Сир Эдвард Харрен из цикла Одинокий пастух

Сир Эдвард Харрен
Долг отца поверить
Энрике еще спал, когда на его лицо прилетела кожаная перчатка. Пальцами он нащупал мягкость и отбросил в сторону, не понимая происходящего.
- Вставай, Портман. Есть разговор. И не делай сонный вид. Ты даже, когда спишь – меня бесишь. Я плюнул бы тебе в твою наглую морду, да боюсь запачкать себя таким хорошим отношением к тебе.
Энрике узнал этот голос. Отец Николь, так и не поменял своего мнения о нем. Как только узнал о душевной боли своей дочери. Он не возлюбил его в тот момент, когда увидел, какими глазами смотрит на Портмана Николь. И его прочно отстроенный мир рухнул, как карточный домик. Из – за человека, которого он готов сейчас был удушить голыми руками, чтобы он тоже чувствовал эту томящую боль.
- Здравствуйте, сир Харрен.
- Я тебе не сир!
Энрике встал с постели, поправив подушку. Хорошо, что в последнее время, он совсем не спит голый. А то бы он упал в глазах отца Николь еще ниже.
- Мне можно одеться, или к казни сразу?
- Не поясничай! Господи, ты даже внешне..
- Урод? Да, у вашей дочери отменный вкус.
- Если ты тронешь еще раз мою дочь!
- То, что! – гнев Энрике стал просыпаться, сколько же можно его обвинять во всех трагедиях жизни Николь. Разве он виноват, что не хочет ей ломать жизнь. Разве он не пробовал ее вразумить, еще, когда был женат, когда понимал этот ищущий взгляд, в котором светилось столько любви и обожания.
Энрике напялил мятую рубашку и брюки. Чем вызвал еще большое недовольство. На ум, пришло еще покряхтеть, но злить пожилого мужчину, это неуважение к старине.
- Ты выглядишь мерзко. Что с моей дочерью, и почему ты нам не сообщил?!
- У нее переломаны ноги, - Харрен схватил его за грудки, - Отпустите, Вы, конечно, хорошей внешней и внутренней формы, но не стоит так делать. Вы позорите себя этим, - руки отца затряслись, и упали плетями вдоль тела.
- Она – моя единственная дочь. Ну, почему ты?
- Я хотел сообщить позже, но она не захотела вас беспокоить. Николь давно уже взрослая.
- Чтобы ты понимал! У тебя нет детей, поэтому тебе не понять боль.
Энрике интуитивно тронул свой шрам.
- Мне не понять, вы правы. Но и врываться ко мне в комнату – глупо. Как воспримет, это и Николь. Что вы от меня хотите, причем все? Что я сделал не так? Чем провинился, тем более перед вами? – поймав на себе его угрюмый взгляд, он не потрудился извиниться, - Вы знаете, я не удивлен вашему присутствию. Но по моему, вы сами сломали вашей дочери жизнь. Вы деспотично врываетесь, и пытаетесь навязать ей то, что ей совсем не дорого. Но она не вещь, которую вы можете переделать. Позвольте ей жить своей жизнью.
- Если бы я мог, изменить ее мнение о тебе. Ты гнусный, малодушный
- Можете, не продолжать. Я знаю этот список наизусть. Вы повторяете его, как молитву. И пытаетесь вложить  в каждое слово столько ненависти, чтобы меня покарало ежеминутно. Но я еще раз спрошу: в чем перед вами я провинился,  что у меня не получается любить вашу дочь?
- За то, что ты затащил ее в кровать?
- Она, что мешок с зерном? Она – взрослая женщина
-Она была девочка.
- Это вы так думаете. А как бы поступили вы, если бы вы так давно не были близки, перед вами женщина такой красоты, что вы еще не видели в своей жизни, которая не сопротивлялась, а помогала. Да, и ты был пьян? Отказать? Или вы – святой?
- Если бы я мог разрезать твое лицо с другой стороны! Чтобы твоя улыбка, так тебя не радовала.
-Тогда уже заодно, и всё мужское естество, чтобы я не мог и радовать вашу дочь.
- Ах, ты, - Харрен приготовился к драке, когда дверь с трудом открылась и на пороге показалась Николь, даже еще не успевшая застегнуть халат. Весь ее вид выражал не просто недовольство, а злобу, голодную злобу, которую она копила, но боялась вылить раньше. Но чаша была переполнена, готовая вылиться на окружающих, как помои из окна на проходящих.
- Что здесь происходит?
- Прикройся, Николь, - ее отец демонстративно поджал губы.
Но ее лицо даже не смутилось.
- Думаю, что вы оба видели женские тела, не только в сорочках.
- Я думаю, что мистер Харрен прав, - Энрике попытался завоевать доверие, хотя бы в этом вопросе, так как вид Николь его не только смущал, а он уже и так возбужден, что хочется вылить свою силу через край.
- А ты видел меня и без, так что идите, мистер Портман, со своими советами к черту. Что тут происходит? Вы орали так, что я от сна отошла за пару минут. Какие обстоятельства заставили тебя, его оправдываться, а тебя пытаться объясниться, - Николь попыталась направить указательный палец на Энрике, но держаться на костылях было нелегко.
Харрен, заметив только их, злобно зашипел.
- Что с моей дочерью? Это твоих рук дел?!
- Нет, - Энрике стал испытывать усталость, он как будто знал, что так получится. Что он привезет Николь домой, и опять останется виноватым. Только в чем? Неужели его дочь станет счастливее, если он возьмет ее в жены, будет заботиться, рожать вместе детей, но не любить и молчать. И она каждый день будет чувствовать, что это акт вежливости в ее сторону, - И я не оправдывался. Я просто не понимаю, как и ты пафосность этой ситуации. Вы, как разгневанный отец дочери – подростка, у которой я похитил девственность. Но вот этот атрибут чистоты мне не достался.
- Если бы у меня не были заняты руки, я дала бы тебе оплеуху. А ногами – хорошего пинка в промежность.
Энрике сел на кровать и расхохотался так, что даже голову загнул назад под тяжестью смеха.
- Не вижу ничего смешного!
- Нет, просто ты ни разу в жизни мне не перечила. Сдувала пылинки. Неужели, ломота ног, изменила твой разум?
- Падонок
- Отец, хватит. Если ты считаешь, что я нуждаюсь в защите, то ты ошибаешься. Это я не хотела вам сообщать, волновать. И это мое право жить там, где я хочу. Господи, неужели вам двоим это так сложно понять!
Харрен покраснел, и волнительно потер руки об ткань брюк.
- Ники, поехали домой. Ты унижаешься перед, мистером Портман, зря. Он не желает быть с тобой.
- Зато я сама желаю быть сама собой. Если вы оба закончили, думаю,  что в гостеприимстве на день тебе, мистер Портман не откажет.
- Неужели, ты думаешь, я буду есть его хлеб! – это звучало, как оскорбление.
- У нас есть и картофель, - раздражение Энрике растаяло.
- Шут, - Николь отвела пряди волос от глаз. В своем гневе она была настолько красивой, что Энрике опустил глаза. Пожирать ее глазами было мукой, ему стало жарко, и в то же время неловко и стыдно, за свои действия и перед Николь, и перед ее отцом. Он хлопнул себя по коленям руками.
 -Ну, хватит. Не хотите моего хлеба, вы можете есть свой. Но переночевать можете столько, сколько хотите. Вот в этой комнате, я не буду препятствовать и мешать вашему общению. При одном условии, вы не будите пытаться меня обвинить, а так эта половина дома в вашем распоряжении. Мы с Анной не будем вам мешать.
В глазах Николь появилась ненависть, которая эти недели угасала, что в сердце Энрике стала резать боль. Тропа перемирия окончена, пора  начинать всё сначала.