Соседушки на лавочке. Жизненные истории. Рассказ

                1
     Матрена Петровна сидела на лавочке и скучала.
- И гдей-то моя Шурочка запропастилась? О-о-ох! Поговорить, и то не с кем.
Она достала из старенькой, видавшей виды, сумочки кнопочный телефон, доставшийся ей даже не от внуков, а от правнучки, и с трудом набрала номер.
- Та-а-ак, кажись, сюды нажимать. Будь она неладна, энта прогреса.
 Ой, и чё только не удумают, а ты мучайси, знай - дави.
    Шурочка, давняя подруга Матрены, услыхала звонок.
- Иду, иду! Сейчас открою, и чё так трезвонить?!
Дошаркала до двери, открыла - никого...
- Тьфу ты, думала кто пришёл. Видать, Матрёна трезвонит, не сидится ей в доме-то, на лавочке скуку гонят. И где энтот телефон, будь он неладен. Опять посеяла.
    Пока ходила, звонок прервался.
- Щас же опять будет вызванивать. Она ж не угомонится, пока меня не вытащит на лавочку об жизни поговорить.
    Снова зазвонил телефон.
- Вот, говорила ж я - неугомонная. Да иду я, иду! И чё так вызванивать? Да где ж энтот телефон запропостился? - махнула рукой, открыла окно, глянула вниз, - Я так и знала, кому ж, как не тебе трезвонить. Никакого от тебя покою.
Говорила Шурочка для проформы, а сама была рада-радёшенька, что есть с кем поговорить.
               
                2.
    Подруги сидели на лавочке.
- О-ой! Почитай 40 годков, как заселились. Лавочке-то нашей столько же. Вот-вот под нами завалится. И где потом разговоры разговаривать будем?
- А кому, Шурочка, до энтого дело? Никому! Так что садись и не кряхти.
- А ты слыхала, Петровна, Люська-то, из 28-ой квартиры, деньги опять собират?
- И на кой?
- Да, то ли на лампочки, то ли на венок. Шут её знат.
- А чё, кто помер?
- Да не знаю я, какой номер.
- Слушай, энто верно пигалице нашей, из 21-ой, собирают, срам её прикрыть. Она ж скоро в чём мать родила, ходить будет. Ты её юбку видела? Срамота-а!
- Еще та срамота, без очков и не видать, то ли есть юбка, то ли забыла надеть.
- Да-а! Мы-то в наши времена колени-то прикрывали...
- Да что там колени, пятки и те прятали...А потом так ненароком юбочку приподнимешь, пяточку покажешь, а кавалер-то аж слюной изойдёт...
- Шурочка, это какой такой слюной? Да в наше время и сексу-то не было...
- Было аль не было, а почитай в каждой семье по дюжине детишков по лавкам да на печке.
- А сейчас секса - и в тиливизире, и за углом, и в парке под фонарём, а с трудом одного народят… ну или двоих. Ой, беда-беда!
- Энта беда - не беда. Вон, Лизавета, или как её, не упомню, ну что на первом, пол подъезда самогонкой своей стравила. Пропадают мужики. А ты - секса, секса. Мы-то, бабы, народ живучий, нас попробуй страви. А мужики что? Их и так, почитай, в половину меньше. Хоть в "Красную книгу", энту, как её, Гринпис, записывай для сбережения.
- Шурочка, я смотрю, ты в молодости, видать, крепко мужиков-то полюбляла?! Вон как печёшься об них.
- А и любила... а и щас люблю, сбросить бы годков эдак...
- Какие "эдак", какие "люблю"? Во тебя, старая, повело, во завернуло... Песок сыплется, а туда же...Пора сметать.
- Ой, и правда, погляди, плохо дворничеха стала во дворе сметать-убирать. Ну справа да налево надобно мести, а она всё слева да направо норовит. Туды-сюды машет. Вот и нету толку-то.
- Какую ёлку?  До Нового году ещё дожить надобно.
- Матрена Петровна, ты чего это? Дожить бы, дожить бы… Ты чё, никак помирать собралась? Не, мне ешо точно рано. Я вот тут в тиливизире насмотрелась, аж самой захотелось.
- И чё ж тебе захотелось? Огурца солёненького или энту, как её, родимую, пироженку с маком?
- Примитивно ты мыслишь, Петровна. Вот скажи, дед мой, почитай, 17 годков, как помер. Я - женщина вдовая? Вдовая. А в тиливизире что?
- Что??
- Молодых женихов приданным заманывают. А у меня энтого приданного, почитай, цельный сундук. И недвижимость имеется. Вон какая однушка в хрущевке. Заглядение.
- Привидение? Где привидение?
- Обижашь, Петровна. Како-тако привидение? Энто ты обо мне так? Ну, спасибо, подруга, удружила так удружила. Засиделась я с тобой. Так и 817-ю серию из-за тебя прозеваю. А мне надобно точно знать, полюбятся они там или не полюбятся.
      Закряхтела Шурочка, поднялась, почесала поясницу и поковыляла в подъезд. За ней, недолго думая, и Матрена Петровна, с трудом поднявшись, пошла, шумно шаркая.
И только опустевшая лавочка, поскрипывая, хранила все разговоры, все секреты и все поцелуи, которые слышала и видела за свои долгие 40 лет.
                24.01.2017.