Революция

[Предупреждение: текст содержит физиологически отталкивающие детали, смерть]

Я хотел вверить себя революции. Как сказал один неизвестный, но абсолютно прекрасный человек, потому что все неизвестные априори абсолютно прекрасны, лучший университет - он на баррикадах, - так аllons!

Дрожащие ручки тянулись к листам ватмана, выводили лозунги - помашем флагами, ребята, за свободу, за святую свободу, и чтобы всё-всё было - человечно! Небо размалюем в радужные цвета, и пусть небо само загустеет охотно, поддаваясь всеобщему самоотречению.

Я горел глазками и покорно жаждал революции. Мысли так шевелились и пульсировали в несчастной голове, что целых четыре раза чуть не проломили её - а только представьте, какой досадный конфуз бы случился. Вот идёт мальчик читать свои стихотворения. Идёт не куда-то там, а на солидный вечер, где дядечки во фраках поедают ртом филе лосося, а ушами - чужие стихотворения, - идёт, а у него вдруг - голова лопается! Это ж надо, мысли ведь будут стекать на лицо, и волосы все слипнутся, да и костюм зря отглаживал, получается? - весь теперь в жёлтой слизи, которая на самом-то деле не что иное, как светлые революционные идеи юного поэта. Ай-яй-яй, никуда не годится.

Я хотел вверить себя революции.

Хотел - и вверил, я вверил себя обоссанному подъезду, где стены облуплены, покрашены и снова облуплены, зато исписаны самыми разнообразными маркерами, и даже из баллончика одна надпись красуется. А вот тут слово святое, liberte, я сам написал, поглядите же, как я вверил себя революции, как я достойно прожил свою поэтическую жизнь!

Я очень любил мир. Я до сих пор очень люблю мир - только не думаю, что он тоже так считает. Я лежу на полу, сосед пустой бутылки и использованного ватного диска с жёлтыми каплями, а он собирается надо мной светом, солнцем, бьёт через веки так, будто они давно выдраны, собирается в хрупкое тело абсолюта, и почему-то колокольчики тихенько звенят. Я тянусь к абсолютному человеку и пытаюсь поцеловать кровоточащие раны на ладонях - насквозь, навылет, так и хлещет багряное, знай себе глаза застит, - но вот незадача! - вдруг растекаюсь в жёлтую слизь, похожую на толпу маленьких человечков, которые тычут пальцами в свет и что-то злое пискливо кричат. В нестройном говоре можно разобрать странные слова, кажется, liberte, человечность, свобода и ещё одно непонятное.

Представляешь, сегодня в подъезде труп нашли. Страшный весь, вспухший, измазан какой-то жёлтой гадостью, а сверху успели прикрыть тряпочкой. А ведь говорят, он при жизни стишки писал... Ай-яй-яй, никуда не годится.