Три жизни княжны Таракановой. Часть 3

 
                ДОСИФЕЯ          
            
 Не любой понять умеет:               
Ход истории таков,
Что она всегда имеет
Много тёмных уголков.

В русских сказах говорится,
Что княжна не умерла,
И российскую царицу
Лет на пять пережила.

                Из воспоминаний келейницы Марты

           Год 1785.  Москва. Ивановский монастырь. 17 апреля

Была середина апреля
И праздник стоял у ворот.
Кончалась Страстная неделя,
Готовился к Пасхе народ.

Вечерня, канон, литургия.
Душа перед Богом чиста.
Вкушаемая  панагия* -
Частица от тела Христа.

Монахиням дела хватало,
Им надо за всем уследить.
Игуменья тоже  устала
Порядок везде наводить.

Уже куличи освятили,
Готовился праздничный стол.
Ковры на полы постелили.
Украсили Божий  Престол.

Выносят из церкви иконы,
Готовится праздничный ход.
Хрустальные чистые звоны
Плывут в голубой небосвод.

Мир  полон Божественным светом,
Весною всё дышит вокруг…
Но тёмного цвета карета
К воротам подъехала вдруг.

Суровые лица. Охрана.
Полковника строгий приказ:
- Пусть ваша игуменья Анна
Затворницу примет у нас.

- И надобно поторопиться,
Нам долго не велено ждать.
Приказы  великой царицы
Нельзя никому обсуждать.

- Над ней не творите бесчиний,
И вам указанье дано:
Что будет она инокиней,
И как с ней общаться должно…

Вот дверца кареты открылась
И,  как  из заоблачных сфер,
Синьора на землю  спустилась.
Её поддержал офицер.

Она была среднего роста
И, словно берёзка, стройна.
Одета неброско, но просто.
А поступь... Ну, чисто княжна.

        Год 1785.  Москва. Ивановский монастырь. 11 июня

Седой капитан из охраны
Игуменье отдал пакет.               
Рассыпали дробь барабаны.
Минута. И посланных нет.               

А пленницу сразу же в келью
У самой стены отвели,
Снабдили  едой и постелью
И, перекрестившись, ушли.

Фигура, укрытая  шалью,
Скрывала величье своё               
И веяло тихой печалью
От гордого взгляда её.

У кельи послушницы новой
Бессменно стоял часовой,
И этот порядок суровый
Введён был царицей самой.

И только игуменья Анна
Могла в её келью войти.
Всем прочим сюда постоянно
Заказаны были пути.

       Год 1785.  Москва. Ивановский монастырь. 14 августа

Сестёр будоражила тайна:
Послушница. Кто же она?
И вдруг  совершенно случайно
Узнали, что это княжна.

В молельной висели портреты.
Сравнили. Да, эта сестра
Ну, копия Елизаветы!
А значит, и внучка   Петра!

И сразу всё стало на место.
Так, видно, решила судьба.
Теперь она Божья невеста,
Церковного братства раба.

Был постриг. Прочли отходную
По бывшей мирской красоте,
Потом хор запел «Аллилуйя»,
И следом: «Жива во  Христе».

И после кропленья  елеем
Как – будто упала стена.
И стала уже Досифеей
По воле царицы княжна.

Теперь христианское братство
Для трудницы**    главная страсть.
И ей не нужны ни богатства,
Ни  деньги, ни слава, ни власть.

       Год 1785.  Москва. Ивановский монастырь. Ноябрь

Шли   месяцы, дни и недели,
Вся жизнь проходила в труде,
Монашенки были при деле,
Работы хватало везде.

Лишь в келье своей Дорофея
Была постоянно одна,
Молитвы и запах кипрея
Вот всё, что любила она.

Игуменья старая редко
С ней  час проводила вдвоём.
И келья была её клеткой
Закрытой и ночью и днём.

Всё та же  у двери охрана,
Всё та же стена над рекой.
И редкие звуки органа,
Несущие мир и покой.

Пустые  никчемные  годы
В бездонную пропасть неслись.
Без  цели, любви и свободы,
Без права на личную жизнь.

          Год 1796.  Москва. Ивановский монастырь

Ноябрь девяносто шестого.
В обители  все говорят:
- Наследница дела Петрова
Отправилась в рай или  ад.

И смерть её выглядит странной,
Как Зотов Захарий сказал***
Во время купания, в ванной
Достал её польский кинжал.

Но мы далеки от столицы
И правду нам знать мудрено.
Судить же о  смерти царицы
Монашкам, увы,  не дано.

А наша сестра Досифея ****
Уже без охраны жила.
И не было «глаза» над нею,
И нам она ровней была.

Особенно  крепко сдружилась
Отшельница с Головиной.
Как   жизнь  её глупо  сложилось
Лишь ей рассказала одной:

      «Это было давно. Была одна девица, дочь очень-очень знатных родителей. Воспитывалась она далеко за морем, в теплой стороне, образование получила блестящее, жила в роскоши и почете, окруженная большим штатом прислуги. Один раз у нее были гости, и в числе их - один русский генерал  очень известный в то время. Генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью. Поехали с музыкой, с песнями, а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: не угодно ли посмотреть устройство корабля? Она согласилась, вошла на корабль, а как только вошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых. Это было в 1785 г.».  Далее, схваченную княжну привезли в Петербург и представили императрице. Екатерина долго с ней беседовала, говорила о Пугачеве, о самозванке Таракановой - княжне Владимирской, о государственных потрясениях, которые возможны в случае, если «враги существующего порядка» воспользуются ее именем, и, наконец, объявила, что во имя спокойствия в стране «княжна Тараканова» должна удалиться от мира и жить в монастыре в уединении, «чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев».
Екатерина II приказала игуменье монастыря «принять и содержать новоприбывшую в особенной тайне, постричь и никого не допускать к ней до свидания».
   Моральное состояние Досифеи было очень тяжелым: она постоянно чего-то боялась, при любом шорохе или стуке вздрагивала, бледнела и «тряслась всем телом».

По словам Головиной, Досифея показывала «медальон с портретом императрицы Елизаветы и говорила о каком-то письме, которое она долго при себе хранила и, которое, как ни тяжело было ей, как ни много над ним плакала она, но решилась наконец сжечь, вероятно, это было письмо ее матери».
На стене кельи до самого последнего дня жизни Досифеи висел портрет императрицы Елизаветы.

Досифея умерла в 1808 г. в возрасте 64 лет, после двадцатипятилетнего заключения.

             Год 1808. Москва. Ивановский монастырь

Сегодня печальная дата.
Из мира печали и зла
В края, где нет денег и злата,
Княжна – Досифея ущла.

                СПРАВКА

 1, Мирское имя инокини Досифеи - Августа. «Мученица Августа» упомянута в святцах 24 ноября. А что было 24 ноября?

    24 ноября 1741 года, поздно вечером, начался дворцовый переворот, приведший на трон Елизавету Петровну, И год спустя, тоже 24 ноября, в канун своей коронации, Елизавета Петровна обвенчалась в подмосковной церкви с Алексеем Разумовским... Ничего странного в том, что родители дали дочери имя той «святой», которую поминает церковь в день их венчания.

 2.  На личность, на происхождение таинственной узницы пролили свет ее похороны. Похороны инокини Досифеи были неслыханно пышными, почти царскими. На отпевание явились — в парадных мундирах, при всех орденах и лентах, генералы, сенаторы и прочие вельможи. Погребена была Досифея не в Ивановском монастыре, что было бы логично и соответствовало бы вековой традиции монастырского быта, а в Новоспасском монастыре — усыпальнице боярского, а затем и царствующего рода Романовых.

Похороны инокини Досифеи почтил своим присутствием главнокомандующий (то есть губернатор) Москвы граф Иудович — родственник Разумовских.

Для такой церемонии и для такого кладбища мало быть каким-то дальним отпрыском на «династическом древе», да еще к тому же отпрыском приблудным. Но для законной дочери императрицы, внучки Петра I, такая честь вполне уместна.

                ПРИМЕЧАНИЯ
               
   * Панагия.  Слово «Панагия» имеет два понятия:

    1. Панагия  - небольшая круглая икона Божией Матери, носимой на груди, как знак архиерейского достоинства.

    2.Панагией также называют просфору. Панагия вкушается братией за монастырской трапезой после принятия пищи. Вкушению Панагии предшествует специальный чин возношения Панагии. Сущность этого чина заключается в том, что из храма, по окончании Литургии, всею братией износится со священными песнопениями Богородичная просфора. Ее вносят в монастырскую трапезную, где полагают на особом блюде.

   **   ТРУДНИЦА. Желающие попасть в  женский монастырь  проходят  ряд ступеней посвящения. Это -  паломница,  трудница,  послушница. После пострига  даётся звание - сестра.
   Духовное пострижение, в принципе, означает то же самое – человек уже не волен себе, отныне он служит Богу. Есть три обряда пострижения. Первый – в уже упомянутое иночество (или рясофор, буквально – «для ношения рясы») – совершается не только без обетов, но и без перемены имени. Второй – в малую схиму (или в мантию, и, по сути, это первый настоящий монашеский постриг), при этом, как и при крещении, дается имя. Перемена имени означает, что впредь ничто не напомнит монахине о ее прежней жизни.

   ***      Как Зотов Захарий сказал.  По слухам, дежурный камердинер Захар Зотов обнаружил императрицу, истекавшую кровью. У неё имелась тяжёлая колотая рана, которая была нанесена ударом снизу.
Туалетная комната, в которой  Екатерина II потеряла сознание, была оборудована «стульчаком», сооружённым из древнего польского трона. Ранее он принадлежал первым польским королям Пястам, а вывезен был из Польши по личному указанию Екатерины. Это произошло после третьего раздела Польши,  когда было подавлено восстание под руководством Тадеуша Костюшко.
Предполагалось, что внутри бывшего трона находился польский мститель. Он-то и ударил императрицу боевым тесаком, после чего сумел благополучно покинуть Зимний дворец. Тем самым трон как символ погибшей Речи Посполитой стал источником смерти для Екатерины.

   ****    После смерти императрицы Екатерины II положение Досифеи несколько улучшилось. К ней стали беспрепятственно допускать посетителей, у Досифеи побывали митрополит Платон, ряд высокопоставленных лиц и якобы даже кто - то из членов императорской фамилии.
Досифея умерла в 1808 г. в возрасте 64 лет, после двадцатипятилетнего заключения.
В эти годы в разговорах с близкими ей людьми инокиня Досифея стала упоминать иногда и свое мирское имя — Августа. Имя это слышала из ее уст, в частности, девица Гликерия Головина, которая некоторое время обучалась в монастыре и сумела внушить к себе доверие Досифеи.
По словам Головиной, Досифея показывала «медальон с портретом императрицы Елизаветы и говорила о каком-то письме, которое она долго при себе хранила и, которое, как ни тяжело было ей, как ни много над ним плакала она, но решилась, наконец, сжечь, вероятно, это было письмо ее матери».