Зов Вильны 7

Зов Вильны 7 новый

Леонид Михелёв  (1932)
Аль Озёрный (1932-2016)
Роберт Рождественский (1932-1994)
Александр Городницкий (1933)
Николай Морозов (1933)
Новелла Матвеева (1934-2016)
Виктор Райчев (1934)
Евгений Рейн (1935)
Мария Зинкевич (1935)
Виктория Куракевич (1935)
Томас Венцлова (1937)
Юдита Вайчюнайте (1937-2001)

Леонид Михелёв (1932)
Живёт в Германии, пишет на русском языке. Доктор технических наук, автор семи поэтических  и трёх научно-популярных книг. Роман в стихах  «Юрий Сонин» издан в Вильнюсе.

ЮРИЙ СОНИН
Отрывок

И Вильнюс перед Юрой развернулся
В уборе свежей чистоты зелёной.
Нерис, сверкнув на солнце, потянулся
И в путь пустился к Неману вдоль склонов.
На улицах спокойных и уютных
Неторопливы люди и машины.
Негромок рокот толп немноголюдных
На площадях и новых и старинных.
В восторге Сонин. Прежде не видал он,
Чтоб лес, холмы, природная натура
В себя вобрали блеск архитектуры,
Не пострадав от этого нимало!
Он слушал, как Вилейка* озорная
Под старым замком песни распевает.

2
Он любовался с башни Гедемина*
На здания, на крыши и костёлы.
А за рекой, у телевышки длинной,
Он различал районы-новосёлы.
Бродил он в старом городе часами.
Стоял, заворожённый видом Анны,*
И в церкви, сплошь уставленной лесами,
Пытался вместе с Богом строить планы.
Желая всё увидеть и разведать,
Он вновь кружил по улочкам старинным,
Заглядывал в кафе и магазины.
Затем зашёл в "Палангу"* пообедать.
Здесь чистота, цветы, уют, прохлада.
И мысль: «Пожалуй, Вильнюс то, что надо!»

НА СКАМЕЙКЕ У ВИЛЕЙКИ
 
На солнечной скамейке
Сижу я у Вилейки,
У самого подножья
Горы, где три креста.
Ах, реченька Вилейка,
Меня ты пожалей-ка:
Как быстрая водица
Бегут мои года.
Зачем спешишь, Вилейка?
Уютная скамейка,
Отличная погода,
Весна берёт своё...
А там, за поворотом
Последние ворота,
Последнее плесканье,
Прыжок в небытиё.
Что хмуришься, родная?
Неужто не желаешь
Продлить мгновенье счастья,
Под солнцем засиять?
А может быть, похоже,
Ты хочешь, но не можешь
Остановить мгновенье,
Направить время вспять?
И мне пора, водица,
С тобою распроститься.
Текут неумолимо минуты и года.
Но я вернусь, Вилейка.
Я верю: и скамейка,
И солнце над рекою
Здесь ждут меня всегда.

Аль Озёрный (1932-2016)
Литовский поэт, переводчик Альгирдас Бикульчюс  (лит. Algirdas Bikul;ius). Публиковался в литературных изданиях Литвы на литовском и русском языках. Рукописи поэзии хранятся в ряде архивов и библиотек. Доктор социальных наук, доцент вильнюсского университета. Автор 24 книг по специальности и 400 научных статей. Член Союза независимых писателей Литвы, литературной студии «Плеяда» и литературного объединения «Логос». В 2012 году вышел в переводе на русский язык сборник стихов «По пылающему снегу».

ВИЛЬНЮСУ

Вильнюс, душою своей я твой пленник.
Мчатся, сменяясь эпохи и дни,
Я однолеток твой и современник
Нынешних дел твоих и старины.
Реют в полёте полки Гедимина…
Прошлое мнится в сегодняшнем дне.
Давних и новых свершений картины
Ты представляешь восторженно мне.
Подвиги в них и дыханье свободы,
Боль поражений в неравной борьбе -
Запечатлели соборные своды
Всё, что в твоей совершалось судьбе.
В ауру улиц твоих погружаясь,
Чудо открытий предчувствую я.
Там, словно в глади Нерис отражаясь,
В окна любуется юность твоя.
Был ты и Вильна, и Вильно, и Вильнюс.
Но неизменно был мною любим -
Верным соратником. Что б ни случилось,
Я остаюсь гражданином твоим!

Перевод с литовского Евы Ахтаевой


НА ВОИНСКОМ КЛАДБИЩЕ

В долгу неоплатном у братской могилы,
Как перед историей, скорбно стою –
Держу я отчёт о растраченной силе
По жизни, спасённой в смертельном бою.
Застыли в строю величавые туи
(Лишь ветер их кроны слегка шевелит) –
Земля, пышной хвоей бойцам салютуя,
Героев своих забывать не велит.
Чтоб выразить память о мужестве в битвах,
Нет праведных слов в философских томах –
Слов мудрых, как сказка, святых, как молитва,
Разящих, как выстрел, как сабельный взмах.
С душевным волненьем молюсь я негромко
У мраморных плит отгремевшей войны
О том, чтобы помнили наши потомки
Кровавую цену простой тишины.

Перевод с литовского Алексея Гречука

Роберт Рождественский (1932-1994)
Советский поэт, переводчик, лауреат Премии Ленинского комсомола и Государственной Премии СССР. Первое стихотворение «С винтовкой мой папа уходит в поход…» опубликовано в газете «Омская правда» в июле 1941 года. Выпускник Литературного института им. Горького, автор стихов  для 170 песен. Вышли  32 книги стихов, избранных произведений в двух томах  и  собрание сочинений в трёх.

СТАСИСУ КРАСАУСКАСУ

Этого стихотворения
Ты не прочтёшь
Никогда…
В город вошли, зверея,
Белые холода.
Сколько зима продлится,
Хлынувши через край?
Тихо
В твоей больнице…
– Стаська,
не умирай!..
Пусть в коридоре голом,
Слова мне не сказав,
Ставший родным, онколог
Вновь отведёт глаза.
В тонкой броне халата
Медленно я войду
В маленькую палату,
В тягостную
Беду…
Сделаю всё как нужно:
Слёзы сумею скрыть,
Буду острить натужно,
О пустяках говорить,
Врать, от стыда сгорая!..
Так и не разберу:
Может быть, мы играем
Оба
В одну игру?!
Может, болтая о разном, –
Очень ещё живой –
Ты между тем прекрасно
Знаешь диагноз свой.
Может, смеёшься нарочно
В этот и в прошлый раз.
Голову нам мороча,
Слишком жалея нас?!
В окнах больших и хмурых,
Высветится ответ.
Как на твоих гравюрах –
Белый и чёрный цвет.
И до безумия просто
Канет в снежный февраль
Страшная эта просьба:
– Стаська, не умирай!

Александр Городницкии; (1933)
Советский еврейский поэт, один из основоположников авторской песни, член Союза писателей РФ, лауреат Государственной литературной премии имени Булата Окуджавы первые поэтические публикации датируются 1948 годом. Президент ассоциации российских бардов.  Профессор, учёный-геофизик, океанолог, доктор геолого-минералогических наук, член общественного совета Российского еврейского конгресса.
ВИЛЬНЮССКОЕ ГЕТТО

Жили и мы когда-то рядом,
И пожелать сердечно рады
Ласки Господней
Всем, кто сегодня
В наших живёт домах.
Нас не отыщешь в гетто, в гетто,
Мы по соседству где-то, где-то,
В тёмных дубравах,
Солнечных травах
И полевых цветах.

Здравствуй, красавец Вильно, Вильно,
Все мы тебя любили сильно.
Было нас много
Милостью Бога,
Только, увы и ах,
Нас не отыщешь в гетто, в гетто, -
Мы по соседству где-то, где-то,
В тёмных дубравах,
Солнечных травах
И полевых цветах.

Слышишь -- в ночи рычит овчарка,
В лица прожектор светит ярко.
Слыша приказы,
Больше ни разу
Не испытаем страх.
Нас не отыщешь в гетто, в гетто, -
Мы по соседству где-то, где-то,
В тёмных дубравах,
Солнечных травах
И полевых цветах.

Видишь дождя косые струны?
Были мы стары или юны,
Станет землею,
Доброй и злою,
Наш безымянный прах.
Нас не загонят в гетто, в гетто,
Мы по соседству где-то, где-то,
В тёмных дубравах,
Солнечных травах,
И полевых цветах.

1997               
Морозов Николай (1933)
Живёт в России, в Курганской области, работал в органах юриспруденции.
Пишет стихи и прозу с юных лет, публиковался в районной, городской, областной печати, несколько публикаций в центральных изданиях.  Выпустил три поэтические книжки: поэму «Сказание о хлеборобе»(поощрительная премия Правления областного отделения фонда мира и Правления Союза журналистов Курганской области), «Моим землякам – шадринцам» и «Моя сирень»

ЗДРАСТВУЙ, ВИЛЬНО!

Здравствуй, Вильно! Собор кафедральный, 
Старый город, где, будто в кино, 
Видел башни узор идеальный, 
С витражом разноцветным окно. 

Костёл Анны, костёл бернардинцев, 
Трехсотлетний пустующий дом. 
Тут не конь Гедимина копытцем – 
Бьёт минувших эпох метроном. 

Кто ты шаркавший здесь башмаками 
По замшелым мосткам имярек? 
А теперь под моими ногами 
На подошвах шестнадцатый век. 

Всюду готики стиль. Вдруг – виденье: 
Деревянный тренога-штатив, 
И фотограф – само приведенье, 
Мне в лицо устремил объектив. 

Он – меня, я – его своим «фэдом». 
Русь – Литва моментальный обмен. 
…Был юнцом, стал, как ты, старым дедом. 
Сколько ныне у всех перемен! 

Жмёт в Кургане мороз: сорок, минус. 
Ты на снимке – прекраснее нет! 
Вспоминая тебя, старый Вильнюс, 
Шлю литовцам сердечный привет!!!    


Новелла Матвеева (1934-2016)
Русская поэтесса, прозаик, переводчик, бард, драматург, литературовед. С детских лет писала стихи, печаталась с 1958 года. Первый сборник издан в 1961 году, тогда принята в Союз писателей CCCР. Лауреат Пушкинской премии в области поэзии и Государственной премии РФ в области литературы и искусства.

ПАМЯТИ ЯНИНЫ ДЕГУТИТЕ
Распахнувшая пурпур свой,
Вновь болезненно сжала
Лепестки с морозной росой
Чаша розы. Держава,
На багор навалясь, бросив рупор,
Ту страну оттолкнула,
Где до времени роза пурпур
На ветру распахнула.
Погляди! — Литва отплывает
На отколотой льдине
С тихой женщиной посередине,
Той, каких не бывает!
Её дело — стихов её свитки.
Её имя — Янина.
Скрип её заповедной калитки —
Словно звон пианино!
Погляди: под ноябрьскою тучей
В океан, полагаясь на случай,
Вильнюс мчит с ускореньем!
Сообщая холодный, горючий,
Водяной вкус — кореньям;
Всем кореньям, куреньям, соленьям,
Спящим в каждой квартире,
(Дух крысиной кладовки
С оленьим
Силуэтом на сыре.)
Дух невольничьих трюмов (где трюфли
Не растут) — колоссален!
Стенки трюмные влагой набухли…
Но и льдины уж нет… Пересядем
Под обноски снастей не поющих,
Парусов не надутых…
Мчат пловцы промеж бурь
вопиющих
В те края, где не ждут их.
В неисправных бесправных просторах
Ничего им не светит.
Трюмных крыс, на предательство скорых,
Там, как родичей, встретят.
Но не нужен там ясень карминовый,
Серых башен камень наследный;
Там не надобны: ни соловьиный
Саломеи напев, ни Янины
Стих последний и хрип последний.
Виктор Райчев (1934)
Доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР. Первые стихи опубликованы в 1995 году. Автор текстов для нескольких песен и романсов. Создал сообщество любителей русской авторской песни «LIRAD» организующего фестивали и издающего сборники песен участников. Член литературного объединения ЛОГОС. Живет в Вильнюсе

ТРИ КРЕСТА БЕЛЕЛИ В ПОЛУТЬМЕ

Три креста белели в полутьме,
А город Вильнюс, голову склонив,
Шептал молитвы, жалуясь себе,
Под шелест листьев, ветерка мотив.
Кресты смотрели зорко в небо даль,
Искали в отблесках далёких звёзд
Судьбу людей, здесь воевавших встарь

За солнца свет, пахучий мёд.
Здесь бились люди за истоки вер,
От крестоносцев защишали кров,
Не зная, что их жизнь есть Божий плен
И что она основа всех основ

Я помню польское «О добже»,
За ним литовское «Валё»,
Родное русское «О Боже»,
Так Вильнюс радовал давно.
Таким был Вильнюс многоликий
Звучавший многоцветьем слов.
Он древний, мудрый, не великий,
Но побуревший до основ.

ОДА ВИЛЬНЮСУ

Ты город чести не терявший
Под скрежет вражеских полков.
И себя в битвах защищавший
От иноверцев и врагов.

Ты расцветал, судьбой хранимый,
Соборы строил на века,
Дворцы красой манили дивной…
Порою счастлив был тогда.

Но приходили вдруг несчастья –
Людей валил болезней ад.
Ты всё же выдержал напасти,
Чтоб зацвести, как в мае сад.

Так годы шли. Ты возрождался,
Под колокольный звон церквей,
Слезой счастливой умывался
И не было тебя милей.

Такой ты, Вильнюс, град престольный,
Живущий почти тыщу лет.
Ты град душою вечно вольный,
Пройдя безумства прошлых бед.

Евгений Рейн (1935)
Современный русский поэт, прозаик, сценарист. В 1960-е годы входил в круг «ахматовских сирот», до настоящего времени преподает на кафедре литературного творчества в Литературном институте имени Горького в Москве.

ВИЛЬНА

Все сменилось - и карта, и флаг, и вывеска,
но, спросонья глянув в распахнутое окно,
ты вполне утешаешься, в окружной панораме выискав
те же шпили и купол, прибавленный к ним заодно.
Казимир, Иоанн, Михаил, Кафедральный - вполне достаточно,
чтоб отпущенных лет свысока не считать ни во что,
и рукою махнув на "потеряно" и на "растрачено",
различить благодушно всей жизни своей решето.
Слава Богу, вот здесь, в этой комнате то же художество,
недочитанный Пруст и дотла прогоревший камин,
значит, время все терпит, и ты все готовишься
рассказать, как попало, то, что знаешь на свете один.
День пройдет сам собой, непременно коварно нашептывая:
"Ничего, ничего, что ты маешься? Все впереди.
Неужели не знаешь, до чего эта доля почетная?
Время терпит, и ты погоди!…"

* * *
Прогуливаясь от Михаила до Анны,
обходя костелы, кафе, пивные,
припоминаешь и - постоянно -
что-то еще, времена иные.
То ли какое-то обещанье,
так, полушепотом, где-то, что-то,
то ли несбывшееся завещанье
или ошибку среди расчета,
то ли какую-то женщину в светлом
и молодую соперницу в "хаки",
слезы в гостинице перед рассветом,
Овна и Деву - их зодиаки.
Но до того это тяжко и смутно
и до того не ложится в строку,
что повторяешь ежеминутно:
"Что же? Неужто? И слава Богу!"


ПРАНАСУ МОРКУСУ

Я был здесь лучше, был здесь, кажется, моложе -
чужие города свидетельствуют строже.
Поймавши небо в перископ костела,
хотел бы я узнать: "За что же, Боже?"
Идиотичность этого вопроса
не так проста, как нынешняя проза,
и кроме этого - я вопрошаю нечто
похитроумнее, чем Кант или Спиноза.
Еще не стерлись на проспекте плиты,
и царствуют в июле те же липы,
на паперти смиренно ждут валюты
умеренные те же инвалиды.
Вот стало облако шатром над головою,
и, словно пред отметкой нулевою,
я здесь стою один и повторяю:
"Один, один, а как же эти двое?"
Сбежали, точно призраки, как дети.
Две-три минуты - и они на новом свете.
Теперь вот дожидайся - вдруг вернутся,
когда имеют что-то на примете.
И ты, товарищ в куртке домотканой,
ты нить прядешь, как шелкопряд непарный;
ты что-то знаешь, но молчишь, и остается
гадать, как по картинке календарной.
Рассеян год. Но ведь осталось что-то.
Нужны повадка и удача звездочета,
чтобы узнать, когда опять планеты
сойдутся и составят круг почета.
И мы с тобой опишем половину
дуги и заберемся на плотину -
запруду времени, и взглядом повстречаем
тех, кто навстречу нам спешит из карантина.

Мария Зинкевич (1935)
Родилась в России, окончила Воронежский медицинский институт. Работала невропатологом в вильнюсской 4 поликлинике. Автор сборника стихов «Опаленные крылья» (1999). Публиковалась в различных поэтических альманах и периодической печати Литвы и России. Готовит книгу стихов посвященную детям. Член Союза сельских писателей Литвы, член МАПП и литературного объединения ЛОГОС.

СИРЕНЬ

В Вильнюсе снова сирень расцвела,
Белая, синяя, в цвет фиолета.
Всюду она аромат разлила.
Сколько в ней нежности,
Сколько в ней света…

Кружатся пчёлы над ней, напевая
Светлые гимны нарядным цветам.
Босыми пятками дети сверкая,
Топают дружной ватагой к кустам.

Голову мне, чародейка, вскружила,
Ей я желаю подольше цвести.
Щедро букет мне она подарила,
Мне её хочется всю унести.

И СНОВА ДОЖДЬ

Хмурое небо над Вильнюсом снова
Щедро льёт слёзы из грустных очей.
К солнцу на юг убежать я готова,
Что бы согреться в потоках лучей.

Знаю, душе моей будет отрадно
Там средь тепла и земной красоты,
Но позовет меня Вильнюс обратно.
Вспомню его дорогие черты.

И прилечу я к нему на рассвете,
Тихо склонюсь я к его изголовью.
Вильнюс люблю, как любить могут дети -
Светлой, большой, бескорыстной любовью.

Виктория Куракевич (1935)
Живет в Тракай. Автор двух поэтических сборников «Из глубины веков» (2010). «Два края» (2012) переведен на литовский язык. Печаталась в Международном литературно — публицистическом альманахе «Ступени». Член Союза сельских писателей Литвы, член МАПП, входит в литературное объединение ЛОГОС.

ЭХО СТАРИНЫ

Уютны уголки далекой старины,
Где сохранились древние строенья.
Соприкоснулись в них столетий звенья,
Следы их в Вильнюсе отчетливо видны.

Всех завораживает города уют.
И вызывает чувство удивленья
Различных улочек хитросплетенье,
И проходных дворов таинственный закрут.

Здесь, в удивительной гармонии веков,
Всегда в чести традиции такие:
В костелах – мессы, в церквах - литургии,
Свершаются под звон колоколов.

И колокольный звон, как эхо старины,
Разносится по улочкам старинным.
И кажется, что этим звукам дивным
Жить вечно в городе – другие не нужны.

2016

ПАМЯТНИКИ ПУШКИНУ В ВИЛЬНЮСЕ

Наш город с именем поэта
Соединил старинный храм.
В честь Параскевы место это
Отнесено к святым местам.
Оно не раз в стихах воспето,
Ему нижайший наш поклон.
Здесь прадед Пушкина- поэта
Был в православие крещён.
И родословная поэта
Отсюда начинает путь,
Не довелось ему при этом
На древний город наш взглянуть.
Но в нашем городе любили
Стихи поэта-мудреца.
Два сына Пушкина здесь жили
И сохраняли дух отца.

Бюст Пушкина в центральном сквере
Поставлен был на пьедестал.
Но, кто бы мог тогда поверить?
Не слишком долго он стоял.
Его негласно, до рассвета
Переместили в  Маркучай.
Два бюста -копии поэта
Здесь повстречались невзначай.

Напоминало ссылку это
Перемещение тайком.
Хотя любимому поэту
И Маркучай как отчий дом.
И всё же за него обидно:
В усадьбе-Пушкина музей,
Но бюста ведь почти не видно,
И редко встретишь тут людей.

Но честь поэта не задета:
У храма дочери святой
Встал новый памятник поэту,
Связав его судьбу с Литвой.
Скульптура для двоих отлита:
Здесь из забвенья воскресили
Родных два профиля, два лика
В ладонях Матери-России.

Идея встречи тут воспета…
И прадед смотрит на поэта.

Томас Венцлова (лит. Tomas Venclova 1937)
Литовский поэт, переводчик, эссеист, лауреат нескольких международных литературных премий. Жил в Вильнюсе,  закончив Вильнюсский университет  преподавал в нем.  Издал несколько поэтических и публицистических сборников, литературно-критических и историко - литературных работ, переводов и три книги о Вильнюсе. В 1985 году получил в Йеле (США) докторскую степень за книгу «Неустойчивое равновесие» (анализы стихов от Пушкина до Бродского), изданную на русском языке. Преподает русскую и польскую литературы и литовский язык. Переводы книг и отдельные публикации изданы на тринадцати языках.

ЗНАЮ: ПРОШЛОГО ТРОГАТЬ НЕ СТАНЕМ
 
Знаю: прошлого трогать не станем;
Все равно моя память цела —
О единственном городе старом,
Где ты раньше когда-то жила,
Где за строем училищ и храмов,
Желтоватых казарм и контор,
От невымытых окон отпрянув,
Вечера осыпались во двор.
Пусть тогда они были ненастны:
Можно слезы с асфальта стереть,
И расслышу холмов ассонансы —
Городскую любимую речь.
Он решил обнаружиться снова —
Изо всей мишуры кружевной,
Из тумана, из ночи и слова
За неделю воссоздан живой.
1957
ВИД ИЗ АЛЛЕИ
Там, где теперь огород городят, рос крыжовник.
Синим забором двойным новосел отключил
двор от каштанов. И все измерения, кроме
времени, сжались. Пространства здесь было всегда
больше, чем детству положено. Лестницей воображенья
можно подняться в мансарду — кузена шаги
скрипнут навстречу: “Надолго ли?” — “На ночь” (но это
позже случится). На первом еще этаже
зеркало стынет массивное, иней вбирая
дальней грозы, крону сливы, флакон
из-под духов с чуть придушенным ароматом.
Утра бессонниц, удары часов за стеной
учат, что все не спеша, но проходит, что время
речи подвластно, что худшее с нами случись —
все-таки меньшим окажется горем, чем то, что
можем вместить. Фотографии. Как бы в раю
тень со стаканом вишневого сока, собака.
Где-то живут еще снимки, но кто из живых
их опознает? Собака зарыта за этим
дважды забором, в углу, что не виден сейчас.
Тень, пригубившая сок, знает только поверхность
вещи, скользя по рубчатым обоям, затем
зеленью нищей, замусоренными годами, —
всем, что ни ей, ни владельцам не принадлежит,
новым, реальным не более тени. Прорехе
в сетке аллей — что точней соответствует: боль
иль бесчувствие? Странно, они совпадают
ГЕТТО
Мы возвратимся. В тишину угла.
Все простотой исчислено угля,
разделено и взвешено. И это
конец времен.
             Предательством газета
глазея, начинает стекленеть.
Донос в дверных щелях, в чернилах вязнет,
повязки метит, нет ни нас, ни вас нет,
и связи рвет, и отягчает сеть.
 
Ах, мысль ребенка, и непрочный дом,
и лже-гора, и мертвый водоем!
 
Нет смерти, и не быть Суду. Песок
и пламя хлынут - не по праву древне-
еврейскому иль римскому - на гребне
того, что назовем: последний срок.
Мы только буквы. Сноски на полях.
Мы белая бумага. Пепел. Прах.

 1965

ЗАРЕЧЬЕ
 
В сутолоке лип, у камней прибрежных,
где течет поток торопливый, с Тибром
схожий, с бородатыми двумя "Gilbey's"
пью, стаканы, сумерки с дымом.
Их не знаю. Знал родителей только.
 
Что ж, сменяются поколенья. Шорох
диктофона, щелканье. О, вопросы
те же, что и я задавал когда-то:
есть ли смысл в жалости или страданьи
и возможно ли искусство вне нормы.
 
Точно был таким же, покуда странной
не был испытан судьбой, других, впрочем,
судеб не лучше. Знаю: зло пребудет,
слепоту можно отчасти развеять
и стихи значительней сновиденья.
 
Часто просыпаюсь перед рассветом
и без страха чувствую: близко время,
когда новое поколенье вкусит слово,
соль и хлеб, увидит облако и руины,
и когда мне выпадет лишь свобода.

 1998
Юдита Вайчюнайте (лит. Judita Vai;i;nait; 1937-2001)
Литовская поэтесса, переводчик и драматург. Лауреат Государственной премии Литвы, премии Балтийской ассамблеи и др. На русском языке вышли сборники поэзии: «Стихи» (1960) и «В месяц незабудок» (1987), публиковалась в российской «Литературной газете», «Комсомольской правде», «Литературной России» и др. В 1997 г. награждена орденом Гедиминаса 4 степени. В Вильнюсе ее именем названа одна из улиц.

БЬЁТ ВОСЕМЬ НА БАШНЕ

Бьёт восемь на башне
Под белою кроною камня…
Вдоль переулка Латако
В бессолнечной дымке бегу.
Но льдом лучезарным
Мне кажется та мостовая,
Рекою иллюзий,
когда тороплюсь я к тебе.
Залиты дождями
скамейки
На сквере пустынном.
Деревья, как будто стихи,
В загрустившем дыму.
Что ж выпью на радость
Вина горячую чашу -
Забуду, что лёд под ногами
Неверный такой !..
Тебя же зовут
Поезда перекличкой тревожной.
Но рядом с тобою
Я буду в твоем далеке.
Меня ослепляет
Лазурной дороги свеченье -
И я пробираюсь по тонкому льду.

Перевод с литовского В. Сергеева