Слова их мед, но их дела полынны...

* * *



Что есть судьба? Что есть душа? - отвека
бездонный взор тревожных этих слов
лишает сна и мира человека,
и хлеб себе добывшего, и кров...
Опять в степи моей густеет вечер,
гнездовья птиц стихают в гуще трав.
Куманский камень-идол, мёртв и вечен,
темнеет, в плечи голову вобрав.

Звезда дрожит, чуть слышно корни дышат,
и ржой веков горчит полынный сок.
Размах небес Писаньем млечным вышит -
о том, что мир и проклят, и высок...
И здесь, среди немеренного края,
его волшбой полночною дыша,
я лишь одно неодолимо знаю -
что вправду есть судьба и есть душа!





* * *



Кто мы с тобой, чтоб уповать на завтра?
Не в нашей власти даже беглый миг.
Гадая, ты лепечешь: «Уно, кватро...»
Но Тот, кто знает срок, скрывает лик.
На арамейском, греческом, латыни –
слова Его властительно просты:
«От млечной глины к погребальной глине
отмерен путь. И эта мера – ты.»

Идущие землей – не властелины,
заложники ухабов и канав.
Слова их мед, но их дела полынны,
и жжет им губы горечь сорных трав.
И мы с тобой всю жизнь учились счету,
но нам не хватит пальцев на руке,
чтоб оценить бесплодную заботу,
наследство, что всегда дается моту,
прощальный сон о детском молоке.





Допотопная песня



Левкоев дух. Мышей летучих
изломанный бесшумный лёт.
За лесом Ной сплетает плот
под синим взором звёзд колючих.
И я сплетаю стебли роз,
шиповниковых диких веток, -
к излуке леса напоследок
вязанки песен я принёс.

Мой плот - венок лесных цветов -
от поднебесного потопа
не защитит... Погибнем оба -
Всевышний зорок и суров.
Жаль мига жизни, жаль, не скрою...
Но Слово - вечность и оплот.
Кто выбран петь, подобен Ною,
который избран строить плот.