А мрачный дворец все внимает дождям...

Ворота скрипят на несмазанных петлях,
Голос их ржавый скорбит по гостям.
Заросший шиповником, раньше приветлив,
Мрачный дворец все внимает дождям.

Стены черны, но прочны, как и прежде,
Хоть мох и пророс между серых камней.
Не верьте "могучей" и "крепкой" надежде:
Она схоронила здесь сотни людей.

Скрючились яблони, сгнили и розы,
Голову низко склонив над землёй.
Их листья сухие хранят в себе слёзы,
Прежде чем стать неживой чешуей.

Мертво все то, к чему взор прикоснется,
И кровь в жилах стынет от вида сего:
Ничто из руин никогда не проснётся,
Боле не слышен тут смех никого.

Хмурые башни с пустой колокольней
Тянутся к тучам свинцовым, как пальцы.
Духи над тленом погибшей сокольни
Протяжно вздыхают. Безбожны страдальцы...

Гуляет сквозняк по заброшенным плитам,
Между колонн завывая, свистя:
"Цены нет окошкам, в осколки разбитым,
Зато теперь дверца есть и для меня".

Скользкие лестницы в сумерках тонут,
Ступени влажные тонут в воде.
Плачут по кладбищу залитых комнат
Только дожди целый день, целый день...

Плещется в залах, в темницах холодных
Тень от пролитой Богами воды –
Они на тот свет отослали угодных,
Но не забывают о замке, увы.

Дом мой весь в трещинах, сплошь в паутине.
Сто лет прошло... И, возможно, пятьсот.
Призраком стала в семейной рутине...
Последним, чьим именем кончился род.

Беззвучно шагаю по мраморным тропам,
Вдаль ухожу, но и тут остаюсь.
Тело пронзает несильным ознобом:
Боюсь рассказать, что дворца так боюсь...

Люди исчезли из мира, сбежали,
Оставив дождливый мой Дом пустовать.
Шумные капли меня утешали,
Когда я решилась одна выживать...

Встречу Луну, а потом уж и Солнце,
Идя босиком по дождям и цветам.
Прильну осторожно к проему-окошку
И свет первозданный открою глазам.