Крики любви 15
Париж. Гостиничный номер Маяковского.
В комнату стремительно входит Эльза. Она только что узнала от Лили, что у Маяковского есть дочь. Ее возбужденный вид бросается в глаза Маяковскому.
– Что-то случилось?– спрашивает он.
– Пока нет.
– Садись и рассказывай.
– Нечего мне рассказывать.
– Ну, как хочешь… Я тут в Ниццу собрался.
– Опять!
– Так складываются дела.
– А я хотела как раз сегодня познакомить вас с красивой девушкой. Двадцать три года! Неужели откажетесь? – В глазах Эльзы заиграли бесёнки.
– Кто она?
– Русская эмигрантка. Приехала из России лечиться, да так и осталась в Париже. Татьяна Яковлева – может, слышали?
– Элик! Ты посмотри на меня. Я же старый. В серебре, как в песочке, старичонка височки. Куда мне гоняться за молоденькими. Фауст какой-то.
– И неправда. Вы совсем и не старый. Вам всего тридцать с хвостиком, как вы выражаетесь,– разве это возраст для мужчины!
Мы в зале замка Ла Фезандри в тихом уголке Сен-Жерменского леса под Парижем. Собралось много гостей из французской художественной богемы, русской эмиграции и парижской золотой молодежи. В ожидании ужина образовались кружки. В одном из них эмигранты из России говорят о Маяковском.
– Господа, слышали новость? Среди нас, в этом зале, известный поэт советской России Маяковский.
– Разве этим сейчас кого удивишь? Сколько их побывало оттуда в этом зале. Илья Эренбург, Исаак Бабель, Михаил Кольцов. А сколько еще других, пониже рангом? Всех разве упомнишь.
– Это да. Но Маяковский… это, я вам скажу, другое дело. Это фигура.
– Где вы увидели в нем фигуру? Популист. Кричит, выдумывает кривые слова.
– К тому же еще грубиян. И грубиян, я бы сказал, вселенского масштаба. Нагличает не с отдельными личностями, а с эпохой, с Богом.
– Господа, я слышал, он дворянин. А послушаешь его – большевик! Так распинаться за советскую власть!
– Никакой он не большевик. Солитер. Присосался к советской власти – и сосет. А денег у него – куры не клюют. Гуляет себе по Парижу и швыряет, швыряет ими. А еще говорят, у них там кто не работает, тот не ест.
– Все говорят талант, гений. Помилуйте, какой же это талант? Рваные строчки, рваные мысли. Выдумывает черти что. Не стихи, а какие-то лесенки, по одному слову на строчку. И заколачивает, заколачивает деньги за эти самые строчки. Это сколько можно так заработать!
– Господа, не все так просто. В лице таких, как он, к нам сюда шлют советский десант. Нам хотят сказать: «Посмотрите, как при советской власти живут творческие люди. Возвращайтесь, и вы будете так жить».
– А вернешься – тебя сразу в кутузку.
– Граф Алексей Толстой вернулся – и ничего, процветает.
– Да, дилемма.
В зал входит девушка, которая обращает на себя внимание всех. Она направляется к Эльзе и Маяковскому.
– А вот и Танюша,– говорит Эльза, когда она к ним подходит. – Знакомьтесь… Танюша, это Владимир Владимирович Маяковский.
– Я знаю все ваши стихи,– обращается Татьяна к поэту.
– Позвольте вас оставить ненадолго,– говорит Эльза и удаляется. Оба хорошо знают, что она не вернется больше, и делают вид, что не замечают ее ухода.
Эльза ушла. А Маяковский, славившийся уменьем находиться в самых безнадежных ситуациях, на этот раз не знает, как начать разговор. Удивленная Татьяна уже посматривает на него укоризненно. А он все молчит и молчит.
– Что это с ним? Так и будет молчать все время! – думает девушка.
Делать нечего. Приходится ей начинать самой.
– Прохладно здесь как-то,– говорит она, кутаясь в накинутый на шелковое платье мех.
Эти слова действуют на него как призывный сигнал горна. Куда только девается его стеснительность! Он поспешно сбрасывает ее с себя, как ненужную одежду, и бросается в атаку.
– А давайте не ждать ужина, – предлагает он девушке, произведшей на него сильное впечатление. – Уйдемте не прощаясь. По-английски. Сен-Жерменский лес ночью это же ж сказка Пушкина! Хочется походить с вами, поразговаривать.
Очень не понравилось Татьяне такое начало. То молчал, а то… Нет, если дело так дальше пойдет… Его определенно надо попридержать.
П р о д о л ж е н и е з а в т р а
Свидетельство о публикации №117012903917