Тропинки и тропы поэта Виктора Клыкова
Предисловие (рецензия-эссе) книги:
Виктор Клыков. Жизнь – поэзия. Поэзия – жизнь! – М.: Аграф, 2015. – 160 с. – 300 экз.
=
У каждого человека, тем более, поэта, свой путь, своя судьба, в конце концов, свой «язык», на котором он говорит с людьми и космосом... Виктор Клыков, обладая как весомым «стажем», так и «багажом» самых разных стихотворных техник, тем не менее, пытается найти поэзию в обыденных «вещах», зачастую в том самом ахматовском «соре», из которого растут стихи… А может быть, поэт интуитивно следует доахматовской флоберовской максиме: «Итак, постараемся смотреть на вещи просто и не будем пытаться стать умнее Господа Бога. Когда-то считали, что только сахарный тростник даёт сахар, а теперь его добывают почти отовсюду. То же самое и с поэзией; будем извлекать её откуда бы то ни было, ибо она во всём и везде. Нет атома материи, который не содержал бы поэзии» (Гюстав Флобер, из писем).
«Атомы материи», складывающиеся долгие годы в молекулы чувств и впечатлений, в некую поэтическую химию или даже алхимию, не обделили своими красками и образами Виктора Клыкова: жизнь дипломата, путешествия, знание языков – всё это, конечно же, смешивается, реагирует друг с другом, образует метафорические чернила (и белила), накладывает свои большие печати и миниатюрные печатки на образы, структуры фраз, ритмы и рифмы – диалектически – и в единстве, и в контрасте: «мысли мои в розах печали / сердце моё в розах любви» («Чёрные розы…»), в любви к разным константам одновременно, к природе, к пространству, к истории: «в серп / опрокинутый звёздам навстречу / глядели с земли фонари» («Космос цикады пели…»), наконец, к простому чистому «полотну» неба: «…и осталась лишь одна / в этом небе белизна...» («Синий всадник…»)…
И вдруг – контраст – та же тема, да на другом витке, палиндромно-окая: «…кос-мосом-сок: космосом космосок / космосон» («космос»); тут же анаграммно-акая: «А бра? Арба араб раб. / А бра бра? Арба-бар раба» («абракадабра…»); а к концу книги – ещё и в эссе «О космосе в жизни и в поэзии» – о встречах с Юрием Гагариным, о Лобачевском и Минковском, о «метакоде» поэта и философа Константина Кедрова и снова – к «космосам» Велимира!..
Вслед за жившим и творившем в эпоху зарождения русского космизма Виктором-Велимиром Хлебниковым, которого называли «поэтом 21-го века», Виктор Клыков пользуется многими «красками», данными поэту историей, – от античности до современности: «масло» силлабо-тоники и «карандашная» техника верлибра, «кубо-супрематические» конструкции авангардных поэтических форм и «нотно-графические» звуковые миры саунд-поэзии, да и просто-непросто непосредственные краски строк этой книги в «Визуальных стихах» – всё это нужно автору, идущему «к невидимой цели / за горизонтом, / под зонтом / небесной без края / голубизны» («Корфу – Венеция»); это необходимо автору для проникновения в природу образов – контрастных, разных, волнующих, для приближения к их сути, для преодоления пути к своему читателю, для искусства «толкования», без которого нет диалога ни с читателем, ни с миром: «с каждой ступенькой / се...сер...СЕРДЦУ теплее / смахиваю слезу…» («Базилика Марии Утешительницы в Граце»).
Это тернистый путь поэта-исследователя, путешественника – с его разными «техниками» преодоления пути: тут и строгая поступь академического ритма, и лёгкий бег шутки-иронии, и – внезапно – остановка, аналитическое «всматривание» – в форму слова (внешнюю и внутреннюю), в ритмические варианты, в звукописные мотивы – будь то русская лирическая песня или бравурный венский вальс: между этими «станциями»-«стансами» – жизненный маятник Виктора Клыкова, Москва – Вена, Вена – Москва, далее – везде – в слове, на странице книги, в разных концах Земли, сопоставляя микро и макро: «настолько снег пушист и чист, / что кажется – / сибирский бесконечный лист / с его простором и полями / лежит пред нами» («Снежная Вена»); смешивая верх и низ: «пылит скрипит дорога / под колесами машин / и падает с неба / прямо в море» («пылит…»); «и свежая травка внизу / давала радость путникам / среди белёсых каменистых гор» («По дороге в Анталию»); и вот «Я снова в путь далёкий подготовлен / тревожным состоянием души…» («Я снова…»).
Виктор откликнулся просьбу приехать в Курск в качестве специального гостя Второго фестиваля «Курский контекст», проходившего в сентябре 2013 года. Выступления и впечатления, общение и дискуссии – фестивальные и кулуарные... Особенно понравилась Виктору идея чтения стихов павлину – символу Воскрешения; акция в областном детском эколого-биологическом центре была посвящена подзабытой книжке Виктора Шкловского «Воскрешение слова», изданной 100 лет назад, в эпоху всеобщего поиска новых путей в искусстве… В Курске – городе Казимира Малевича – к сожалению, не так много людей, понимающих значение этого имени (для города и мира!), значение авангарда в искусстве вообще и в поэзии в частности. Виктор Клыков своими стихами, выступлениями на фоне стендов музея Малевича (увы, временного), своими лекциями и стихочтениями в библиотеках и университетах города, в Доме литераторов и Литературном музее, своим живым юношеским «зажигающим» взглядом здесь-сейчас и в то же время взглядом «со стороны» всколыхнул фестивальные дискуссии, главным итогом которых стала мысль о свободе и толерантности в поэзии, о единстве истоков поэтического мышления…
Истоки эти – не только и не столько в «детстве» человеческой культуры, в её истории, сколько в детстве каждого человека – и автора, и его читателя: «и памятники прошлого встречаю, / и с ними я о детстве говорю…» («Печора – Москва»), «…я беру самокат юркий / и качу, как когда-то в детстве, / на канал ухоженный венский» («На канале в Вене»), «Забывая всё на свете, / слушаем мы их как дети – / все пораскрывали рты» («Московские поэты в Праге»). Именно так и слушали самого Виктора на фестивале в Курске дети – в Доме детского творчества Железнодорожного округа на вечере «Эники-беники-веники!», посвящённом поэзии парадоксальной, абсурдной, весёлой!..
Быть как дети (ещё евангельское), искренне быть открытым всему новому, впитывать то, что даётся – от макрокосмоса природы до микрокосмоса встреч с друзьями, поэтами, художниками, музыкантами… Искать от этого единственную выгоду – учиться (у людей и идей), постигая, исследуя, бесконечно приближаясь к истине и… конечно, не достигая её… «В морфея храме начинаю / кружить и вспоминать... / опять, опять...» («Спокойной ночи…»); «в прямоугольнике / проёма двери, / в створе её из серой потёртой комнаты / видна яркая дорога жизни…» («в прямоугольнике…»)…
Быть как дети – для умудрённого временем поэта – не значит наивно раскрываться до конца, но, приоткрыв дверцу в детские воспоминания, лишь заглянуть, не открывая нараспашку, не доводя доводы до поэтического апокалипсиса – «в пустом теле оставленном / лёгкими / которые сжались / и вытекли из меня / жизнь остановилась» («Щемит сердце…»); и, чтобы не остался только «строк пепел / смешанный с вечной землёй» («В последние годы…»), необходимо сделать усилие и попытаться снова найти это детское вселенское «бесконечное счастье в конечном пространстве» («Желаю Вам…»). И снова, с надеждой и лёгкой иронией автор «лепо» живописует: «На закате посмотрю я на солнышко, / сохранило ли ещё свою силушку? / С Лужников поднимусь на обновлённый мост, / вспомню молодость мою своевольную…» («Летний вечер…»).
В определённые моменты, после того как детско-юношеское «впитывание» осталось позади, поэт, хочет он того или нет, вынужден подолгу сосредотачиваться на себе, замыкаться хотя бы время от времени, чтобы попытаться постичь некие свои «законы», соотнеся их с общими законами: «Я пройдусь по весеннему лесу, / оставив город вдали, / цветок молодой сорву / с ветки почти безлистой ещё / и его надкушу…» («Весна на окраине Вены»), «Зачем мне люди дня? / Я с ними ссорюсь, / дороже мне ночная тишина…» («О русских парижанах»).
Периодические обострения (вплоть до «ссоры») отношений с миром – это катализатор новых поэтических миров, без этого не обойтись… Не обойтись без ностальгии, скитаний, поисков… Увы, без потерь близких, друзей, близких друзей, поэтов, художников… Без новых разговоров с ними – через барьеры смертей – туда – стихами: «…и вновь я с тобою в Париже / встречаюсь / и вместе со столиком старым качаюсь / на ножке единственной…» («Памяти художника Даниила Соложева»), «для фото / вы встали у стенки шеренгой. / На серой стене ваши тени, / как будто вы ждёте расстрела…» («Поэтам России»). Метафорой может оказаться всё, даже страшное слово «расстрел»… Потому что есть вещи пострашнее расстрела…
Но можно же и так: «По Маяковскому – МАЯКу стихами пли!» (первая строка одноимённого стихотворения), или так: «Алексей / кручёный / Елисей / сей сей»… Это всё больше игры – языковые, философские, хулиганские, детские и взрослые, опять же – высокие и низкие… Игры звуками и смыслами – теми самыми внутренними и внешними формами слова, о которых напоминал Виктор Шкловский в том самом «Воскрешении слова», и рядом с ним воплощали в поэзии те, которым отдаёт дань и за которыми идёт Виктор Клыков – в аналитических дробях словных и в синтетических звуках славных, когда вдохновение «приходит ДАРНОЕ / вместе с солнечным теплом / до чего же жизнь отрадная / рядом с РЫЖЕВЫМ ЖУРЧАНИЕМ / рядом с ры...ЖИВЫМ ТЕПЛОМ!» («ВЕЛИ-МИР ХЛЕБНИКОВ-у»), когда «в соре слов / рос… / из малого / кручёного волчка / вырос» («Алекс-Ей Ели-Сей Круч-Ёных»)!..
И дальше, за Хармсом и Введенским, за ранним Заболоцким и другими – к современному бытию поэта, к его причудливым взаимоотношениям с «ближними» – со стулом (стихотворение «Я и стул»), лавкой («А я лежу на лавке / поджавши кверху лапки...»), крышей («Сижу на крыше, / крыши выше…»), с экраном и временем («Как смотреть фильм вдвоём»), с причудливыми зазывными звуками продавца и самим «Продавцом фруктов на Майорке», с самыми разными другими объектами парадоксального поэтического внимания…
А объект вашего внимания, читатель, – поэт Виктор Клыков, один из наших современников – вот он, перед вами, – в своих книгах, стихах, размышлениях о предназначении и бытии человека мыслящего… Так что приятного путешествия вам во времени и пространстве – по тропинкам и тропам, полюсам и тропикам, по странам и континентам поэтической планеты Виктора Клыкова…
=
СПРАВКА ОБ АВТОРЕ
Виктор Клыков – русский поэт, живущий в Австрии. Работал переводчиком, инженером, экономистом, дипломатом. Член-корреспондент Международной Академии Системных Исследований, член Союза Писателей России, президиума Союза писателей XXI века, Международной Ассоциации Писателей и Публицистов APIA (Лондон), литературного Добровольного общества охраны стрекоз (ДООС), австрийского литературного объединения «Gesellschaft der Lyrikfreunde»; создатель и президент литературного клуба "Русская поэзия в Австрии". Победитель нескольких международных поэтических конкурсов. Награждён литературными премиями и медалью имени А.С. Грибоедова. Печатается в российских и в зарубежных журналах. Автор нескольких поэтических книг. Стихи Виктора Клыкова переведены на немецкий, английский и французский языки.
Свидетельство о публикации №117012707861