Лиза Германн
Ивановна? Я слышал, он у вас,
в Обуховской. - В семнадцатом.
Но это
совсем не то, что Пушкина рассказ.
Он не картёжник, он и не тевтон,
пусть обрусевший. Что ж: угодно коли,
я расскажу о нём.
Он был влюблён,
как все влюбляются в четвёртом классе в школе,
так искренне, так нежно, так... смешно...
что, право, можно отморозить пальчик.
Мы сделаны из вещества того же, мальчик,
что позже обличает в нас говно.
"Ну, ты же проиграла - снимай!"
- Ну, что ты, Германн, как ты? - Я? Что я?
А ты, все вы - что...
- О, не начинайте:
"проклятые вопросы бытия" -
в семнадцатом? - вот там и задавайте.
Я не для этого принёс тебе носки, -
просил? - и книжку.
- Вот напрасно книжку.
Носки - спасибо. Знаешь, я с тоски
себе завёл здесь, скажем так, интрижку.
- Неужто?! Поздравляю! С медсестрой?
А может, с поварихой? - Санитары
у нас. А я не тот герой.
Не вышел рожей, то есть - аватарой...
- Так что же? - Лишь пробьёт последний час
и "пусто-пусто" во всех окнах встанет,
мы собираемся... есть Пушкина рассказ,
у нас не то... но тоже - карту тянет
участник, загибает уголок...
семёрка, тройка, дама... но - молчок!
"Товарищ, товарищ! Вы куда? Сегодня посещений нет.
- Я никуда. - Это можно."
- Вот он, конечно, помню: славный малый.
На общем фото во втором ряду,
четвёртый слева. Я их выпускала,
свой лучший класс, в семнадцатом году.
Вот Лизанька, приходит навестить
учительницу первую, с печеньем,
с вареньем... не могу простить
ей Германна. Господь простит, забвеньем.
Укрой меня, дырявая вуаль:
я в дырку высуну, что высунуть не жаль.
"Бегу, бегу, бегу - а словно резинки к ногам, щёлк - и вот,
опять я в Обуховской, и с носом.
- Это ещё ничего. У одного нос сбежал, и с концом. - Ужас!"
- Ну, что ты, Германн? Как ты? Что они?
- Спасибо за внимание, Создатель.
Они притихли. Ты переверни
двадцать одно - двенадцать, и предатель,
его зовут... - Я знаю. Он один
до верхних уровней дошёл, но я подсунул
ему туза краплёного. Ихь бин
нихьт гут.
- Ты что - немного дунул?
"Помню я, Соломон Маркович, вы нам обещали крылышки приделать."
Дождь кончился. Деревья за окном
роняют чистоту, и прямо в лужи.
Теперь темнеет быстро.
- Он потом.
- О ком вы говорите?
- Я о муже.
Он беспокоит, о, он беспокоен стал.
Всё ходит, ходит, словно ищет что-то,
и всё бормочет в нос, мол, загибал
он угол не тому...
- И вам охота
над этим вздором - голову ломать?
Ну, полно, Лизавета, время спать.
"Представьтесь, как положено! - Германн, нумер 17.
- Это имя или фамилия? - Это как нож острый."
- Включаю небо, звёзды вывожу.
Гляжу внимательно, ищу неторопливо
одну звезду, что сделаю счастливой,
и знаешь, Лиза - я не нахожу!
- Ты долго ждал, ты слишком долго ждал.
Я рассияла всё - звезда остыла...
Ах, милый: это старая могила,
я старая - зачем ты раскопал?
Так беса хочется, а ты не бес.
Ты сто сонат услышал, но пятнадцать
холодных дюймов - это постараться,
ах, это перегруз и перевес.
Ты долго ждал, ты слишком долго ждал.
Я рассияла всё, звезда остыла,
ты вытянул другую. Я забыла,
какой была, когда меня ты знал.
"Всё снимай, всё. - Я не умею.
- Дура, там кнопка красная R, нажимай?
- Это Я наоборот?"
Текст до и после огласовки -
два разных текста, сможешь - убедись...
Не знающий танцует на верёвке,
той, на которой знающий повис.
"Ничего не получилось. Придётся всё переснять."
22, 23 января 2017 г.
Свидетельство о публикации №117012301159