Зов Вильны 9

Ольга Деньковская (1944)
Ирина Мастерман(1945)
Алексадр Снежко(1945)
Георгий Почуев (1945)
Людмила Суркова (1946)
Сергей Лавров (1946)
Геннадий Литвинцев (1946)
Юрий Тоскалёв (1946)
Валентина Шереметьева (1946)
Юрий Щуцкий (1946)
Тамара Яблонская (1947)
Зус Вайман (1947)



Ольга Деньковская (1944)
Современный  вильнюсский литератор из Беларуси. Пишет стихи, песни , романсы, исторические повести. Публиковалась в сборниках «Ветви на ветру», «Ступени», «Многоречивая Вилия» и др. Член МАПП. Одна из создателей и первый  председатель литературного объединения «Логос».
 
МОЙ ГОРОД

Старинный город мил и многолюден
Средь праздников, обычных буден.
Луны не видно из–за туч, но будет
Светить и радовать влюблённые сердца.
И роста ввысь и вширь не видно уж конца.
Обидно – не увижу я тебя влюблённо
Чрез сотню–двести лет столь отдалённых.
Каким ты будешь, город мой любимый?
Людская участь ждёт неумолимо,
Когда придёт черёд и час твой подвенечный,
Разверзнет высь.
                И путь твой Млечный
Уж не покажется далёким безупречно.
Это потом.
                Теперь же я ликую!
Мой город милый, я тебя целую!
Люблю я наблюдать твой свет от фонарей,
И свет от фар машин, что весело сияют,
Река Нерис их в водах отражает.
И небоскрёб–свеча в вечерней дымке тает.
Сей монолит «Европой» называют.
Витрины многие на «Инглиш»  величают.
И город Вильнюс – вернисаж, витринный
Уже меняет облик свой старинный…

О грусти всё ж душа заговорила…
А где–то там, в окне всё горько и постыло.
Не люб и город мой, и свет не милый
От тяжких бед и горечи унылой.
Чем я могу помочь тебе, мой человече?
Пройдут года. По мне поставят свечи…

Но всё–таки надежду я лелею:
Признает город мой меня – своею.

Ирина Мастерман (1945)
Современная вильнюсской поэтесса. Занималась в литстудии «РусЛо», возглавляла  студию поэзии «Созвучие». Изданы сборники стихов «Виночерпий», «… И», печаталась в сборниках и альманахах Литвы, Латвии и России- «Письмена», «Настоящее время», «Планета поэтов», «Северная Аврора», «Невский проспект» и др. Член МАПП, входит в ЛИТО «Логос».

ВИД ИЗ ОКНА

Постель разобрана, и на столе еда.
Стал каждый день,
как день последний, Судный.
И жизнь,
подобно пьянству, стала беспробудной,
а приснопамятное
ныне мельтешит, проходит без следа.
Бесследны
из кокона зимы взлетевший мотылёк,
прозрачность
зорь, трава, за ливнем вслед встающая
с карачек,
и соловьи. Они на этот раз, не только ночью,
щёлкают в зените.
Примета верная : быть лету знойному.
Но ликованья нет,
нет прежней гипнотической корысти.

Вид из окна – утратившая силу притяжения калитка.
Но это далеко.
За занавеской из голубенького ситца.
 
ПОРТСИГАР

Нет прошлого. Есть только будущее.
Но мне там не бывать –
с фанерной бабочкой
в послевоенном церемониальном
сквере, насыщенном гулянием
семейным: слегка манерных женщин
и мужчин в зеленых, реже синих,
но в непременных галифе.

Там не бывать
непритязательной провинциальной
атмосфере,
где развлеченье – станционный
крытый досками перрон, буфет,
куда зайти героям и заказать
семье «крем-соду», купить конфет,
себе два раза взять по «сто»,
занюхать хлебом,
слушать духовой оркестр,
играющий «бостон»,
курить «Казбек», дышать
невозмутимо паровозной гарью,
и говорить с горячностью. И только о войне.

В том будущем
нет места именному портсигару,
неповторимым жестом
извлеченному отцом
из брюк.


Алексадр Снежко (1945)
Современный вильнюсский польский поэт и переводчик. Первые публикации в 1985 году. Стихи переводились на литовский, русский и немецкий языки.  Был секретарем секции польских литераторов Союза писателей Литвы, членом Союза польских литераторов. Публиковался в сборниках поэзии изданных в Литве и Польше. Автор текстов музыкальных композиций исполняемых на эстраде и хоровыми капеллами. Стихотворение «Сновидения князя Гедимина» вошло в учебник по литературе для польских школ Литвы.
СНОВИДЕНИЕ КНЯЗЯ ГЕДИМИНА
История знает года...
Кто помнит? – Лишь может присниться.
В лесах жили люди тогда,
А рядом – зверь дикий и птица.
А власть над страною лесной
Справлял Гедимин – князь могучий,
Ходил на охоту и в бой,
Врагов разгоняя, как тучи.

Однажды проворный зверек
Увлек в дальний край, незнакомый.
Устав, князь под дубом прилег,
В дали и от слуг, и от дома.
А видел в своем вещем сне,
Что волк на горе под сосною
Выл звонко, как-будто в броне
Звал рыцарей в бой за собою.

Проснулся... А что значил сон?
- Вернувшись, спросил он у свиты.
- Пусть мной будет тот награжден,
Кто смысл разгадает укрытый.
Задумалась воинов брать
И те, с сединой над висками,
Как вещий тот сон разгадать,
Что с князем случится и с нами?!

Вдруг с дальней дороги пиит
Предскажет пророчее слово:
-Здесь крепость и город стоит
Так славный, что нету другого.

Кто взял за пилу, кто – топор,
И замок здесь встал над горою,
А город растет до сих пор
- Наш Вильнюс, где дом наш с тобою.

(Авторский перевод с польского)

Георгий Почуев (1945)
Современный русский поэт Литвы. Стихи начал печатать в 1968 году в газетах на Украине. С 1998 года публикуется в альманахах «Висагинские зори», «Родник» и многих других, газетах «Российский писатель», «Российская федерация сегодня», «Обзор» и «Литовский курьер». Выпустил три книги стихов. Член Союза писателей России,  руководителем поэтической студии «Плеяда».

НАШ ГОРОД МОЛОЖАВЫЙ

Наш город моложавый весь в обновках.
По жилам рек струится новизна.
Вернулись птицы на сезон короткий,
Симфония их трелей нам нужна,
Чтоб прирастать и дальше новой ноткой,
Чтоб каждый штрих вписался в общий хор,
Чтоб люди плыли, как в надёжной лодке,
Ведя непринуждённый разговор.

К свободе волю как не унимали,
Народ здесь доказал, что не каприз
Желанье жить, как вольная Вильняле,
Так прихотливо, как река Нерис.
С её извивами наш город слился
И расселился дерзко по холмам.
Становятся суровыми здесь лица,
Отпор давая хитрым лжедрузьям.

Не отторгал он мирных инородцев,
Разноязык, как древний Вавилон.
Наследовал творенья многих зодчих,
Не ставший «притчей во языцех», он
Разросшись, зазывая современность,
Холодным стал для собственных жильцов.
Он избавляет многих здесь от лени,
Грозясь на неугодных из дворцов.

Спит старина, оттеснена в задворки.         
Коснётся ль время новое её?..
В окне как будто шевельнулась шторка –
То ностальгия снова за своё.
Как город поживал в мою эпоху,
Потомки не узнают из газет.
Кому и почему здесь было плохо,
Ответов не получишь, там их нет.

Пугающих давно не напрягала
Эпохи умирающей строфа...
Век распродаж берёт своё в Подгале,
А трёхкрестовый холм зовёт волхва.
Четвёрку истуканов на голгофу
Грозит отправить новая метла.
Им дико угрожает катастрофа,
Что в головах чинуш произошла.
Как в карауле, в полный рост фигуры
Стоят лишь на одном его мосту,
Свидетельства, пускай другой, культуры,
Но ценно всех наследие культур.
Не варварская нынче ведь эпоха.
И мост – отнюдь не башня и не сейм.
Кому от взгляда на скульптуры плохо,
Не стоит и смотреть на них совсем.

Наш город-щёголь – важная персона,
Приветливым был к пришлым испокон.
На сумеречных стен дворцовых фоне
Мелькают тени тех, кто доведён
До званий дилеров порожней тары,
Контейнерных объедков королей.
Эпоха кумача таким кошмаром
Не изводила здесь простых людей.

Столичный город, не из самых малых,
Построил Вильнюс свой особый мир.
В нём Анны готика, мосты из стали,
И зелени весенне-летний пир.
И придают неповторимый облик
И Кафедра, и княжеский дворец.
И рядом князь, по чьей монаршей воле
Заложен замок, как придумал жрец.

В его пределах нет заветной пашни,
Заведенной при княжеском дворе.
Из символов – отстроенная башня
Не спит на Гедиминовой горе.
Есть чем здесь любоваться, восхищаясь,
Здесь есть старейший университет...
И, если сильно захотеть, то счастье
Построить можно (почему бы нет?).

Людмила Суркова (1946)
Современная русская вильнюсская поэтесса. Публикации в коллективных сборниках и альманахах русской поэзии в Литве: «Родник», «ЛИТЕРА», «Ветви на ветру» и др. Член ЛИТО «Логос».

НАХЛЫНУЛИ ВОСПОМИНАНИЯ

Нахлынули воспоминания
О старом доме на Заречной,
Где жизнь прошла одним дыханьем...
Соседи радовались встрече
Топили печь углем, дровами,
пел дымоход, гудел ветрами,
тепло от печки шло кругами-
Дом оживал, угли мерцали.
...Под Рождество, когда все спали,
Дом подожгли, потом сараи...
Но молодость моя навечно
Осталась там и мой фантом
На улице моей Заречной
Доныне жив и в доме том
Он словно память нашу бережёт.
Проходят год за годом, снова год...
Фантому, может и не скучно,
Он бродит по тропинке вдоль реки,
Журчанье слышит, плеск радушный...
Но камешки бубнят, что дом сожгли.

О доме прежнем, на Заречной,
Уж не страдаю, не болею.
Но под мостом у церкви белой
Все камни шепчут: «Сожалеем».

У ФОНТАНА

В маленьком скверике плещет фонтан,
Струи воды, как альпийский тюльпан,
Брызги танцуют, на солнце искрясь,
Голубь голубке воркует, кружась.

Рядышком ива ветви склонила -
То ли мечтала, то ли грустила.
Капли в ладошки дети ловили,
Светлую радость взрослым дарили.

Сергей Лавров (1946)
Вильнюсский поэт, прозаик и публицист. Член союза журналистов Литвы. Автор четырех сборников стихов: «Сороколетья строгая пора», «Срок быстротечный», «Монолог души», «Вечность мгновения». Публикуется в периодической печати и литературных изданиях Литвы, Латвии и Росиии. Неоднократный лауреат республиканских конкурсов поэзии. Член МАПП, редактор ЛИТО «Логос».

В СТАРОМ ВИЛЬНЮСЕ

Р. Будрису

На узкой улочке, сродни уже знакомой,
Мне старший друг сказал: «Взгляни на крышу дома».
Я поднял взгляд: из синевы, припав к карнизу,
Орлы, грифоны, змеи, львы тянулись книзу.

Я шёл... захватывало дух от изваяний,
Искал... но не было и двух похожих зданий.
И я себя поймал на том, что год от года
Всё чаще я смотрю на дом не выше входа,

Что часто под ноги глядел и временами
Я забывал про тот предел, где львы с орлами.
На узкой улочке, в тени кирпичной ниши,
Мне старший на ухо шептал: «Взгляни повыше...».

У ПАМЯТНИКА М.-К. ЧЮРЛЁНИСУ

О чём шумят дзукийские берёзы,
Какой мотив они мне шелестят? –
Быть может, лебедей влюблённых слёзы
Да клёкот журавлей, летящих в даль.
А может быть, Чюрлёниса сонаты 
И фуги на картинах оживут,
Нам подарив находки и утраты
И гения литовского приют?..
На кладбище, смиренном и тоскливом,
Что по-над озером склонилось, словно мать,
Родителей Чюрлёниса могила
Стоит и возвращает время вспять,
Напоминая нам о том, что в этих,
Озёрных и лесных, грибных краях
Родился мальчик, имя чьё, наверно,
Прославило Дзукию во веках.
Ему равно подвластны были
И звуки музыки, и красок пестрота,
В Варшаве знали музыканта, в Петербурге
Восторженно склонялись у холста.
А там соединялись свет и тени,
И сказочного призрака мираж,
И даже снобы застывали в удивленьи:
Откуда у Него такой кураж?!
И Муза, прославляя Гения досрочно,
Его в историю ввела, пусть был хулим.
Над всем, что на земле непрочно и порочно,
Возвысился Он Творчеством своим.

Геннадий Литвинцев (1946)
Российский журналист, литератор, член Международной гильдии писателей. Направление творчества – поэзия, проза, публицистика, литературоведение, переводы. Живя в Вильнюсе, работал в республиканской газете «Советская Литва». Живет в Воронеже.

ИЗГНАННИК

Над Староместом тяжких туч прибой.
Чрез дождь и мрак сияет Рождество.
Горит свеча над чаркой золотой.
Пришельцу ненавистно торжество.
Напрасно из сибири он, упрямый,
летел сюда, искрясь.
Другому отдана Радвиленка
со взором Остробрамы.
Душа его к кресту пригвождена.
Теперь весь мир изнаннику чужой.
 Что понапрасну тыкаться в нём слепо?
Столешницу горячей головой
Примяв на миг и выйдя из вертепа,
Сквозь пляски и костры понурым вором
Идёт на страшный суд горящего собора.

(Из книги "Часы. которых нет на циферблате", 2006)

Юрий Тоскалёв (1946)
Российский поэт из города Златоуст, Челябинской области. Неоднократный лауреат городских, областных фестивалей творчества в номинации «Поэзия».Член городского литературного объединения «Мартен», в Союзе писателей России с мая 2005 года. Подготовил к публикации шесть авторских сборников стихов.

О, ЭТО КРАСНОЕ ВИНО!
 
О, это красное вино!
Под сургучом, в сосуде пыльном
Из погребка, что в старом Вильно,
С осенней прозой за окном,
С чужим дождём. И пёстрый цвет
Кричащих зонтиков тревожит,
И плавится сургуч на коже
Сплетённых пальцев – сумма лет
В уплату за вино. За всё.
За пустоту … А там, в России
Снег в вечерах до боли синий,
И над полями – вороньё.
И тишина. И медный звон.
И свет. И белые одежды
Церквушек маленьких, где прежде
Тысячелетий длился сон.

Валентина Шереметьева (1946)
Современная вильнюсская поэтесса родилась и живёт в Вильнюсе. Преподавала английский язык и литературу.  Первый сборник стихов назывался «Спираль судьбы» (2000). Сборник «Лестница лет» (2009) состоит из двух частей, деля жизнь и творчество на  «До … и После...». Член МАПП и литературного объединения «Логос». 
ВИЛЬНЮС МИЛЫЙ, УЮТНЫЙ, ТИХИЙ
Вильнюс милый, уютный, тихий
Монстром стал уныло безликим.
В джунглях стеклобетонных зданий
Умирает душа, как в казарме.
В лапах цепко-корыстных банков
И ценой поражающих «SHOP-ов»
Сама жизнь оказалась жалкой,
Нищей Золушкой с голой .....
Не цветут на проспекте липы –
Их по моде подстригли «под ноль»,
Новой плиткой покрыли «VIP-ы»
Свою совесть и нашу боль.
Как заложников в зоне подлости
Народ держат воры и мразь,
И мусолят скандалы новости,
Разевая беззубую пасть.
Дух Монюшки, Мицкевича, Пушкина
Здесь когда-то давно витал.
Нынче в бозе почила совесть,
Чёрный ворон добро склевал.
Прогневили мы, видно, Бога –
От того и живём убого.
Если Дух покинул сознанье –
Неминуемо жди наказания. 
Кто спасёт тебя, старый Вильнюс?
Кто зажжёт покаянья свечу?
Я о времени добром, сильном,
В храм войдя, помолюсь, погрущу. 

3 февраля 2009
Юрий Щуцкий (1946)
Актёр, режиссёр, поэт, и драматург вильнюсского русского драматического театра. Первые стихи опубликованы в газете «Комьяунимо тиеса» в 1970 году. В 2004 вышла книга стихов «Между миром и войной». Один из создателей литературного объединения «Логос». Публиковался в сборниках и альманахах «Ветви на ветру», «МАПП 5 лет в Литве», «Ступени», «Крещатик» и др. Один из создателей литературного объединения «Логос».

ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ
(сонет)

Зажегся свет, и занавес упал.
Зал опустел, затих, слегка усталый.
Каких побед он только не знавал,
Каких он только не видал провалов!

Бывало, он от ужаса дрожал,
Когда от смеха корчилось пол-зала.
Порой, как сумасшедший, хохотал
В то время, когда публика рыдала.

Неисправимый Скептик, Дух, Колдун,
Романтик, Раб, Суровый Повелитель,
Кривляка Шут, Коварный Искуситель...

Ему актеры в дань сердца кладут.
И воскресает, умирая тут,
Наивный, Пошлый и Великий Зритель.
КОСТЕЛУ СВ. АННЫ

Вечерний август, подобрав полу заката,
Бредет устало по ступеням крыш…
На улице Пилес ты алою заплатой
В одежде синих сумерек горишь.

К тебе благоволит средневековье,
Ракушки двориков доверчиво открыв,
И готика заломленною бровью
Несет в тебе восторженный порыв.

И, позабыв мятежные заботы,
Забросив мельницы, спустившись на бульвар,
Тебе нашептывает ветер что-то,
Как старый и влюбленный антиквар.
ВАЛЕРИЮ АГАФОНОВУ
(венок сонетов)
1.
Романса незатейливая суть
Таит в себе негаданную силу.
Как больно ключевой воды хлебнуть,
Так слушать голос твой невыносимо.

У каждого есть личный Млечный Путь
И собственная мука - Хиросима.
И стоит только пристальней взглянуть,
Как за улыбкой горе различимо.

Но кто рискнет последнее отдать:
Любовь и скорбь, и вдохновенье - даром?
Так лучшее дает ребенку мать.

Так ты себя, охваченный пожаром,
Несешь другим без страха потерять,
Закрыв глаза и полонив гитару.

2.
Закрыв глаза и полонив гитару,
Ты замирал. На ощупь, не дыша,
Пять странников, по робким струнам шаря,
Плели рыданье ветра в камышах.

Как молния гнездо свивает в шаре,
Пять коршунов сгибали, не спеша,
Из струн спираль любви, тоски и жара,
Внутри которой страждала душа.

И боль, беспомощно раскинув руки,
Упав в сомнамбулическую жуть,
Вдруг расщепилась на слова и звуки...

Так распадается с размаху ртуть!
Пятью ножами вскормленная мука
Аккордами мою взрывала грудь.

3.
Аккордами мою взрывала грудь
Цыганка-ночь в гитарных переборах.
Романсы мы пытались завернуть
В глухой картон подвыпившего хора.

Ты подпевал - не просто как-нибудь,
А терпеливо, мудро, без укора...
Ах, знал бы я, что суждено уснуть,
Уйти в небытие тебе так скоро!..

Я б слушал, замерев, твою печаль,
Взахлеб душа мгновения б читала,
Я пил бы ночь, как пьют дороги даль,

И мысль, со струн срываясь бы, блистала,
Как тонкая алмазная спираль,
И, попадая в сердце, трепетала.

4.
И, попадая в сердце, трепетала
Прозрачностью осиного крыла
Шальная нота, острая, как жало...
И нотой этой пауза была.

Та пауза дерзила и кусала,
Стреноженная струнами стрела,
Она себя до судорог держала,
Пока внутри Любовь не обрела...

Когда ж она весь Мир в себя впустила,
Сумев пространство до зрачка свернуть,
Тогда стрела от струн освободилась!..

Стрелой Любви легко весь Мир проткнуть.
Как стрелы пониманья легкокрылы!
Как короток из сердца в сердце путь!
               
5.
Как короток из сердца в сердце путь!
Уйдя, - войдёшь, метнув, - тотчас поднимешь.
И, кажется, лишь руку протянуть,
Как с Бесконечности пылинку снимешь.

Ни взять, ни растерять, ни оттолкнуть...
Все здесь, и все же Космос между ними.
К тебе на вечер можно заглянуть:
Там все свои, но стали все другими...

Там стих - ручьем - сквозь травы - через лес;
Порхают анекдоты где попало...
Как странно подниматься до небес

На шутке с бородою из мочала!
И падать, словно Эллис - в край чудес,
Как радостно в высокое начало!

6
Как радостно в высокое начало
Входить. Так входит зимний день в весну.
Еще метель свое не отгуляла,
Еще сосульки стынут на весу,

Еще простуда гнет - под одеяло,
И авитаминоз влечет ко сну,
Но кот уже завыл из тьмы подвала,
И талый луч защекотал в носу!...

Так в дом к тебе заводит предвкушенье:
Едва успею ноги отряхнуть,
А в коридоре пахнет вдохновеньем!

Рву куртку с плеч! Спешу во внутрь шагнуть!
Туда! В любовь! В тоску! В весну! В волненье!
Измученную душу окунуть!

7.
Измученную душу окунуть
В огонь чужих страстей, чужих страданий
Возможно ли? Возможно ль отдохнуть
На переполненном бедой вулкане?

Но если ту беду в слова замкнуть
И поместить ее на нотном стане,
Сюда стекутся головы приткнуть
Больные и несчастные созданья.

И голос твой сердца их отворит,
Как некогда "сезам" всесильный - скалы,
И ты увидишь, как внутри горит,

Встает из груды бед Любовь устало,
Под звуками смывая грязь обид,
Чтоб каждый нерв струною обласкало.

8.
Чтоб каждый нерв струною обласкало,
Протри глаза и уши отвори,
Без панциря, перчаток и забрала
В лесу застрянь и на тропе замри...

Как бабочка от счастья задрожала,
Когда в душе поляну растворив,
Ты краем соловьиного лекала
Росу соединил с огнём зари.

Сквозь листья солнце струны натянуло,
И в каждой - звук неведомых систем.
Так в капельке Вселенная заснула:

В ней - гибель звёзд и шёпот хризантем,
Тоска гнедых, цыганские разгулы
И сотни якобы ничтожных тем.

9.
И сотни якобы ничтожных тем
Развесили костюмы под навесом.
На ярмарке народ уж пьян совсем:
Гудит, смеется, плачет, куролесит.

Девицы жмутся возле древних стен,
Ты связки рвешь, тебе не жалко песен,
Под гиканье уходит солнце в тень,
Танцует на канате полумесяц...

Как из толпы, из потных душных тел,
Из визга баб, из шуток хулигана
Ты  невредимым вынырнуть успел?

Как подобрал ключи от урагана?
Как вынуть сокровенное сумел
Из человеческого балагана?

10.
Из человеческого балагана
Ненужный, как оторванный листок
Ты залетел в обоз к друзьям-цыганам -
В консерваторию степных дорог.

В степи гитара звонче фортепьяно,
Любовь цыганки - лучший педагог.
Для ромов существуют без обмана
Лишь воля, песня да костра дымок.

У жизни без свободы мало шансов,
Без песни воля - вспышка в темноте.
Ты голосом пронзил шатров пространство,

Подняв его к бездонной высоте.
И старые цыганские романсы
Вдруг засверкали в грустной красоте.

11.
Вдруг засверкали в грустной красоте
Воспоминанья, записи, пластинки...
Талант не исчезает в пустоте:
День возрождения его - поминки.

Как запрещенный фильм для спец. гостей,
Ты к Важным Темам легкой был начинкой,
Но свысока глядел на игры те:
Талант свободен, как цыган на рынке.

Ты, не стесняясь, откровенно крал
Глаза чужие, души-океаны.
Ты каждой песней объявлял аврал.

И каждый раз отчаянно и странно
В моих висках, пульсируя, звучал
Твой голос растревоженною раной.

12.
Твой голос растревоженною раной
До глубины, до самого конца
Меня потряс, разрушил, протаранил,
Скатил слезою со щеки Творца.

То вел вперед - сквозь муку - капитаном,
То умолял не торопить гребца...
Как берег, притаившийся в тумане,
Судьба мерцала в голосе певца.

Я был с утра в делах, бегах, заботах,
В ошметках дня, в зыбучей маете
И вдруг застыл, очнулся от полета:

Куда, зачем и от кого летел?
Ты песней выводил нас из цейтнота,
Сорвав стоп-кран в гремучей суете.

13.
Сорвав стоп-кран в гремучей суете,
Опять забраться в городской лекторий,
Удрать от дел, забыть о нищете,
Наслушаться романсовых историй...

Романс был не в почете у властей:
Не тот масштаб высот и траекторий,
Но зрителю любовных дай страстей,
Дай порыдать от счастья или горя.

Ты заполнял собою целый зал...
А может, это зал вставал спонтанно,
Входил в тебя и в бездне исчезал.

Я вспоминать тот день не перестану,
Когда впервые голос твой позвал,
Вознес меня на крыльях от органа
14.
Вознес меня на крыльях от органа
Упругий неожиданный порыв
Твоей души, горящей постоянно,
Про отдых и болезни позабыв.

Ты и теперь в работе неустанной:
Включу - и снова обожжет мотив,
Вплетенный в голос твой и звон гитарный...
И слушаю, и слушаю, застыв...

Ты растворялся в песне без остатка,
И потому, наверно, утонуть
Нам было в ней и горестно и сладко.

И в глубине, готова полыхнуть,
Плыла непостижимою загадкой
Романса незатейливая суть.

15.
Романса незатейливая суть,
Закрыв глаза и полонив гитару,
Аккордами мою взрывала грудь
И, попадая в сердце, трепетала.

Как короток из сердца в сердце путь!
Как радостно в  высокое начало
Измученную душу окунуть,
Чтоб каждый нерв струною обласкало.

И сотни якобы ничтожных тем
Из человеческого балагана
Вдруг засверкали в грустной красоте.

Твой голос растревоженною раной,
Сорвав стоп-кран в гремучей суете,
Вознес меня на крыльях от органа.
Тамара Яблонская (1947)
Русская поэтесса, родилась и живет в Вильнюсе. Автор книг: «Вечные предметы», «В луче луны»,«Бельмонт и другие пейзажи», «Дорога и стрелочник». Член Союза писателей Литвы.

ВИЛЬНЮССКИЙ АКЦЕНТ

Красный костел словно крик
в молчании улиц
он острием распарывает небо
разрушая привычный порядок
это единственный случай
когда сухопарая готика вносит смуту
в сдержанность камня
рвущийся в воздух кирпич
поджигает все чувства
насыщая уставшую веру
светом слепого костра
однажды зажженного от неба

ВИЛЬНЮССКАЯ ИСТОРИЯ

На Рудницкой или Стекольной
жил еврей с грустными глазами
он рано вставал
спеша сесть за работу
оживлять сердца молчащих часов
заботливо придвигал горячую чашку
медлительному старшему сыну
«Берке, тринк како»
он покупал цветные карандаши
маленькому выдумщику Мотеле
он мечтал что дети станут порядочными людьми
когда их поставили на краю ямы
первая пуля скосила ленивца Берке
стреляли еще но Мотеле вдруг побежал
он бежал среди сосен по снегу до самой темноты
пока ночная метель не замела отцу взгляд

Зус Вайман (1947)
Еврейский поэт, живет в России, в Сибири. Это поэтический дебют автора, так как стихи хотя и пишет с детства,  но не публиковался. В последнее время пробует использовать различные виды и  стилистические приёмы.

АХ,  ВИЛЬНА С ТРАВОЙ МОЛОДОЙ

Ах, Вильна с травой молодою,
Свидание наше я длю...
Семь лет не видался с тобою,
Но так же, как прежде, люблю.

Кармель... Гилеадские зовы…
(Оттуда несу свою прыть.)
Еврейчик затурканный, кто вы?
Зачем вам Тракай посетить?

Там замок великой княгини,
Приткнут караимский музей,
Да... Жизнь зародилася в глине
И буквенный знак-иудей.

Лесами проехать в Понары—
Неважно, что путь кругаля—
Скользя в котлованы-кошмары,
Для нефти, бензина и для...

Иерусалима Европы,
Выходит, для жидив опять;
Их скопом погнали в раскопы:
Сподручнее в них убивать.

Литовец-блондин, куролеся,
Сорвал с её матери брошь...
Oх, Неся, с животиком Неся,
Чей русский был чудо хорош.

Отцова жена перед Богом,
Его неродившийся сын,
За тем, за Чюрлёниса стогом
Вo вздох превратились и в дым.

Ho, чу! Штрих-пунктирная завязь
Ещё ощущает весну,
Хоть смертью ощерилась зависть,
Глазами по ней полосну.

Ах, Вильна с травой молодою,
Когда выпадает роса,
Как сердце народа я ною
И слышу я их голоса,

Язык их, и польский, и идиш...
Как выбитый зуб дом (снесён)
Ты видишь, ты видишь, ты видишь,
Как явь превращается в сон?

Как сон превращается в нечто,
Чему и названия нет—
Неслышно, легко, быстротечно,
Пока не померк белый свет.