Обледеневшие души. Глава первая. Сергей

  Город, в котором будет происходить наша история, имел всего 4 достопримечательности: парк, бульвар, церковь, Администрация города, - всё это находилось в центре, а сам по себе город был серый, грязный, ничего стоящего в нём никогда не было, мрак и серость. Центр жил: кругом шли постройки новых зданий – чаще всего магазинов или стадионов - ремонтировались дороги, парки, бульвары, всё сверкало, блестело, - красота, да и только, - каждый праздник не обходился без салютов, концертов; город гулял, веселился. А на окраине: бараки, развалившиеся частные домики, грязные разбитые дороги – ни проехать, ни пройти, - и настроение у людей соответствовало обстановке - такое же серое и мрачное, никому ничего не хотелось: «И жить будем, и пить будем, а смерть придёт – помирать будем». Никого ничего в этом городе не волновало. Правда, старики в маршрутках и трамваях иногда рассуждали о политике, показывали своё недовольство, выходили на митинги, но всё это было простой формальностью, никто на это не обращал внимания, молодёжь делала вид, что всё хорошо, всё замечательно, а митинги так: вышли старики свой маразм показать. Ничего в этом городе не хотелось, молодёжь пыталась как можно быстрее удрать в Край, там и работа, и культура, а здесь - выживание.

 В мае, правда, становилось как-то особенно легко, что-то непонятное витало в городе, радовало душу, хотелось чего-то такого, непонятного; всё оживало, у здания Администрации и в парках целыми днями и ночами гуляли влюблённые пары, было тепло и уютно, кругом росла сирень, наполняя город своим ароматом; у Администрации высаживали на клумбе цветы – тюльпаны; фонтаны начинали свою работу, город преображался, но всё это было для вида, на самом деле бригады «Скорой помощи» именно в это время и начинали свою настоящую работу: то там, то здесь появлялись прохожие с пробитыми головами, окровавленным лицом и поломанными челюстями – город праздновал конец зимы.

  Где-то с середины июня начинался сезон духоты: жара до 40, людям ничего не охота, после работы только бы дойти до дома, раздеться и - под холодный душ, люди ждут хотя бы небольшого проливного дождика, которого, как назло, неделями нет, но если он начинается, то это надолго: неделю он льёт так, что даже не выйти на улицу, не погулять, все скамейки в парке мокрые, кругом грязь, и люди опять сидят дома. Дождь прошёл и снова - жара. И такая погода держится до середины сентября.
 
  Потом незаметно наступает Бабье лето: деревья окрашиваются в жёлтый цвет, листья падают на землю, лежат жёлтым ковром, солнце, тепло, кажется, будто в город снова пришла весна. После такого дурацкого лета, опять же хочется жить, любить, радоваться, веселиться, но проходит какая-нибудь неделя и снова начинаются дожди, снова серость, мрак, депрессии и снова сидишь целыми днями дома и ждёшь хорошей погоды или думаешь: побыстрее бы уже выпал снег, чтоб на улице хоть немного чище стало.

  Наступает середина октября и вот наконец-то выпадает первый снег, мелкий, мокрый, обязательно с ветром и ты уже не рад, что просил его. Выпал, лёг на землю и тут же превратился в грязную лужу, при этом постоянный ветер, который продувает тебя до костей. Если тебе надо куда-нибудь выйти, то ты делаешь это с такой громадной неохотой, что кажется: страшнее нет пытки. Потом погода опять резко меняется, опять грязь, дожди без снега, ветра уже нет и ты уже радуешься этому дождю, который барабанит по крышам, стучится в окна, поёт ночами свою колыбельную, тебе хочется от него постоянно спать, депрессия полная.

 Середина ноября - время, когда наконец-то выпадает настоящий, белый пушистый снег: выходишь вечером на улицу, а он в свете фонарей так медленно-медленно падает, ложится на твои волосы, плечи, ресницы, и тебе хочется кружиться в вальсе под этим снегом. На утро встаёшь, подходишь к окну и видишь белый город, и опять хочется чего-то особенного и необъяснимого. Но через три дня этот снег становится серым и грязным из-за того, что в далёкие 60-е-70-е годы построили алюминиево-перерабатывающий завод, отходы которого как раз падают на город (ошиблись чиновники в своих расчётах Розы Ветров, что ж поделать-то?), да ещё, к тому же, выхлопные газы из машин делают свою работу не хуже, чем цементные цеха завода.

  Главной болезнью этого города, естественно, были рак лёгких и бронхиальная астма, - всех людей косили эти две болячки. Но люди жили, привыкали, - а куда деваться-то? - только благодаря этому заводу город потихоньку и существовал: ко всему привыкает наш среднестатистический россиянин. Ну а потом в середине декабря начиналось время 40 градусных морозов, когда казалось, что лучше б была духота, чем этот холод. Такие морозы стояли неделю-две, а потом наступало, так называемое потепление, до 25-30 градусов, но людям уже становилось хорошо, самое страшное было позади, потом снова морозы, потепление и так до конца зимы, т. е. до апреля, а потом весеннее настроение, радость и веселье.





2

  Город жил спокойной жизнью, расширялся засчёт постройки новых магазинов и стадионов, но сам по себе был серым и грязным.

  Поначалу для приехавших он казался красивым и уютным, особенно весной: окна хрущёвских пятиэтажек светились в ночи жёлтым светом, фонари на каждом шагу освещали улицы города, кругом были магазины, зазывающая реклама, в центре города у здания Администрации стоял памятник Великого вождя революции, вокруг которого росли цветы, а через дорогу от этого вождя был Собор небесного цвета с золотыми куполами. В 7 часов утра в центре города слышался колокольный звон, напоминающий жителям о церковном богослужении. Заходя в этот Собор, ты чувствовал запах ладана, свечек, слышалось многоголосое пение, которое уносило тебя куда-то ввысь, тебе ни о чём не хотелось думать, только стоять и слушать. Запрокидываешь голову кверху, а над головой картина: белое облако, поверх которого смотрит на тебя Христос и протягивает к тебе свои руки, приглашая войти в Царство Божие. Походу службы в белых стихарях из алтаря выходят мальчики с золотым подносом в руках, и ты смотришь на них завороженными глазами. У алтаря стоит распятие с замученным Спасителем, по ладоням его из-под гвоздей течёт кровь, на голове терновый венок, - глядя на него, ты сразу понимаешь все его мучения. А перед ним стоит золотой подсвечник, на котором горят жёлтые свечи.

  После службы выходишь из Храма и кажется будто ты стал совсем другим, родившимся заново… А у ворот сидят люди, которым всё равно и на службу, и на Спасителя, и на религию, и на культуру. Тут-то ты и понимаешь, что не всё в этом городе замечательно, как показалось с первого взгляда. Ты наклоняешься к их блюдцам, бросаешь завалявшиеся в кармане монеты, которые со звоном падают в эти тарелки, возвращая тебя в настоящий мир этого города. Голуби у церкви испуганно взлетают и улетают куда-то в небо, а ты здесь – на земле такой же, каким и был, перед тем, как зайти в храм.

  Ты переходишь через дорогу, проходишь чуть вперёд и видишь афишу, которая зовёт тебя зайти в городской музей, где проходит очередная выставка мазни местных художников,- гордостью этого музея являются драгоценные камни: изумруды, топазы, кошачий глаз и т.д. – и ручные деревянные поделки местных мастеров. Насмотревшись на них, ты выходишь из музея, переходишь к зданию Администрации, где у памятника Ленину гуляют влюблённые пары и дети, заходишь за это шикарное здание и видишь ужасную сцену: в самом центре города стоит металлический забор высотой в 2 метра, в периметре которого идёт стройка.
 
  Вот оно! Весь ужас этого города – стройка! Кругом: в центре, на окраине, во дворах – строят дом на доме, магазин на магазине, и здесь-то и есть настоящее лицо города. Ты смотришь и видишь отвратительные траншеи, заборы, краны, мусор от этой стройки, грязь и т.д. и т.п.

  Но не всё так плохо в этом городе, есть ещё несколько мест, где можно уютно провести время: два городских парка и бульвар. Перенесёмся в городской парк: когда-то здесь росли тополя, кругом была зелень, качели, лавочки. Но это было давно – сейчас все деревья повырубили, качели снесли, оставили одни скамейки, на которых сидели местные алкаши, - парк был виден насквозь с центральной дороги. Так что от городского парка, к сожалению, остались одни воспоминания.

  Второй парк находился в самом центре города, точнее это был не парк, а простая аллея в честь героев Великой Отечественной. Начинался он с памятника лётчикам, а точнее с простого самолёта, на реставрацию которого чиновники всеми правдами и неправдами выманивали деньги из бедных жителей этого города. Дальше на помосте стоял настоящий танк, некоторые жители помнят ещё, как его ставили в этом парке, говорят: стоял рёв неимоверный, но приезжие считали, что танк был действительно с тех далёких времён. Дети лазили по нему целыми днями, рассматривали в его кабине боеприпасы, отыскивали следы немецких снарядов, некоторые особые любители даже залезали под него, собирая своей одеждой пыль, а танк на самом деле не видел никаких сражений, его прямо с завода привезли в этот город, покрасили в боевой цвет и он стоял в середине парка, как герой, видевший настоящие бои и давивший собой проклятых фашистов.

  А позади танка шла аллея с портретами героев по обеим сторонам дороги и лавочками, на которых сидели отдыхающие. На этой аллее было тихо и уютно, казалось, что ты находишься в каком-то огромном парке, где должны быть качели и детские площадки, но кроме скамеек здесь ничего не было, аллея была всего несколько метров, а за ней, опять же, шум автомобилей, города, те же магазины, стройка, крик прохожих и нескончаемая городская суета. В парке не было ни цветов, ни каруселей, а в довершение всего работники коммунальных служб ухаживали за ним только весной к 9 мая, а всё остальное время парк стоял заброшенным, никому не нужным, кроме гулявших по нему подростков и детей. На аллее постоянно валялся мусор, бутылки из-под пива, недокуренные бычки после неблагодарных посетителей, на деревьях сидело каркающее вороньё и не только сидело, но и справляло свои нужды на плакаты героев, на лавочки и на посетителей парка (им же не объяснишь, что эта аллея – достопримечательность любимого города).

  Выйдя с этой аллеи и перейдя дорогу, вы попадали на бульвар в честь местного поэта, бывшего фронтовика. Пожалуй, это было самое культурное место в этом Богом и чиновниками забытом городе. Здесь росли кусты сирени, стояли лавочки, а вечерами этот бульвар освящался желтыми фонарями, которые стояли по всей его длине возле каждой скамейки. Между прочим, ни городской парк, ни Аллея Победы не получили такого удовольствия быть освещёнными светом от фонарей.

  На этом культурный город заканчивался, и оставался только серый, грязный провинциальный городишко со стадионами, вечно строящимися зданиями, которые, то строили, то сносили, вечно благоустраивающийся, но так и остающийся грязным и серым и такими же жителями, вечно спешащими, бегущими, суетящимися и всегда чем-то недовольными, чтобы не происходило.

  Добавим к этой картине ещё несколько ночных клубов, кабаков и кинотеатров и мы получим портрет того самого города, в котором вырос и жил наш герой, и в котором произошла та самая история, о которой речь пойдёт ниже.

3

   Сергей Константинов, а именно так зовут нашего героя, прожил в этом городе почти всю свою сознательную жизнь, если не считать пятилетнего отъезда в город своего родного отца, т. к. на тот момент, когда он родился, родители Серёжки были разведены и уже как год жили не то, что на разных улицах или в разных городах, но даже в разных частях нашей страны: мама Серёжки жила в Центральной Сибири, а отец – в Волгоградской области. Поэтому сын до пяти лет так ни разу и не увидел родного отца: всё, что он знал о нём – это то, что отец у него военный и что он есть. Маленький Серёжа часто пересматривал мамины фотографии, где она стояла в красивом свадебном платье, такая красивая-красивая, радующаяся тому, что наконец-то она вышла замуж за любимого человека, да к тому же ещё и офицера, правда, пока лейтенанта, но в не далёком будущем этот лейтенант станет полковником, а там уже недалеко и до генеральских погон. Вот он, стоит с ней рядом в офицерской форме,  красивый и гордый, тем, что носит звание офицера Красной Армии – сегодня офицер, а буквально ещё вчера курсант лётного училища.

  Потом уже, гораздо позже, мама расскажет Серёжке одну совсем не детскую историю про двух курсантов: Виктора и Евгения – и семнадцатилетнюю девочку Надю, которая ходила с этими курсантами на танцы, и в которую эти двое были тайно влюблены, а она тогда ни о чём не думала – просто была счастлива.

  А уже через полгода она стояла в свадебном платье рядом с одним из них и делала вид, что безумно счастлива (да, наверно так оно и было, выходила-то она замуж по любви), а всё от того, что буквально за неделю до свадьбы у них с Виктором произошёл не совсем приятный разговор. Они шли по улице, была солнечная ясная погода, и Надя тогда в пылу хорошего настроения сказала, что выходит замуж за Женю, попросила, чтобы Витя тоже присутствовал, как никак они с Евгением лучшие друзья. Виктор согласился, был даже рад этой новости, но уже через день сидел на кровати в её комнате и пытался нелепо оправдаться в том, что не сможет присутствовать у неё на свадьбе, мол, скоро экзамены в училище, а он совсем всё запустил, теперь надо учить и времени совсем нет. Наконец, видя, что она обиделась на него, он всё-таки ей признался, что не может присутствовать на свадьбе той, которую любит. Для Нади это был шок, она долго не могла ничего сказать, потом только прошептала чуть слышно: «Дурак», - отвернулась к стене и разрыдалась. Виктор смущенно вышел из комнаты, так ничего больше и не сказав.

  Теперь же он сидит здесь же за столом с гостями, смотрит на невесту, кричит: «Горько», а глаза говорят, что ему и вправду очень горько. Потом он взял гитару, откашлялся, попросил спеть свою любимую песню и начал, смотря на Надю и на Евгения: «Что ж вы веселитесь – вам бы так попасть в беду: у своей любимой погулять на свадьбе, да ещё на свадьбе, свадьбе с новосельем, - как бы не заплакать при таком веселье?» Из глаз невесты потекли солёные слёзы, а Виктор смотрел на неё, и качал головой, мол, ты сама сделала этот выбор. Где-то в конце стола кто-то из подруг Нади прошептал: «Ты посмотри, как наша Надюшка счастлива, аж расплакалась от радости». Евгений сидел за столом и молча пил, ничего не видя, он был рад, что утёр своему дружку нос, отхватил себе красавицу-жену. Виктор закончил петь, положил гитару, встал, налил стопку и сказал: «Поздравляю вас, Женя и Надя, и желаю вам, любить друг друга до самой смерти. Горько!» - потом простился со всеми и ушёл.

  Потом через два месяца Надя с Женей уехала в Капьяр, куда Евгения направили служить по назначению, а Виктор попал в Афган, ну а ещё через полгода его седая мать получила цинковый гроб и медаль за подвиг сына.

  Надя с Евгением развелись через два года после смерти Виктора: Надежду замучила вечная Женькина ревность – дело уже дошло до абсурда: все письма, которые Надя получала от друзей, Женя штудировал, все усмешки принимал на свой счёт, пытаясь поймать её в неверности. Витины же фотографии, которые были у них дома он с ненавистью порвал, как только произошёл первый скандал в семье, после чего запретил Наде даже просто произносить это имя вслух. В довершение к этому, Надя никак не могла забеременеть. Женя и слышать не хотел о своей неполноценности, обвинив во всём свою нерадивую супругу, которая в 16 лет сделала аборт (ошибка молодости). Наконец, после 3 лет семейных драм и неурядиц, Надежда решила вернуться к родителям, прокляв всю семейную жизнь с этим домашним тираном. Оставив мужу записку, в которой она высказала всё, что о нём думает, Надя забрала свои вещи и уехала на вокзал. Уже через три дня она была у себя в родном городе, но каково же было её удивление, когда буквально через неделю она узнала о своей беременности и о том, что срок уже четыре месяца. Ещё через несколько  недель на пороге её квартиры предстал любимый муж, который задал всего один вопрос: «Ты мне, может, скажешь: от кого этот ребёнок?» Так и не получив  никакого ответа (у Нади тогда просто произошёл нервный срыв) Евгений уехал в гостиницу, а на следующий вечер сел на поезд до Капьяра, откуда Наде пришло извещение о прибытии в суд, по поводу развода, поданного одной из супружеских сторон. Семейная жизнь закончилась, так толком и не успев начаться, вот так Серёжка и остался без отца, ещё не успев появиться на свет.

4

  Серёжка оказался копией своего отца: такие же уши, нос, даже улыбка была отцовской, - от Нади он унаследовал только зелёные глаза и мягкие светлые волосы.

  Жизнь текла своим никому неизвестным ритмом: Надя после того, как родила Сергея устроилась санитаркой в больницу – жить-то надо на что-то, а декретного она не получила, сын оставался дома с бабушкой, которая и нянчилась с ним всё это время. Когда же Серёжка подрос и начал потихоньку познавать мир, тут-то и встал вопрос: что с ним делать? Ребёнок оказался не просто активным, а гиперактивным - только отвернёшься, глядишь, он уже что-нибудь натворит: то упадёт и нос себе разобьёт, то лбом об асфальт ударится, то на машину прыгнет так, что прохожие каким-то чудом успевают ребёнка из-под колёс вытащить. На работу такого ни за что нельзя было брать, а у бабушки просто сил не хватало за ним следить. Тогда его стали отдавать родной Надиной сестре – Ксении, а у той у самой два таких сыночка были, и вот Серёжка со своими двоюродными братьями целый день сидел дома у тёти.

   Время шло, ребёнок подрастал, всё было хорошо, вот только он до сих пор не разговаривал, хотя был ему уже третий год. Он всё понимал, любил слушать сказки, которые читала ему на ночь мама, смотрел мультики, а вот говорить не хотел ни в какую: если ему что-то было нужно, возьмёт, покажет пальцем на предмет, скажет одно только слово: «Дай,» - и попробуй откажи, тут такой рёв поднимется, что только уши закрывай. До трёх лет Серёжкины выходки ещё терпели, а потом Наде посоветовали отдать его в детский сад – там, мол, быстро заговорит: никто не будет разбираться чего ему дать. Так и получилось: буквально через неделю ребёнок стал разговаривать.

  Заговорил, познакомился со всеми ребятами, завёл себе маленьких друзей и начал потихоньку сбегать из садика домой – благо садик находился в двух шагах от дома, а память, как выяснилось, у ребёнка оказалась отменной: стишок, услышанный один только раз, мог повторить с лёгкостью даже через неделю. Стали бороться с его побегами, что только не делали: и в угол ставили, и лупили, и сказки про Бармалеев, которые едят маленьких детей рассказывали,- всё было бесполезно, пока Серёжку не перевили в другой садик, за несколько улиц от дома – оттуда уже не сбежишь, быстро заблудишься в городских джунглях и угодишь в лапы страшного Бармалея: пришлось смириться бедному ребёнку.

  Была, вдобавок, ещё одна проблема: в старом садике у Серёжки была куча друзей, а здесь он ни с кем из ребят не сдружился, был постоянно один, - все дети играют вместе, а Серёжка сидит где-нибудь в углу, никому ненужный, и своими делами занимается. Вот так он и рос до пяти лет: один и никому ненужный.

   Дома часто пересматривал фотографии с отцом, очень сильно переживал, что у других детей есть папа, а у него нет, знал, что папа лётчик и воюет где-то далеко-далеко в каком-то страшном Афгане, о котором мама часто слушала песни. Любимая игра у него была – телефон: Серёжка представлял, как он звонит отцу, разговаривает с ним, рассказывает о маме, бабушке с дедушкой, просит купить ему щенка и сходить с ним в парк на качельки. Надя, слыша эти детские желания, ночами плакала, уткнувшись в подушку: жалела и себя и Серёжку, обвиняя себя в том, что оставила ребёнка без отца. Лет ей было всего 25, совсем ещё девчонка, красивая, весёлая, только кому она нужна с чужим ребёнком?

5

  В городе была весна, та самая, когда на деревьях только-только появляются молодые зелёные листья, снег уже давно сошёл, и на улицах было по-весеннему приятно, тепло и радостно. Во дворах играли дети, на лавочках сидели бабушки, радовались хорошей погоде после долгой зимы, обсуждали соседей, а главное сложившуюся политическую ситуацию в новой стране: по телевизору показывали любимого всеми коммерсантами руководителя, который обещал всем свободу, мир и неограниченные права, дирижировал американским оркестром и танцевал Калинку-Малинку на виду у всего народа. Из Афганистана уже как четыре года назад вывели наши войска, но при этом, то здесь, то там возникали политические конфликты, снова и снова уносящие молодые жизни.

  Но в далёком провинциальном городке всё было по-старому тихо и мирно. О новом времени говорили только появляющиеся в городе коммерческие магазины, заполненные разными товарами, чего не было в старое время.

  Надя возвращалась после очередной рабочей смены домой, подошла к стоящим во дворе почтовым ящикам, открыла свой  и  вытащила оттуда письмо. «Наверно, маме кто-то написал»,- решила она, и вдруг её как ошпарило: на конверте на месте фамилии отправителя аккуратными буквами было написано: «От Евгения Константинова».

  Женя после последней их встречи не написал ей ни строчки,- иногда на праздники присылал сыну поздравительную открытку, и этим вся его забота заканчивалась. Надя стояла с этим письмом в руке и не знала, что ей делать: прочитать или порвать его, не читая, и забыть обо всём. Так она и дошла до своей квартиры: ничего не видя перед собой и ничего не понимая. Обиды прошлого уже давно ушли куда-то, осталась только одна боль за себя, за сына и за погибшего Витю, который так и не дождался своей любимой Наденьки.

  Войдя в квартиру, она прошла к себе в комнату. Серёжка сидел на полу и играл с машинками. Надя подошла к письменному столу, села за него, не раздеваясь, и дрожащими пальцами стала вскрывать конверт. Пальцы не слушались, будто стали чужими.

  В комнату зашла мама:

  - Надюша, ты почему не раздеваешься, устала на работе? Раздевайся и иди ешь. Твой балбесина опять тарелку разбил, ну сколько можно: только отвернёшься, он куда-нибудь залезет?!

  Дрожащая Надя повернулась к матери.

  - Мам, - чуть слышно прошептала она и протянула ей письмо.

  - Тёть Марина написала? А что случилось-то – на тебе прям лица нет – умер кто?

  - Женя…

  - Какой Женя? Ну-ка… - мать вырвала письмо у дочери и взглянула на адресат. – А, вон оно что! – протянула она. – Давай читай, как он там…

  «Здравствуй, Наденька.

  Мы с тобой в последний раз виделись больше пяти лет назад, многое с тех пор изменилось, многое я понял, многие взгляды на жизнь пересмотрел. Понял, что у меня есть родной сын, женщина, которую я любил все эти годы, которую и сейчас люблю.

  Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, потому что именно с тобой я по-настоящему был счастлив.

  После нашего развода я женился ещё раз, взял женщину с ребёнком: девочке, так же как и нашему сыну, сейчас четыре года,- в начале жили хорошо, я был счастлив, но так и не смог полюбить: в сердце была только ты одна, может быть, поэтому та женщина и ушла к другому.

  Сейчас я остался совсем один, вся жизнь однообразна, живу только работой – ну а ты сама знаешь какая у нас сейчас страна и армия: ни того, ни другого нет – всё разрушил «Дорогой россиянин», мы никому не нужны, постоянно сидим на чемоданах: того и гляди пошлют куда-нибудь умиротворять «мирных жителей». Многое, конечно на бумаге не расскажешь, не передашь, хочется только любви и покоя.

  Если у тебя остались ко мне какие-то чувства, напиши мне, я буду ждать.

   До встречи, любимая, поцелуй за меня сына, пусть он не забывает, что у него есть родной папа».

   Надя дочитала письмо, по лицу её текли крупные слёзы. Наталья Николаевна всплеснула руками:

  - Ну и что мы плачем?! Сейчас Серёжка увидит тебя такой и сам разревётся! Любишь, езжай: тебе муж нужен, ребёнку – отец, мы уж с дедом насобираем денег на дорогу. Может, и вправду Евгений изменился, да и не совсем он плохим тогда был, езжай.

  На завтра Надя отправила телеграмму в Капьяр всего с двумя словами: «Жди, приеду». А ещё через две недели она с Серёжкой садилась в поезд «Новокузнецк-Москва», который шёл до Волгограда, а оттуда на автобусе за несколько часов можно было доехать до Капьяра, где их ждал муж и отец.

6

  Была тёмная летняя ночь, в вагоне все спали. Поезд «Новокузнецк-Москва» подъезжал к Волгограду – городу-герою.

  Надя давно уже приготовила сумки и сидела за столиком, слушая размеренный стук колёс. Серёжка сладко спал, видя десятый сон.

  Наконец, поезд вошёл в один из самых красивых городов нашей страны, который в войну так и не запустил ни одного фашиста, отстреливаясь с Мамаева кургана, - после войны жители города  воздвигли памятники на этой высотке в честь героев тех времён: говорят на кургане земля была пропитана кровью своих сынов, которые не пропустили врага дальше этой линии фронта. Именно отсюда начались первые поражения гитлеровской армии в далёком 1943 году. Потом учёные историки, сидя в своих тёплых кабинетах за грудой воспоминаний очевидцев тех событий и попивая горячий чай, станут утверждать, что Гитлер сделал роковую ошибку, свернув на Сталинград, и начав тем самым войну на два фронта, поэтому он всё и проиграл из-за своей гордости (как никак занял бы город носящий имя Вождя этой страны): дойди он несколько километров до Москвы, как знать, может исход был бы совсем другим, а так случилось то, что случилось. Дураки! Те, кто выдвигал эту теорию не имели ни малейшего понятия о вольной русской душе, о русском народе, который в мирное время запивается водкой и гниёт в своём однообразии и безкультурщине, погибает в Магадане и сталинских лагерях, но если приходит враг, который хочет поработить этот народ, то все эти люди, которые недавно ненавидили своих Вождей, ругали свою страну, встаёт, как один за своих матерей, жён, сыновей и идёт погибать на поле боя ни рабом, а свободным человеком. А через годы учёные начинают разбирать по кусочкам историю народа и подвиг всех людей страны приписывают одному человеку, руководящему этой страной в то время, забывая, что историю делают не руководители и чиновники, а в первую очередь народ…

  Поезд подошёл к вокзалу и остановился. К вагону подбегали радостные люди, встречали родных, близких, друзей, обнимались, весело кричали. Надя с Серёжкой вышла на перрон, стала оглядываться, в надежде, что Евгений здесь и что сейчас он подбежит к ней и к сыну и обнимет их после долгой разлуки. Но никто не подбежал, не обнял её.

  Постояв на перроне пять минут, Надя с сумками в руках и с хнычущим оттого, что не дают поспать, сыном пошла к дверям вокзала. Пройдя через переход и выйдя на улицу, она остановилась: «А вдруг?» - промелькнуло у неё в голове… Но «вдруг» не произошло…

  У входа на вокзал стояли таксисты, Надя подошла к одному из них:

  - Сколько до ближайшей гостиницы?
 
  - 5000, девушка.
 
  Она села.

  - К родственникам едете?

  - Нет, к мужу возвращаюсь.

  - Что ж он вас не встречает?! Эх, молодёжь пошла: жену с сыном встретить не может! – возмутился таксист.

  - Да он у меня военный, в наряде сегодня,- нашла причину Надя, одновременно успокаивая себя: может, действительно на работе, а она обвиняет мужа во всех смертных грехах.

  - Ну-ну, - скептически пробурчал таксист.

  До гостиницы доехали молча. Надя расплатилась, зашла в гостиницу, взяла у портье ключи от номера, поднялась наверх и легла спать в пустую холодную кровать.

  На следующий день она с Серёжкой на автобусе заехала в Капьяр. Именно в этом городе Серёжка проведёт лучшие годы своей жизни, именно здесь он пойдёт в первый класс. Здесь у него будет куча друзей, с которыми он каждый день после уроков будет слоняться по городу, здесь впервые он влюбится, но так и не сможет признаться в этом девочке, которая ему будет нравиться, здесь он не будет знать, что такое жестокость, предательство и ложь. Этот город он запомнит на всю жизнь, запомнит небольшой тихий парк с качелями, куда он каждый день будет ходить с друзьями, запомнит площадь погибшим в Отечественную войну, с монументальными плитами и именами героев, написанные на них, с тюльпанами возле каждой плиты, своё любимое «Крыло» - памятник лётчикам, он с друзьями залезал на самый верх этого Крыла и ждал вечерний закат (Крыло как раз находилось на горе, с которой было видно заходящее солнце, такое тёплое-тёплое, озаряющее вечернее небо своей красотой), чтобы полюбоваться им.

  Но здесь же он за один какой-нибудь год перенесёт три сложнейших операции, на последней из которых у него произойдёт остановка сердца (анестезиолог превысил дозу наркоза), здесь, чтобы спасти маленького Серёжку хирург пожертвует своим собственным сыном (на Скорой будет доставлен ребёнок, попавший под поезд, хирург тем временем боролся с клинической смертью Серёжки, которого он не мог оставить, когда же всё закончилось и врач спустился в приёмный покой, выяснилось, что ребёнок умер от массовой кровопотери. Подойдя к нему, врач узнал своего сына, который так и не дождался своего отца).

  Здесь Серёжка впервые узнает, что такое пьяный папа, ревнующий свою жену и угрожающий ей и сыну кухонным ножом (годы так и не изменили Евгения), здесь же маленький ребёнок узнает, что такое полная нищета, когда мать работает без выходных за 3000 рублей в месяц, а тем временем отец таскает эти деньги из дома и пропивает их с любовницами, пока сын плачет от голода и просит маму дать ему хотя бы корочку хлеба.

   Здесь они с Надей впервые уйдут жить к совсем незнакомым людям, случайно узнавшим о семейной проблеме и приютившим их от домашнего тирана, который будет орать, что всё равно Надя ещё приползёт к нему на коленях и будет просить прощения, потому что идти-то им некуда, и отсюда они уедут через 5 долгих лет в родной Симбирск, откуда уезжали так недавно с громадными надеждами, и куда они вернутся с искалеченными душами - Надя в свои 30 лет и Серёжка, которому было всего 10 лет, но который морально повзрослел ещё на лишние 5 лет.

   Серёжка всё это пронесёт через всю оставшуюся жизнь, а особенно воспоминания о Свете (девочке, которая была дочкой приютившей их семьи), которой так и не смог признаться в том, что она ему понравилась - не из-за гордости, а потому что испугался: вдруг она скажет своей маме обо всём, а та возьмёт и выгонит его маму на улицу, а куда им тогда идти-то? Ребёнку было всего 10 лет, но на тот момент он уже смотрел на жизнь взрослыми глазами и этим очень сильно отличался от своих сверстников, у которых было счастливое детство, которые ничего не знали про голод, семейные драки и жестокость.

   Как-то раз Серёжа гулял вместе со Светой. Была тёплая зима, - в Капьяре никогда не было холодных сибирских морозов, падал белый пушистый снег. Серёжа остановился, посмотрел на красивое небо, на снег под ногами, потом на Свету и тихо проговорил:

  - Я когда вырасту, стану писателем (он очень любил читать: читал всё, начиная от сказок Пушкина и кончая мамиными взрослыми книжками про красивую любовь, иными словами те же сказки, но только для взрослых).

  Света засмеялась:

  - Ты – писатель??? Так значит ты умеешь писать стихи???- вдруг вполне серьёзно спросила она.

  - Стихи пишут поэты для девчонок, а я буду писать книжки для взрослых – ответил Сергей.

  - И о чём же они будут?

  - О простых людях, о таких, как мы с тобой.

  - Так значит ты будешь, как Пушкин???

  - Пушкин писал стихи и сказки, а я не умею писать стихи, - возмутился Серёжка.

  - Ну значит ты не писатель, - засмеялась Света, - писатель должен создавать всё: и стихи для девочек, и книги для взрослых.

  Серёжа ничего не ответил, только удивлённо пожал плечами, а через неделю, когда он возвращался с мамой в вагоне поезда в свой родной город, ему вдруг в голову пришли такие строчки: «Птицы улетели в дальние края, солнышко застыло, и пришла зима». Эти строчки появились именно в тот момент, когда поезд подъезжал к Симбирску.

7

  Родной Симбирск встречал Серёжку совсем не по-родному. После тихого Капьяра, где всё было легко и понятно, где мальчиков в школах учили красиво ухаживать за девочками, где девочек воспитывали, как будущих офицерских жён, где объясняли, что такое честь, и что все эти мальчики в будущем станут офицерами, как и их отцы, и встанут на защиту своей Родины (Капьяр был маленьким военным городком и жил засчёт военной части, поэтому неудивительно, что дети получали такое воспитание), Симбирск оказался для Серёжки просто адом. Мальчик, который с детства был воспитан на офицерском Кодексе чести выглядел на фоне всех своих одноклассников белой вороной. Во-первых, он очень любил читать, из-за чего стал настоящим посмешищем для одноклассников: они просто не понимали, как можно целыми днями сидеть за скучными книгами вместо того, чтобы бегать на улице, играть в компьютерные игры и смотреть телевизор. Во-вторых, Серёжка в свои 10 лет совсем не умел материться,- это было что-то: как так, пацан не разговаривает матом?! В-третьих, ребёнок был больным и слабым,- физкультура для него стала самым нелюбимым предметом, спортивные нормативы он сдавал хуже всех, уступал даже девчонкам, в спортивные игры он не то, что не хотел играть, а просто не умел, зато на уроках по литературе его нельзя было заставить помолчать, он всегда вылезал со своими дурацкими ответами, всегда был первым, его всегда ставили всем в пример, «а что в нём такого?! – только и умеет, что сидеть за учебниками и показывать, что он умнее всех, - а он, вон, даже постоять за себя не может: обзови его, так он даже не ответит, потому что знает, что сразу придёт домой с расквашенным носом». Пацаны на переменах девчонок за косички таскают, а этот им после уроков портфель несёт, Ромео, больной весь, постоянно какие-то обмороки после того, как побегает: баба и есть баба.

  И стали Серёжку «учить жизни», а точнее просто издеваться всем классом: у нас любят унижать тех, кто изначально слабее тебя, а тем более, когда человек не может дать сдачи. В течение года Серёжка постоянно приходил домой весь в синяках, постоянно плакал после учебного дня. Друзей у него за этот год так и не появилось: придя домой, он закрывался в своей комнате и целыми вечерами либо читал про мушкетёров, про настоящую дружбу, индейцев, пиратов и жил в своём маленьком придуманном мире, либо слушал песни про Афган, Отечественную войну, Высоцкого и тем самым вселял в своих обидчиков ещё большую ненависть из-за своих музыкальных вкусов – все слушали Децла, Земфиру, Руки вверх, а Серёжка просто не мог понять, как вообще о таком можно петь: для 12-летнего ребёнка намного понятнее были песни про не вернувшегося из боя, про звёзды, свалившиеся с неба на погон, про братские могилы, про волка, нырнувшего за флажки, чем про весёлые вечеринки и про тех, которых надо целовать везде, потому что ей 18 уже. Он не понимал, почему рэперы бьют металлистов, а металлисты рэперов: дворовые ребята из его школы ходили с битами на так называемые «стрелки» с этими металлистами, а потом хвастались друг перед другом: кто кому пробил голову, сломал нос, челюсть или руку.

  Серёжка понял, что в этом городе лучше быть одному, самому отвечать за всё и не лезть ни в какие разборки: он не был ни дворовым, ни маменькиным, - он рос сам по себе, ни перед кем не открывал свою душу, зная, что в открытую душу либо плюнут, либо её растопчут кроссовком.

   Буквально, через каких-нибудь два года Серёжка превратился из маленького мальчика с душой романтика в хитрого волчонка, который мог сигануть за красные флажки и уложить своего обидчика на лопатки, но при этом никогда не бил лежачего и того, у кого увидел в глазах страх.

  В одном классе с Сергеем учился ещё один мальчик, который так же, как и Серёжка был изгоем среди одноклассников. Алёша страстно верил в Бога, ходил в Воскресную школу и в церковь, жил по заповеди Христа: ударившему тебя, подставь другую щеку, - и естественно так же, как и Серёжка, был объектом вечных издевательств. Ещё в 4 года Алёшка чуть не потерял маму, которой врачи поставили смертельный диагноз, тогда-то он и пришёл со своей бабушкой в Дом Божий. Бабушка ему сказала: «Бог помогает всем, кто у него просит помощи, - молись, и твоя мама выживет, главное, чтобы ты сам этого искренне хотел». И Алёша страстно молился со слезами на глазах, веря, что Бог не оставит его маму. Неизвестно, то ли врачи ошиблись с диагнозом, то ли до Бога дошли Алёшкины молитвы, но мама не умерла, а через год результаты анализов показали, что она полностью здорова. Так или иначе, но для веры Алексея этот случай сыграл очень важную роль, после этого мальчика никто не переубедил бы в том, что Бога нет.

  Именно с ним Серёжка и сдружился, часами слушая рассказы о Христе и его учениках. Серёжке и до этого рассказывали о Боге, но на вопросы ребёнка родители ничего конкретно не могли ответить, а только ругали его за богохульство. Алёшка же терпеливо объяснял глупому Серёже всё то, что мальчик не мог понять.

  Как-то раз Сергей попросил своего друга сходить вместе с ним в церковь на службу, Алёшка сразу же согласился. Сергей на всю жизнь запомнил этот день, он был просто в восторге от пения церковного хора, от мальчиков, выходящих из алтаря, от икон, изображающих библейские сцены. Выйдя из Храма, он ещё пол дня слышал это прекрасное пение. В течение нескольких месяцев мальчик ходил вместе с Алексеем в церковь на эти сказочные службы, он любил слушать проповеди священников о добре и зле, о гонениях на верующих, об учении Христа, но как-то раз он увидел сцену, после которой полностью разочаровался в христианском учении и в церкви.

  После одной из проповедей они с Лёшей вышли из храма, вдохновенные и счастливые и вдруг увидели батюшку, который только что в Храме рассказывал прихожанам о воскресении Христа и о спасении грешников. Батюшка стоял среди нищих, которые сидели у ворот церкви, и прогонял их, при это ещё и матерясь не хуже алкаша. Серёжа, увидев эту отвратительную сцену, возмутился: «Как так, священник, который учит добру и который говорит, что перед Богом все равны, гонит людей от Дома Божьего и при этом не стесняется в выражениях!» Вместо того, чтобы поддержать своего друга, Алёша начал говорить, что батюшка прав, что этим алкашам наплевать на веру, на Христа - им главное насобирать денег на бутылку и напиться где-нибудь у себя в бараках.

  - Нечего им делать в таком месте, только людей смущают, - заключил Алексей.

  Серёжа был поражён такому заявлению, в один момент он осознал, что ему не по пути с теми людьми, которые говорят одно, а делают другое, а если Бог поддерживает в этом священников, значит ему не по пути с Богом, значит никакого доброго Бога нет – его придумали, чтобы люди считали, что в своих бедах виноваты они сами, согрешив против Бога, чтобы люди вместо борьбы несли свою судьбу, даже не пытаясь её изменить: так угодно Богу. Религия для слабых, которые сложили свои руки и ждут второго пришествия Христа, в надежде на то, что он сам всё сделает для кротких людей, сам добьётся за них справедливости: главное верить и ждать. Всё это Серёжа, не задумываясь, сказал Алексею, добавив:

  - А если я не хочу ждать, а хочу сразу перевернуть этот мир, что тогда?!

  - Тогда ты грешишь, ты идёшь против судьбы, против самого Бога. Был один такой грешник, который убил царя и всю его семью, ему теперь вечно гореть в аду, - ответил Алексей.

  Серёжка не мог поверить своим ушам: Алёша только что назвал Ленина грешником, а Николашку, который угробил столько людей оправдывает (Серёжа недавно прочитал «Как закалялась сталь» и уже кое-что знал о дедушке Ленине и о ненавистном Николае II, который угнетал простых работяг).

  - Николай – святой, а твой Ленин – это дьявол в человечьем обличье, - тем временем продолжал Алексей, - он смутил простых людей и из-за этого вечно ему гореть в аду.

  - Не правда! – со злобой крикнул Сергей, - Ленин помог людям, а твой Бог против этих людей: он с теми, кто гонит бедных, у кого есть деньги.

  Друзья за спором не заметили, что главное-то они упустили: священники и церковь – это не Бог, а организация, помогающая общаться с Богом, и всё то, что сделал священник и поддержал Алёша, Христос бы осудил, но для этих двух мальчиков, которые стояли у ворот церкви, страстно споря между собой, церковь и Бог было одно и то же, и выходило, что всё то, что делала церковь, прикрываясь именем Бога, делал сам Бог.

  В тот день друзья поняли, что они стоят по разные стороны баррикад, что у них разные взгляды на жизнь, и что их связывает только учёба. Годы пройдут, и друзья расстанутся: каждый пойдёт своей дорогой, но в школе каждый будет стоять друг за друга и именно это и спасёт обоих от одиночества и унижений. Только один раз они серьёзно поссорятся друг с другом и целый год не будут разговаривать.
  В 14 лет Сергей влюбился в девушку той чистой любовью, которую только и испытываешь в этом возрасте. Эта девочка чем-то напоминала ему Свету, которую он так и не смог забыть даже спустя 4 года. Не сказать, что Лида была похожа на подружку детства – совсем другая девчонка, Сергей учился с ней в одном классе, но никогда не обращал на неё внимания. И вдруг увидел её совсем другой: не просто одноклассницей, а именно девушкой. Он ей ничего не стал говорить, но через несколько дней принёс в школу свои первые стихи про кораблики. Серёжа и до этого пытался сочинять, помня обещание данное Свете, но получалось как-то по-детски глупо: слёзы-розы, морозы-берёзы, - а здесь как-то само написалось про бумажный кораблик, на борту которого было имя любимой девушки. На одной из перемен, пока Лида вышла из класса, Серёжка потихоньку положил эти стихи на её парту, в надежде, что они ей понравятся. Зайдя в класс, Лида увидела какой-то лист у себя на столе, спокойно взяла его, не читая, смяла и выкинула в мусорную корзину. Алёша увидел перекосившееся лицо своего друга и засмеялся:

  - Ты бы ещё под балконом песенку бы ей спел, глядишь, кинется тебе на шею.

  Серёжа пробурчал сквозь зубы:

  - Всё равно я добьюсь того, что она полюбит меня.

  - Ага, вы поженитесь, она родит тебе детей, вы будете жить долго и счастливо и умрёте в один день. Не говори глупостей, она же просто девчонка, ничего особенного, да к тому же дура, хотя ты тоже не умный: притащил свои стишки, - Алексей весело рассмеялся.

  Этого Серёжа вынести не мог, недолго думая, он ударил друга по лицу, началась драка. К друзьям подбежала учительница и разняла драчунов:

  - Что случилось, - строго спросила она у Сергея.

  Алёша в бешенстве крикнул:
  - Наш Ромео втюрился в Джульетту и стишки ей пишет, а она их выкидывает.

  Учительница подошла к ведру, достала смятый листок, развернула его и прочитала, потом обратилась к Серёже:

  - Конечно, не Пушкин, но для тебя сойдёт, пиши, если получается, только не стоит их показывать другим – очень детские, хотя смысл в них есть, - и бросила творение Серёжи туда же, откуда достала минуту назад.

  Серёжа схватил портфель и выбежал из класса обозлённый и униженный. В классе раздался смех – это засмеялась Лида со своей подружкой, потом подошла к Алёше и сказала:

  - Передай своему дружку, что он идиот. Я никогда бы не влюбилась в такого придурка, как Серёжка, пусть даже и не мечтает.

  На следующий день Серёжа пересел от Алексея за другую парту, целый год они не будут разговаривать друг с другом, не сумев переступить через свою гордость ни один, ни второй, целый год они будут страдать от одиночества. А через год у Серёжи случится ещё одна история, после которой он и поверит в настоящую дружбу, и пускай когда-то кто-то высмеял детские стишки и детский поступок, но это не было предательством, это была просто не совсем красивая шутка над другом, но не более.

8
 
   Целый год друзья не общались друг с другом, делали вид, что им и без этого общения не плохо. За этот год многое изменилось. Сережка познакомился с ребятами постарше, которые жили на его районе. Каждый день они слонялись по городу, цепляясь к молодым девушкам и хамя им. Это-то как раз и понравилось Сережке в своих новых друзьях. Алеша никогда не позволял себе никакой грубости по отношению к другим, а эти плевали на все нравоучения взрослых, умели курить, пили пиво, никого не боясь и ни о чем не думая.
   С этой компанией Сережку познакомила его новая подружка. Даша училась в параллельном классе с Сергеем и как-то раз на одном из конкурсов они сели рядом друг с другом, разговорились и Сережка понял, что Даша ему чем-то понравилась. В этот же день он проводил ее до дома, выяснилось, что живут они в соседних домах, и вот Сергей начал бегать к Даше чуть ли не каждый день. Однажды он принес ей тетрадку со своими стихами, показал ей, боясь, что она отнесется к этим стихам так же, как и Лида. Но девочке они очень понравились, она была в восторге от того, что познакомилась с настоящим поэтом и предложила Сережке встретиться с ее друзьями. Так он и сделал.
    Максим, самый старший в этой компании, сделал ему выгодное предложение: он поможет Сергею прославится, если тот половину первых же заработанных денег отдаст ему. Сергей согласился, тем более не сильно верил, что Макс как-нибудь сможет ему помочь, а прославиться очень хотелось. И вот началось продвижение к славе. Уже через неделю Сергей познакомился с остальными ребятами из компании и те предложили ему купить гитару и сочинить несколько песен, для того, чтобы выступить в городском ночном клубе.
    Идея, конечно, хорошая, но где взять деньги на гитару? У мамы просить было неудобно, тем более мама целыми днями работала продавцом за копейки, денег хватало только на самое необходимое, а больше у Сережки никого и не было. Тогда ребята решили эти деньги выиграть в карты. Каждый вечер на городском рынке проходили игры среди пацанов: играли в очко, дурака и в буру. Решили, что самое легкое, это игра в очко, там думать особо не надо, тяни и тяни карту за картой, главное вовремя остановиться. Поднакопив небольшие деньги, которые давались на обеды, ребята пошли на рынок.
    Решили, что будет играть Сережка: гитара для него, ему и карты тянуть. И вот началось. По началу все шло хорошо. Сережке даже вроде бы начало вести, не по-крупному, но все-таки. Конечно до гитары еще далеко, но если так и дальше пойдет, то можно сыграть и по-крупному. Первые три партии Сережка выиграл, потом удача отвернулась, но ненадолго. В кармане еще оставались накопленные деньги нетронутыми, играли пока что на выигрыш. И вот опять стало вести: Сережка уже выиграл 400 рублей. А дальше пошло что-то непонятное: Макс предложил поставить весь выигрыш, с тем, что если Серый выиграет, то выигрыш удвоится и можно сразу идти покупать гитару, ну а если проиграет, собственные деньги никуда не денутся, все под контролем.
   Сережка согласился: поставил весь свой выигрыш, и игра началась. Вначале ему попалась дама и валет, потом король, дальше 6. Решили, остановиться. Карты начал вытягивать раздающий. Вскрыли: на руках у соперника оказались 10 и 7. Сережка с сожалением вздохнул, приходилось начинать все с самого начала.
   Тогда Макс предложил сыграть снова по-крупному: поставить половину оставшихся денег. Так и сделали, и опять удача отвернулась. Сергей понял, что пора прекращать, но Макс вошел в азарт, вызвался сыграть сам.
   - Ты уже весь свой фарт истратил, а мой сейчас со мной, я это чувствую,- сказал он, присаживаясь и потирая руки. Игра опять началась, в первый заход Максу повезло, он сорвал куш, тогда он решил поставить все деньги сразу: - Или сейчас отыграемся и уйдем с прибылью или – не судьба.
    Снова начали метать: первые две карты у Максима попались 7 и 8, третья карта валет, итого 17 очков. Соперник вытащил 4 карты. Вскрылись: у Макса – 17, у соперника – 22, перебор. Ребята выиграли.
    Забрав деньги, они пошли на выход, радуясь тому, что завтра могут идти за гитарой, денег как раз хватало.
    - Вот, что я теперь говорил, будешь с нами, станешь знаменитым и при деньгах, - подвел Макс итоги сегодняшнему дню.

9

    Сережка до этого уже пробовал играть на гитаре, у брата дома была старенькая шестиструнка - зависть Сергея, еще 2 года назад Серега пытался разучить несколько песен. Сейчас же он держал с гордостью свою собственную черную гитару и уже строил планы о том, как он станет знаменитым и Лида, наконец-то заметит его.
    Прошло 6 долгих месяцев, пока Сергей боле-менее разучил основные аккорды, в этом ему помог Санек из соседней квартиры, который уже несколько лет играл блатные песни во дворе на лавочке. Но игра игрой, а своих песен Сережка, так пока и не смог написать. Пытался, бился, сочинял стихи, даже целый цикл написал о дуэлянтах XIX века, кстати посвятил этот цикл Алешке, с которым так и не общался все это время, но песен под гитару не получалось, то, что выходило из-под ручки Сергея на музыку совсем не ложилось.
   Макс начинал уже злиться:
   - Ну и какой ты поэт? Простой песенки сочинить не можешь, а говорил поэт, прям Пушкин. Только зря гитару тебе покупали, мы на эти деньги могли гулять и гулять, так нет же, поверили, что стоящее что-то будет, захотели помочь другу, а другу по фиг на все, купил себе гитару за чужой счет и даже не думает о том, как расплачиваться будет.
    Серега не спорил, не ругался, но слова Макса его очень задевали, тем более он чувствовал, что может писать, что с каждым днем у него получается все лучше и лучше, главное время, а времени ему как раз и не давали, постоянно куда-то торопили, требовали песни. Попробовал начать писать что-то блатное, но блатное получалось плохо и совсем не нравилось, не мог он писать о лагерной жизни, не видя никогда ее. Выходило по-детски наивно и глупо. А ему хотелось написать что-то похожее на Высоцкого, чтобы слышался надрыв, чтобы донести до слушателей всю боль и одиночество. Но слов не находилось, а если и находились слова, то опять о любви, о Лиде, которую он уже и не знал любит или нет, каникулы без нее прожил, даже и не чувствовал тоски. Тем более рядом была Даша, вот кто действительно верил в него.
    Именно тогда-то Сережке и попался в библиотеке томик Есенина «Москва кабацкая». Он и до этого пробовал читать Есенина, но то, что печатали в школьных учебниках, было скучно и не интересно: Белая береза, Пороша, Поет зима – аукает. Красиво, но скучно, не было в этих стихах того, о чем бы хотел сказать Сережка. И вдруг ему попался цикл «Москвы кабацкой». Это были совсем не те детские стишки, которые учили в школе, про это старались не говорить на уроках, замалчивали. Первое стихотворение, поразившее Сережку было «Сыпь гармоника», - вот это-то и шло от души, именно это Сережка испытывал в последнее время к Лиде, и Есенин в точности повторил Серегины мысли. Следующее стихотворение было «Пой же, пой, на проклятой гитаре…», прочитав его Сергей понял, что лучше песни не придумать, вот он, крик души, обращение к другу, для Сергея это обращение было к своему лучшему другу Алексею, а в образе той, которая свела с ума хулигана Есенина, Сергей сразу представил Лиду. Он попробовал подобрать аккорды к этим стихам, получилось неплохо. Всего за несколько часов он разучил эту песню и побежал к Максиму хвастаться.
    Максим послушал, нахмурился и спросил:
    - Ты действительно собрался выступать с этими соплями перед людьми?
    - Ну да, - ответил Сергей.
    - Ну перед девочками, может, и прокатит, а перед пацанами стыдно с таким выступать. Лучше тогда твоих «дуэлянтов» на музыку наложить и то прикольнее получится.
    - Но стихи действительно хорошие, да и песня не плохо получилась.
    - Ага, для бабушек и дедушек, ну или для теть 40-летнего возраста, само то. Только для того, чтоб прославиться и заработать деньги, нужны другие песни, людей надо веселить, а не грузить. Они в обыденной жизни устали от забот и идут в клуб не для того, чтоб ты их грузил своим Есениным, а для того, чтоб отдохнуть. Ты что телевизор не смотришь? Муз-тв посмотри, вот такие песни нужны людям, а не твоя депрессия. Эту депрессию для своих девочек оставь, поплачься им, они это любят.
    - А я так понимаю, тебе нужны только деньги, а не творчество,-обозлился Сергей.
    - Ха, а что же еще? Ты думаешь, взялся бы я из-за любви к творчеству кому-то помогать? Твоя гитара, кстати, в копеечку нам вышла, а без гитары ты бы вообще ничего бы не смог, так бы и писал бы про свои кораблики и розы.
    Сергей такого не ожидал от друга, он думал, что Максим действительно заинтересовался его стихами, понял смысл этих стихов, а оказывается ему просто выгодно было дружить с Сергеем, надеялся, заработать деньги чужими руками.
   - Ну и сволочь же ты, оказывается, - сквозь зубы выдавил Сережка. – Я-то думал, мы с тобой друзья.
   - Конечно, друзья. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Без моей помощи ты один ничего не добьешься, даже гитару не смог бы купить.
   Сергей встал, взял гитару за гриф и с размаху ударил ее об пол. Струны лопнули, дека разлетелась, оторванный гриф остался в руках у Сереги.
    - Псих! – завопил Максим, - Совсем уже обалдел от своих песенок! Ко мне вообще можешь не приходить после такого, звезданутый! Иди, пой про свои кораблики.
    Сергей отшвырнул гриф, обулся и вышел из квартиры. Больше он сюда никогда не вернется, через несколько лет он встретит Максима еще раз, но даже не станет здороваться с ним. А пока…

10

     А пока Сергей быстро шел к своему единственному другу, зная, что он-то точно оценит и поймет его стихи.
     Алексей, открыл дверь, увидел на пороге Сережку.
     - Здорово, - весело поприветствовал тот, - чем занимаешься? Пойдем гулять?
     - Не могу, – ответил Алексей, - занят. Стихи готовлю на конкурс.
     - Что за конкурс?
     - К Дню Победы. Любые стихи о войне. Странно, что ты не знаешь. Ну хотя, да, куда уж нам до тебя, мы чужие читаем, а ты вон, свои на гитаре исполняешь, тебе теперь на простых вообще наплевать, ты же знаменитым стал.
    - Нет гитары, - с грустью сказал Серега.
    - Как нет? А куда делась?
    - Разбил. – И Серега рассказал все, как было, как Макс пообещал, что поможет Сережке выступить с песнями в клубе, как Сережка нашел стихи Есенина и хотел их исполнить, даже музыку придумал, как Макс посмеялся над ним, и как Сережка разбил свою гитару.
     - Дурак ты, гитару мог бы и оставить, когда теперь новую купишь?
     - Сам заработаю и куплю свою собственную,- со злобой процедил Серый.
     - Когда теперь это будет? А так уже бы сейчас мог выступать. Подожди, а чего б тебе не попробовать в этом конкурсе поучаствовать со своими стихами, глядишь, заметят.
      - Ну у меня нет стихов о войне.
      - Это ты зря, - засмеялся Лешка, - слушает песни Высоцкого и не пишет о войне. А ты попробуй, напиши, время-то есть еще.
       С этого момента Серега засел за новые стихи. Для начала он прослушал заново все военные песни Высоцкого, даже переделал одну из них под себя, но стихи оказались слабыми, Сережка сразу отказался от мысли подражать кому-то. Тогда он начал искать свою тему, но ничего не получалось. Он уже почти отказался от этой мысли, как вдруг однажды вечером, уже ложась спать ему в голову пришла строчка: «Я убит на третий день войны».
     У Сережки даже сон пропал при этой мысли. Он открыл глаза, не зажигая свет взял ручку с листком бумаги и вывел эту строчку в темноте (он часто так делал, чтоб не будить маму, включая свет). Дальше в голову ничего не приходило. Он начал в уме перебирать слова, стал вспоминать те песни, которые слышал, и вдруг в голову пришла вторая строка: «Мать с отцом еще не догадались».
     Он и ее вывел на листке. Теперь перед ним лежал листок со словами:

Я убит на третий день войны,
Мать с отцом еще не догадались.

      Дальше само собой всплыли сразу две строки:

Похоронки к дому не дошли,
Зеркала пока не закрывались…
      
       К утру перед Сережкой лежало готовое стихотворение о войне. Он взял его с собой и пошел в школу. Алексей уже сидел в классе.
        - Привет, - сел Серега возле него, - вот держи. – И он достал мелко исписанный листок со стихами.
         - Это что? – спросил Лешка.
         - Третий день войны, - мое. – С гордостью проговорил Сергей.
         Лешка с жадностью принялся разбирать почерк друга.
         - Ничего не пойму, почерк у тебя дурацкий, сам прочитай.
         Сережка начал читать:

Я убит на третий день войны,
Мать с отцом еще не догадались.
Похоронки к дому не дошли,
Зеркала пока не закрывались.

Я мечтал, когда вернусь домой,
Обниму сестер своих и братьев,
И скажу: ну вот я и живой,
Наливай-ка по сто граммов, батя…
            
      - Даже не ожидал, все думал, что ты до сих пор про свои кораблики пишешь, - улыбнулся Лешка, - ну что ж, готовься к выступлению, может и оценят.

       Через неделю был конкурс, на котором Сережка прочитал свои стихи, многие удивились, такой молодой, а уже так пишет. Но кроме похвал ничего не последовало. В своем возрасте Сергей мечтал, что его начнут печатать, о нем заговорят, но ничего не было. Вручили призы, на линейке объявили, что такой-то, такой-то за участие в конкурсе получает грамоту и все, тишина. Лида подошла, поздравила и больше ничего не сказала.
        Сережка был удивлен: как так, он написал такие стихи, а его не замечают, ведут себя с ним так же, как и раньше. Кораблики вон до сих пор помнят, хотя действительно были детскими и наивными, а про военные вообще ничего не сказали. Он пожаловался Лешке, Лешка засмеялся:
         - А ты что думал, за одно стихотворение тебя сразу в поэты возведут? У тебя сколько таких стихов: одно или два, а наподобе корабликов? Вот когда начнешь писать серьезные стихи, тогда и заговорят, а пока будешь ныть о неразделенной любви и плакаться, как тебе грустно, все будут считать, что ничего больше не умеешь. Пиши, учись.