Как же так? - беседа 3

Всё, созданное человеком здравомыслящим,
затмится творениями исступлённых
  Платон

Алгоритм творческого процесса столь индивидуален, столь труден для изучения и понимания, а специалистами по психоанализу о нём написано так много научных работ, что я, не имея достаточной профессиональной подготовки, не рискну вторгаться глубоко в эту область человеческого незнания. Моя задача много скромнее: на любительском уровне «пожонглировать» некоторыми частными мыслями о беспокоящем меня предмете и, елико возможно, проанализировать собственный творческий процесс.

В бытность свою инженером, я достаточно часто решал поставленные технические задачи на уровне той или иной степени новизны, то есть, подходя к проблеме творчески, нередко получал нестандартный результат. Помню популярную в то время книгу Генриха Альтшуллера «Алгоритм изобретения», которой пользовались многие поколения инженеров для повышения эффективности своего творческого начала. Мне представляется, что книга помогала лишь тем, кому это творческое начало было отпущено природой.

Не забуду, как на протяжении многих лет я преодолевал желание писать стихи, понимая, что ещё один творческий процесс помешает добиться серьёзных результатов в основном творчестве — техническом. Необходимо было выстроить приоритеты в порядке их значимости для себя и семьи.

Этим и объясняется более чем двадцатипятилетний перерыв между изданием первого сборника стихов и началом нового всплеска поэтического горения в зрелом уже возрасте, когда появилась возможность реализовать накопленный потенциал.

Однако при знакомстве читателя с десятком сборников моих стихов, эта временнАя пропасть не бросается в глаза, так как даты написания этих произведений намеренно опущены.

Итак, я пишу стихи...
«Как же так? — спрашивали не однажды любители поэзии. — Как Вы, достаточно «нормальный» уравновешенный человек, живущий размеренной жизнью, не замеченный ни в генетических, ни в приобретённых психических отклонениях, (не имеющий, упаси Боже, черепно-мозговых травм), не пользующийся транквилизаторами, можете создавать произведения, способные заставить людей прослезиться, почувствовать «озноб по коже»?

Понимая, что само наличие подобного вопроса делает мне честь и возводит в ранг поэта, я не мог отделаться от мысли, что «сижу не в своих санях».

Мы отдаём себе отчёт в том, что наряду со знаменитым высказыванием Шолом Алейхема: «Талант — это как деньги. Либо есть, либо нет», существует бесконечный «разброс» в силе таланта (при несуществующей единице измерения такового), которым природа одарила тех, по отношении к кому вопрос, вынесенный в заголовок настоящего эссе, правомерен. И вслед за читателями «Как же так?» спрашивал и я себя и, ища ответа, писал:

Подари, природа, мне пароль,
чтоб я мог создать простое чудо...

Зачитываясь биографиями множества выдающихся личностей, мы узнавали, какими коллизиями была усеяна их «жизнь в искусстве» и тема, развиваясь, выстраивалась в такие строки:

Достаточно ли‚ право‚ я несчастен‚
Чтобы писать хорошие стихи?

А вслед за этим вопросом возникали и другие:

Откуда взять поэту вдохновение?
Как поразить читателя строкой?
Дуэли жажду чудного мгновения
И новой бездны страсти роковой.

Мы принимаем за непреложное, за аксиому, что для создания произведений, способных активизировать эмоциональные возможности поклонников искусств, автору любого вида творчества пристало находиться в состоянии наивысшего чувственного дисбаланса: отчаяния, экстаза, даже галлюцинаций... Только тогда одарённый человек, обретший вдохновение и пронизанный стрелами эйфории, выплёскивает свои эмоции на бумагу, холст, нотный лист:

С другой стороны, воспитание в семье, благоприятная среда, с которой посчастливилось соприкоснуться многим будущим корифеям искусства, их формальное образование отвечают, хотя бы частично, на поставленный вопрос. Этому их учили!
Цитирую: «Чайковский смог в начале 80-х годов полностью отдаться творчеству, работать, как он любил говорить, «на манер сапожников», то есть ежедневно в одни и те же часы, не ожидая вдохновения, которое «не любит посещать ленивых».
В этом своём высказывании гениальный композитор говорит о творчестве, как о ремесле. Он утверждает, что ему, профессионалу, якобы, нечего ждать вдохновения. Самыми продуктивными для него были утренние часы и, выполнив свою дневную «норму», композитор оставлял инструмент до следующего утра. Интересно, не правда ли?!

Но вернёмся к литературе. Наряду с филологическими факультетами, близостью к «переделкинской» элите и прочими желательными атрибутами «принадлежности», в более поздние времена появилось непропорционально большое количество весьма талантливых литераторов, окончивших технические вузы. Анализируя этот «сдвиг», я понял, что в силу изменившихся условий жизни, творчества и выживания высвободился дотоле дремлющий потенциал множества творческих людей.
Приведу один из курьёзных случаев, встретившихся мне на пути и ещё раз иллюстрирующих всю непредсказуемость поведения Муз. Один знакомый, графоман (по его же собственной справедливой оценке), являясь, безусловно, творческой личностью, о чём свидетельствовали его многочисленные изобретения, попросил меня среди километров рифмованной им продукции отыскать что-либо для «избранного». Удивляясь, как это у меня получается выражаться образно и находить такие «правильные» слова в поэтических конструкциях, он относился ко мне, как к «мэтру». Я попал в весьма пикантное положение, так как при всём желании не мог ему помочь: не было в его стихах поэзии... «Не все стихи поэзией зовутся»... К сожалению, не могу судить об эмоциональном состоянии этого человека в моменты работы над техническими задачами с одной стороны и стихами — с другой, так как не присутствовал ни при одном из них. А пища для анализа была бы любопытной: ведь удачно найденный образ (метафора, эпитет, аллитерация, свежая рифма) — сродни изобретению.

Затрону ещё одну сторону этого многогранного искусства — писать и постигать литературные произведения. Достаточно очевидно, что вкусы как писателей, так и читателей располагаются в огромном диапазоне личного приятия или, наоборот, неприятия определённых направлений, течений, стилей... Но мне хочется коснуться жанровой направленности поэзии. Пейзажная лирика (здесь и в дальнейшем имеются в виду профессионально исполненные стихотворения) редко вызывает чувство отторжения. В самом деле: ну что читатель может иметь против прекрасно исполненного описания природы, её естества, красоты? Любовная же лирика воспринимается нами в зависимости от наличия ряда индивидуальных и часто субъективных черт характера, прошлого опыта и массы других составляющих бытия. Философская лирика и ещё в большей степени гражданская представляют собою поле битвы: моральные ценности, политические взгляды, национальные особенности и предпочтения, специфика нравов, воспитание и образ жизни — всё может явиться камнем преткновения. Прежде чем процитировать отрывок из письма одной читательницы, весьма далёкой от тематики стихотворения «Исход», упомяну, что приведённые ниже строки пробились через толщу непонимания, недоумения и негодования по поводу текста, и потребовался подробный его разбор, чтобы этот человек вдруг признал:

...И случилось неожиданное. Я вдруг увидела композиционную стройность произведения, в самом начале «горбоносый дирижёр» будто взмахнул для меня дирижёрской палочкой, и полилась величественная симфония о трагедии великого народа. Я слышала несыгранные на скрипках и флейтах мелодии, я чувствовала чужую боль.
Я читала и так явственно и зримо представила себе все это, что расплакалась.
Анатолий, скажите, как Вы находите для всего этого слова и что при этом чувствуете!?

Знаменательно подобное признание тем, что является редкостью, ибо в большинстве случаев переубедить человека и склонить его отнестись к предмету спора с иной (Вашей) позиции представляет собой почти невыполнимую задачу. Не часто люди готовы и способны учиться всю жизнь. (Этот материал подробнее изложен в эссе «Ещё раз о том же...»)

Так всё же «из какого сора растут стихи»?
Почти каждому моему стихотворению предшествовал тот или иной эмоциональный всплеск, подъём. Некоторые стихи рождались мгновенно — иные же зрели где-то в подкорке очень длительное время. Часто одно слово или фраза, иногда желание обыграть удачно найденную рифму, а иногда — поразившее мозг откровение являлись теми триггерами, возбудителями, которые приводили меня в некое состояние транса, эйфории.

Но является ли бурная жизнь или некая форма «синдрома саванта» — феномена соединения гениальности и безумия, неотъемлемой, обязательной частью способности творить неординарное?
Думается, что нет, и «вариаций на тему» существует многократно больше, чем самих творцов. У каждого — свой арсенал данных ему средств: один, к примеру, творит во сне, а другой, образно говоря, только стоя на голове...
Однажды, ожидая в аэропорту прибытия друга и узнав, что его рейс задерживается на два часа, я, вырвавший себя из бешеной круговерти дня, вдруг осознал, что не могу позволить этому неожиданно образовавшемуся свободному времени быть так просто растранжиренным. Добыв ручку и лист бумаги, не дожидаясь посещения Её Величества Музы, т.е. «на манер сапожников», я написал три достаточно хороших стихотворения.
Создавая (а в нередких случаях просто конструируя) то или иное произведение, я опираюсь и на немалый личный опыт, и на опосредованное знание жизни, и на изученный заранее материал, и на неожиданно полученный смысловой удар от увиденного, услышанного или прочитанного. И, несомненно, темперамент, организация нервной системы вообще и уровень личного порога возбудимости в частности играют в творческом процессе первостепенную роль.

Недавно один малознакомый поэт в достаточно резкой форме упрекнул меня за дерзость писать о том, что самолично не пережил. Спорить и апеллировать, скажем, к известным песням Высоцкого было бесполезно, хотя элемент присутствия в стихах Высоцкого был настолько определённым, ярким, что Владимир уставал от вопросов о том, где он сидел и где воевал. Не сочтите за нескромность упоминание о том, что А.С. Пушкин написал «Капитанскую дочку» после тщательного изучения материалов по Пугачёвскому восстанию, участником которого он, разумеется, не был...
Способность сопереживать, проникнуться чьей-то болью, сила воображения, подкреплённая изучением предмета описания, — вот ещё одна составляющая творческого успеха, позволяющая создавать «заочные» стихи.
Вне сомнения, употребление «тонизирующих» средств, жизнь «на острие», скандальные и эпатирующие выходки, необычные для «нормального» человека, способны увлечь авторов в такие дали, которые иначе были бы недоступны.

Эзотерический аспект творческого процесса мы в этой короткой беседе рассматривать не будем. Разговор о реинкарнации и, соответственно, о переселении душ и прожитых нами ранее жизнях для многих, читающих этот материал, если и не является шокирующим, то, по меньшей мере, не имеющим отношения к обсуждаемой теме. Однако, касаясь лишь поверхностно этой стороны вопроса, приведу цитату из книги Анатолия Голубева «За кулисами славы»: «...творческий процесс всегда связан с озарением, механизм которого остаётся таинственным и наводит на мысль о неких «высших силах».

При создании произведения большого психологического накала поэт (сужу опять же по себе) пропускает этот материал «через себя», и внутренние напряжения, страсть, подобно вулкану, извергают из недр своих нечто, чему позже сам автор не в состоянии найти объяснения. Лично я пережил подобное откровение, работая над поэмой «Пушкин». Казалось, кто-то невидимый диктует мне текст.

Заканчивая, хочу лишь ещё раз отметить, что на вопрос «Как же так?» существует великое множество частных ответов, но, вероятно, никогда не появится одного окончательного и всеобъемлющего анализа великой болезни, именуемой творчеством.