История одной любви

     Памяти Ю.В.Могильницкого*
      

     Витюнчик роста был неимоверно малого, ну, может, чуть повыше холодильника «Бирюса-6», а  то и вовсе с ним вровень  -  специально-то никто не мерил. А вот по возрасту могу сказать определённей:  было ему пятьдесят шесть годков. Лагерям же различной степени строгости отдал он ровно половину. Говорю сие не для красного словца :  двадцать восемь лет витюнчиковой отсидки – факт безусловно проверенный. Отбывал он за пару-тройку краж, да в основном за бродяжничество. Ну где тут быть здоровью? Из лесных премудростей всякое дело потому давалось ему с трудом. И привычка употреблять сивуху от непосильной  работы у него только усугубилась. Пил он, впрочем, от серьёзной  расстроенности организма понемногу, однако крайнюю в этом увлечении соблюдал регулярность.  Страдало от этого в первую очередь, производство, ибо с бодуна шибко-то много сучков не обрубишь, особенно, если на берёзовом лесу. Кидали мужичка из одной бригады в другую, пока, наконец,  не запил он окончательно.  И хотя вдов, дев и прочих одиноких баб было в посёлке предостаточно, видно на самую даже квёлую сил его мужицких не хватало и приживал он в казённом общежитии один, так что некому было даже вывести беднягу из запоя.
     Тут-то вот и произошло событие, через которое получился наш рассказ. Старый дед Жуйков, работавший конюхом-водовозом отказался вдруг от службы по причине крайней хвори собственной старухи. Помрёт, говорит, тогда снова наймусь, а пока ей уход надобно дать. Ну и пришла кому-то из начальства мысль сосватать под это дело Витюнчика. Ставить-то, мол, всё равно некого.
     Поупрямился, конечно, мужичок. Мало ведь воды привезти, нужно ещё и животину обиходить. Да только против начальства – не попрёшь, так ведь и из общежития вылететь недолго. Сердобольность-то у него, у этого начальства, только до поры.
     Собственно, если разобраться, то и работы было не так уж много. В детсад привезти, в магазин, в общежитие, на электростанцию когда ведёрко для мотористов, да столько же в контору. Косили на кобылку миром, конюшню только чуть подскрести, а там уже и за навозом очередь.
     Обхаживал Витюнчик Машку два дня, даже и не пил в это время. Наконец, решился, подошёл к ней, заговорил. Неизвестно, уж на каком изъяснялся он там с ней наречии или жаргоне, да только сразу кобылица Витюнчика приняла и стала слушаться. Вообще, надо сказать, мужик он был не злой, а может, даже и добрый, худого, по крайней мере, никому не желал, со всеми всегда здоровался, усердно наклоняя лысеющую головёнку.
     Когда в первый раз подъехал он с полной бочкой к детскому саду, бабы высыпали к нему все.
- Поди ж ты, что творится! Механик уж второй месяц не пьёт, а тут и Витюнчик за ум взялся.
- Давай, Витюнчик, без воды нам никак нельзя.
     Витюнчик, радостный, беспрестанно кивал головой, не то приветствуя всех, не то от волнения.
     Как-то вечером, после аванса, пришёл он в сельмаг и обыкновенно встал в очередь. Постоял сколько-то, да тут и заметила его продавщица.
-А ты, Витюнчик, чего стоишь, а ну подходи давай. Так, чего тебе?
-Ты чо это, Варвара, его без очереди? – завозмущались из толпы.
-А видать это новый дружок ейный, - со смехом ответили оттуда же.
-Ладно зубоскалить-то, - спокойно произнесла Варвара, - мужик мне каждый день воду возит, да будет ещё в очередях стоять.
       В очереди из-за Витюнчика сразу возник спор. В конце концов разрешили по справедливости, мол, раз к магазину такое немалое отношение имеет, то можно, наверно, и без очереди. Очень он был всем этим поражён, что с минуту вспоминал, зачем же сюда пришёл. Вышел он, однако, довольный, не кивая, правда, головой, а как-то загадочно ей повинчивая. Вот, дескать, до чего уважение дошло.
      Но пуще всего нравилось бывать ему на электростанции. Зачерпнул ведёрко – и в коптёрку к мотористу. Заходит, а там на топчане пАрит своё распухшее пузо старый моторист Болотников, отставной лесопунктовский парторг, человек медлительный, авторитетный телом и всей сущностью своею довольно важный.
 -А, Витюньшик пришёл. Молодес, сишяс шифирЮ поставлю. Вот ить как хорошо свежей-ту водишьки. Жуйков… ить тот, пока не протухнёт… едриёф корень… пока не протухнёт, гоорю, свежей-ту не принесёт! Да…  А ты, Витюньшик, молодес, сразу работу понял… На-ка, давай, сигарету, закурим, что-ли, а?
       Витюнчик кивнул.
-Закурим, Борис Егорыч, закурим. Я ведь чего, мне положено. Мне как положено, Борис Егорыч, чтоб все довольны были.
-Я тебе шево скажу… ты давай слушай.
-Слушаю, слушаю,  Борис Егорыч.
-Ты, Витюньшик, я глёжу, на поправку пошёл. Ты за эту работу-ту давай держись… Не пей… Не пей, гоорю, едриёф корень, слышишь?
     Витюнчик снова согласно закивал.
-Слышу, Борис Егорыч, слышу.
-Во… давай-ка, давай-ка, луче шифирьнём. Шифирь-ту, он мигом тебе дурь разгонит… Во… Машка не сбежит? Машка-ту, гоорю, не сбежит?
-Не, Борис Егорыч, не сбежит. Марея – она лошадка покладистая, с понятием. Мне она нынче… родней не бывает... Не сбежит, как можно!
-Ты её, смотри, не бей… Жуйков-ту бил, она от него и убегала…  Во.
-Да как можно, Борис Егорыч, скотину бить, она ведь живая! Опять же всё понимает…
Чифирнёт он так, покурит, поговорит с Болотниковым, а то и вовсе помолчит, да и в детсад поедет. Там его, глядишь, супом накормят, кашей, а когда и мясного дадут. Всё не в сухомятку, как в общаге.
     С выпивкой стало у мужика поправляться. То с бабами на лавке допоздна засидится, то скотину по вечерам холит, поговорит с Машкой, да тут же в конюшне и уснёт. Когда, впрочем, рюмку-другую и пропустит, да только теперь уж без запоев – Машку-то каждый день поить-кормить нужно, воду возить… Посмотреть на мужичка – в чём только душа держится… сколько унижений, страданий пережил, а ведь не обозлился на мир. Осталась в сердце теплота… и даже сила осталась. И то, что многим не удавалось, Витюнчику удалось – через три-четыре месяца завязал таки он с выпивкой!
     Схоронил дед  Жуйков  через полгода свою старуху и снова в водовозы наниматься пошёл. Да только отказал ему начальник. Радостно ему было смотреть на Витюнчика, на то, как расцветала его исстрадавшаяся душа. Но лишь через десяток лет начнёт он понимать, как же мало он сделал тогда для этих простых, не избалованных судьбою людей…


     *Этот небольшой, но пока лучший мой рассказ я посвящаю памяти своего учителя, бывшего директора Коуровского леспромхоза Юрия Васильевича Могильницкого, всю свою трудовую жизнь проработавшего в лесу и очень много сделавшего как для страны, так и для простого человека...

 
      Рассказ - Лауреат Международного Фонда ВСМ.