне и на яву излучины,
тень билась будто его кровь;
он голышом страдал Христосом мученным,
в бреду сжимая бёдра вновь и вновь;
неробкой речь вилась походкою,
любовь текла, струилася рекой;
он нежно груди её вспучивал,
из пены, из воды,из тех потерь;
находкой ножки хвост страдая лучился,
из состраданья гладя её холл;
тела их бились в ритме лучника;
пускали стрелы в сердце тенью в дрожь;
неслись рекой, гудя потоками,
тряслись рукой от судорог дорог;
сжималося рукой, сжимая бёдрами излучены,
вилась томительной рекой;
В бреду зависла облаком, похожей с чешуёй;
приснилась рожь, он в ней ведёт косьбу,
глядь то русалка, ближе к ней;
спонтанной дрожью ощупью стреножено,
лошадкой мохноногой мчится голышом на ней;
Любовь такая Вам не снится,
здесь запах сена, август и апрель;
такое Вам навряд ли чаровница,
в душу зарода, виснет соловей;
Русалка та с ветряного мая,
попутал чёрт, весна и коростель;
акаций тех святою дымкой снится,
до сей поры, измене нет вестей;
Русалка та из мая, степнокрылого,
одаркой той с белесою мечтой;
в ей яростно жила; изменой слученной,
мочалкой с бани, кожею Луна;
Любил жалея, смазывал те раны,
склоняясь неустанно окроплял;
она ожила, он окроплял победы,
во сне, как будто лебедь белый,
крича на небо Добронравовым летал;
Девчонки той он окроплял поленья,
стонала, жгла мосты, жила душа;
не пахло та акация изменой,
любил он жизнь, казахский край и май;
Она варилася кипящею муреной,
краснея и бледнея в курултай,
хороший мальчик такой неистовый и смелый,
она такая растакая Кувандыкская проьлядь;
откуда знать такая с Оренбуржья,
с тех мест залётных сизых голубей,
которые и по сей день снятся,
которые и по сей день при ней;
Морена, Катерина, голубица,
семнадцать лет на призрачный полёт;
он окроплял не Вас, а Ваши лица,
Вы вместе пели с Аллой в приворот;
Катюша в пижаме, та будто в кожане,
ходили по городу гордые;
Высоцкий отвянет,
Ветрило натянет
и слава летит стороной;
Вы, Алла пели славу проводницей,
а ты ветрилой кувандыкских тех высот,
у Вас обоих лучезарны лица,
обои Вы сияете в завод;
ночами, днями искренне струился,
его плацдарм любил троих в восход;
но всё ж таки к русалке той стремился,
глаз не ведун, душой искал зарод;
как не чистюля та была, варился,
стремился к той русалке из высот;
любовью окропляя сад дебелый,
росла изменою его душа,
Паром тот без паромщика несмело,
уплыло как то разом в небытие;
внимательно вглядевшись в эти лица,
обман приметил прошлою водой;
в глазах любви нелепой чаровницы
как не приметил ранее, ну её
и снились дальше щёчки шаловницы
и губы чувственных парно;
Запахло запахом измены,
пора решать, пора грести на дно;
измены чисто-честной блудницы,
парно- парнокопытное оно;
и ножки как у девочки двоится,
что чресла, что у этой, что у той;
та песенки поёт, та проводницей,
плетёт из света свой дымчатый бой;
Та ведьма с яростного мая,
глядится в тему времени в глаза;
но снится мыльным саксофоном лица,
русалки той морские голоса
и пахнет чистою мочалкой водица,
любовь его всё переборет- переждёт;
судьба- судьбинушка парно копытцем,
чистюли кожицы зелёный свод;
На шахте верноподанным ложится,
разрывом сотрясая горный свод;
его суженая с ластами всё снится,
под шлёмом смотрит с каменных высот;
не спи замёрзнешь, скоро утро,
в дрёме мнится,
трясясь от тряски, в чувственный полог;
бурило с подземелья думой взвился,
в рекордно сжатый ветряный фокстрот;
Ну что Маруся, Алла, Катерина,
поможешь мне и ротик свой в замок;
он там внизу, промоет раны той водицей,
или стране даст уголька чуток;
сегодня там душою проводница,
она летит востребованным меж строк;
не надо было салазками томится,
канат порваться может смазкою в шлепок;
ну, что моя белеющая львица,
слабо лететь без утренней зари,
без света мыльного пюпитра светлый облик смылся,
святая музыка звучит у нас в поток;
туманность неба озабоченного мыльца,
тростинкой милой Никой в приворот,
победой чёрною канвой мечты простится,
бредя русалкой дождик льёт и льёт;
мочалкою измены,
чистюлей слёзы темы,
ветрами дождика сметённый,
пахучий, рыбий воздух пьяный;
ночами призрачно туманный,
чертою призраков гонимый,
во снах изгиба шапито,
парно- парнокопытные копытца,
полно полтаргейса ветров рейса,
тела по ветру на беду,
измены чистою мочалкою хранится,
чистюли пудреной лунится;
летит он к ней изгибом тела,
любовь сверкает призрачной изменой,
ни капельки ему, не стыдно на ветру;
Он обнимает всех троих и деву,
ту что видал тогда одну,
бежал к которой раньше наяву;
изгибом лука стонет тело,
пахучею темою измены,
не сцены приворот,
изгиба бедёр рвёт и хвост зелёномерный;
нисколечко не жаль,
обманок тех печаль;
Страна ночная бьёт рекорды,
семидесятые- просчёты;
вперёд, бурило ночь твоя,
бури шпуры твоя земля,
слюнявя крылья приворот,
слезой клокоча, ненавидя род;
Один летит астральной ходкой
и с ним мозгов иголок взвод;
русалкой мая, с кожей белой,
мочалкой чистою измены;
чистюлей пот в очах стоит,
карета финская стучит;
растёт с водою непременно,
забой молчит и лебедь белый,
летит и падает в забой:
чистюлей, паданкой, дугой,
парно, мочалкой, пудрой жёлтой;
нет в них изгибов, стержень ломкий,
парик шутов, изгиба складень,
нет бёдер, нет хвоста на складень;
забой гудит водою смазан,
Трещит карета, дробью камень;
дремота черная забота,
все удалились, спать охота;
стучит забой, гремит карета,
взлетают лебедем победы;
сметаной пахнет и чистюлей,
в забой летит тот образ милой;
к чертям и вон из снов, из слов:
жену, обманку, нелюбовь;
У Аллы радужную новь,
пахучих макинтоши мены,
прямыми ножками морены,
большими ртами и грудями,
из них летит измены камень;
изгибов нету на перелёт,
кровь от которых стынет свод;
На всё пойдёт горнорабочий,
канвою, лебединой рощей;
дождей сгоняя в переход,
пешком бредя домой в отход,
пчелинкой мая и изменой,
грустинкой мнятся дыба темы,
и запах этот из мечты,
бредёт за ним все три версты;
А дома белый приворот,
с мечтой которую замнёт,
простая девушка из схемы,
что обожает анекдоты ветры,
картошку ставит русский чай,
уходит в клуб поёт печаль;
под Пугачёву и ещё кого,
звенит распутицей звонок,
страстной из ресторана смог,
гром коголосного обета,
Под Пугачёву- ах, лето;
летит, печалится изменой,
картошка стынет, жди ответа;
в печаль души, в печаль измены,
так где же белый лебедь, где ты?
Летит тот голос по степи,
сметаны жди, лепи стихи;
Летит и кажется планете,
сметаны жаль и ножки сменой,
дождями лето в приворот;
степную окропляет плоть,
качает тополиной схемой,
ветрами мая и изменой,
Русалкой с туч блестит восток,
косым дождём сливая смог;
царапая иголкой стены,
русалки с мая и изменой,
извёсткой, рыбьей чешуёй,
грузинским чаем и мечтой;
Запахло тело мочалкой измены;
сметаной, чистюлей и кожей дебелой
и он окроплял ей без устали цвет белый,
что в рост из воды резедой неприметно,
того, что парно-парное витает,
легко дует в том небе в глазах обитает,
погряз чёрным лебедем в белой канве,
в тревожном прозвоне грудей шапито,
в русалке той ладана, в изгибе складном;
обманкою верх, завязанным ртом,
Запутанный образ лепил из мечты
и ноги приделал жене от молвы,
а бёдра крутые с русалки сорвал
и мысленно швом наживую сабрал;
из трёх он третью свою резеду,
сшил будто сапожником работал в аду;
про рыбу забыл, про рыбалку и спорт,
искал в той девчонке вчерашний аккорд;
Любил на природе гулять беззаветно
и бегать в степи и дети пошли;
но в небо давно, смотрел всё равно,
те старые ветры, искал будто гетры,
Что видел не cмог, во степи сто дорог
и чудилось флюгер тем ветром подует;
чуть- чуть не хватило, он стал бы как бог;
Просеяли вьюги, ветра на обгон;
пороги, дороги, судьбой на схорон,
измена, отроги, не повезло,
сердце оставил в степи той давно;
Грустною грустью в лесу ликовал,
корил в расставании и розу сминал;
то была не роза, не резеда;
то было больная с шипами вода;
Пион, альстримерия, акации джаз,
неба мицерия и дутый контраст;
девчонка та ловко содрала, картуз
его душу, стащила, на дно, на конфуз
Искал долго где- то, в степях то кино
и будто нарочно прошляпил зеро;
мяукнула кошка, весна не придёт,
сидишь дикой ношей, окно стережёт;
в степях тех осталась, он лесом пошёл
и душу из сердца погнал на простор
и вывернул хора из сердца разора:
заноза, заносом, хирургам шитьё,
он вышел из мая, всем нам в забытьё.
Красногорский 02.02.2017г.
Свидетельство о публикации №117020208859