Блю

Вечность прячет ответы в бескрайне-безмолвный лес.

      За рядами холмов, где стоит голубой туман, пропадают ягнята, отары степных овец и любой из героев, что был безнадёжно рьян. Мне исполнилось десять, мы жили здесь первый год, то далёкое время, в котором был смелым я, и ходил до реки, и смотрел на пучину вод: за бурлящим потоком — холмы, но туда нельзя.

      Были байки у местных: «Здесь ведьма живёт в лесах, и её в цвет тумана зовут одним слогом — Блю, если ты пойдёшь в горы, не веря в свой тихий страх, то уже не вернёшься и вряд ли тебя найдут, возвращались обратно лишь двое и то — без слов, в мутном взгляде — стекло и молчание на губах, лица мертвенно-бледные словно у мертвецов, а запястья в узорчато-тонких прямых рубцах, их как будто бы что-то звало поскорей назад, и они уходили… Они исчезали в ночь».

      Я почти не боялся, сильнее хотелось знать, если я буду там, то смогу ли себе помочь?

      В двух часах от рассвета покинул заснувший дом, добежал до реки, по мосту, сквозь холмы и в лес, я бродил и я думал: «Не думай же ни о чём», я бродил и казалось, что вижу тела овец, рассветало, туман опадал и касался плеч, всё вокруг становилось натянуто-голубым, промокала рубашка, в груди начинало жечь, мне мерещилось пламя и ярко-свинцовый дым, я срывался на крик: «Ну и где же ты, ведьма Блю?!».

      …и она появилась.

      Девчонкой моих же лет.
      И она появилась, весь страх приравняв к нулю, мне совсем не казалось, что странно, что это бред…

      — Эй, сыграй со мной в прятки! Сыграй! Я, чур, поведу!

      Мы играли в тумане, мы прятались за овец, я бежал через лес и не верил: всё наяву, я бежал и не думал, что ждут меня мать, отец… Это просто игра: лови девочку эту, Блю, с серебром в волосах, чуть сверкающих голубым, и с глазами, где серый мешается с цветом блю, в бледном платье, похожем на острый туманный дым, в самых красных сандальях - действительно яркий цвет, с кучей тонких браслетов, которых десятков пять, с ободком и с улыбкой на детском её лице, лови девочку эту, не дай ей себя поймать.

      Я устал и я выдохся, Блю же ни капли, нет.

      — Ты устал? — говорит мне, — Закончим тогда игру.

      Улыбается: «Ты проиграл мне пятнадцать лет», улыбается ярче, смеясь, достаёт иглу.

      — Это просто отметки о проигрышах твоих, посмотри, у меня на руках они тоже есть, — поднимает браслеты: запястья в штрихах прямых, — Эй, ты тоже пока что не хочешь остаться здесь?

      — Нет…

      Она раздирает мне кожу пятнадцать раз, это даже не больно, но кружится голова.

      — Возвращайся обратно, вернись, чтоб продолжить нас, чтобы это закончить, я жду, очень жду тебя.

      И исчезла, оставив в лесу голубой туман, я прошёл сквозь него, сквозь холмы и пришёл домой. Было восемь утра. Я пытался сказать: «Пап, мам», но не мог, но уже говорил только сам с собой. Мы оттуда уехали в город высоких стен, каждый год всё сильней и сильней вспоминалась Блю, я считал раз за разом отметки на грани вен: я тебя не люблю, я тебя не люблю, люблю… Интересно, кем станет она в мой повторный раз? И во что мы сыграем, поставив в награду жизнь? Мы закончим друг друга, продолжив на время нас, для меня эта встреча и будет — главнейший приз.

      Мне сегодня исполнилось двадцать (как быстро) пять, я приехал туда, где бескрайне-безмолвный лес, и сегодня попробую больше не проиграть.

Блю, скажи, как же много в отаре твоей овец?