Триптих безБожного периода

                Ни шатко, ни валко - а выбросить жалко...

                Курортный роман.               

          
Это было не помню в каком году.
Да и что за беда - разве важно это?
Помню только безжалостно - как в Аду,
до костей обжигало лето.

Я все скалы облазил, сомлев от жары,
прокоптился на пляже и худо - бедно
мне наскучили море и горы. Крым
вроде сладкого - много вредно!

Хватит!  Завтра лечу домой.
В баре вечером выпью пивка,
искупаюсь, песочек смою,
и пока...

В баре негромко, лаская слух,
с хрипотцой, но приятно пели что-то про «love».
А небо и море были такими «blu» -
даже грусть взяла.
Аж до слёз навернувшихся - вот каприз -
когда вечер всё это бросил в костер,
хладнокровно дождался: пока сгорит -
инквизитор - и краски стёр.

Впрочем, грусть - не беда, как бороться с ней
я давно уже знаю наверняка.
Этак бросишь бармену: «Плесни-ка мне
коньяка»
Опрокинешь, поморщишься. Закури...
Через пару затяжек еще пропустишь.
Вот уже коньячок и прогрел, разморил...
Где ты грусть?.. Ишь
какая сидит вон там!
Ножки стройные только на четверть в платье,
грустная. Рядом незанятые места -
это кстати.

Ну, чего бы такого придать словам?
- Мне напомнило осень волос Ваших золото,
и мне тоже сегодня грустно, как  Вам...
И читаешь в глазах: «Пошёл ты!»
   
- Ну, зачем же так грубо то - я не маньяк,
мне действительно грустно, впрочем,
разрешите откланяться, если я
показался Вам столь порочен.

Нежный ротик в усмешке застыл кривой.
Взгляд холодный как кожа трупа.
- Дело вовсе не в том, Вы, скорее всего,
просто глупый...

- Так Вам кажется? Но, a propos, мадам -
если нужен Вам лишь интеллект могучий -
то зачем это Вас занесло сюда?
Вам лучше
прогуляться до Дома Ученых - там
без труда заберётесь Вы в самые выси
человеческих дум - их там около ста
очень умных и добрых лысин.

Улыбнулась...
                Продолжим.
                - А нам от сохи
не тягаться с такими в споре.
Я всего то умею писать стихи
и читать их луне и морю.

- О! - в глазах ироничность, – Да, Вы поэт!
Гениальный, вот только судьба капризна…
Есть причина грустить - если в тридцать лет
современниками не признан.

- Я кажусь таким старым? Мне двадцать пять.
- В самом деле?.. Хотя любого
время старит быстрей, если страсти кипят
и поклонницами избалован.

- Ну, поклонницы, думаю тут не причем -
много выпивки, мало спорта.
Но, однако, попасться на Ваш язычок
всё равно, что на вертел к чёрту.

Улыбнулась ещё раз...
                - Ну, мне пора.
- Может я провожу?            
                - Не стоит.
- Может встретимся завтра на море, с утра?
- Не получится. Чао!   
                - Постой, я
забегу за тобой вечерком. О, кей?
- Я живу не одна, а с мужем...
Отрезвляюще - вроде хлопка по щеке,
и с подтекстом - ты мне не нужен.

Кто-то щедрый, пресыщенный тем, что скопил,
с неба сыпал горстями звезды.
Я полночи шатался - всё пил и пил
с ароматом рассола воздух.
И лишь только рассвет тишину распугал
петушиным нестройным пеньем,
я решился, упрямства набычив рога -
всё равно отыщу - терпенье...


Я искал её... Глупо... Бродил наугад,
понимая - что мне не светит.
Так по барам, кино, дискотекам - в бегах
день проходит, другой и третий.

День четвертый на пляже пирог допекал
из распаренных тел. Слиняю...
Стоп! Да вот же - с ракеткой большой в руках
там по корту мячи гоняет.
Да - она... Изменила прическу.
                - Привет!
Чуть заметный кивок, не глядя.
В паре кто-то поджарый, под сорок лет.
Ничего - симпатичный дядя.

Вот рукой её мяч направляется в цель,
и срываюсь я с места: Браво!
Сразу гипсовой маской испуг на лице
проступает... О, Боже правый!
Как же я не подумал - ведь этот мужик
муж, должно быть, и крут во гневе.
- Хорошо я исчезну, но только скажи -
что увидимся в баре, в девять.

Где-то в зелени глаз пробивается свет -
как лучи сквозь листву деревьев...
- Ну, так что - ты придёшь?...
                Губ кусание...

                - Нет?

- Хорошо, уходи скорее!

Я ушёл, ухмыляясь - вот это дела:
не сказала ведь даже: «Здрасьте»
Видно мудрость житейская не подвела -
и нахальство - второе счастье.

Интересно - площадочка то не плоха,
муж, должно быть из бонз - кручёный.
Есть тут вывеска где-нибудь? Точно - ха-ха!
Упомянутый Дом Ученых.

В этот вечер был бар удивительно пуст -
разморило, видать, народец.
Я присел... Рядом в кадке диковинный куст -
нечто, фикусовый уродец.
Развалился и думал: Придёт или нет?
Попивая мыльную Колу,
завивая сиреневый дым сигарет
в беспокойный туман над полом... 

Было слышно - как море на волнолом
бесполезно мотает силы.
Мне казалось - что время связалось узлом
и не двигается - застыло...

Ты вошла энергично - вулкан, гроза!
И веселье вокруг витало...
Но наигранность выдали мне глаза -
в них застыла, как лёд, усталость.
Не депрессия - так, что и не рассмешишь,
просто все вдруг осточертело:
развлечения - те, что и для души,
и понизменнее - для тела.

Впрочем, может быть, всё и не так как мне
показалось тогда и, честно, -
я в себе иногда не уверен вполне,
а чужая душа... известно.

Я-то тоже хорош - сбросив груз седока,
сердце вскачь понесло - галопом.
Оробел вдруг - как каменный истукан
только молча глазами хлопал.

- Ну, короче! Зачем ты меня искал?
Опостылела вдруг богема?
Не с кем, может быть, выцедить пива бокал,
или шлюхи теперь - проблема?

- А вот ты не имела бы вовсе проблем
и безбедно жила, гадая.
Ну, а если серьезно, то вот - зачем?
Я ведь этого сам не знаю.
Хочешь: выпьем чего-нибудь - снимем стресс,
или с морем побродим рядом?
Здесь под крышей - субтропики, влажный компресс,
там под звездами - бриз, прохлада.

Забурлило Шампанское горным ключом.
Дым пуская подпотолочно,
мы болтали о чём-то – не важно о чём,
я уже и не помню точно.
 
Постепенно наполнился сумрачный зал
спёртым хаосом разговоров.
Кто-то к стойке сквозь спины уже влезал,
рассыпая бумажек ворох.
И какая-то дама, ногами стуча,
истерически хохотала.
Рядом мрачный грузин её бюст изучал
и в зубах ковырял устало.

Впрочем, виделось всё это как-то мельком,
вроде видеоклипа - где-то
будто все это было, от нас далеко -
на другой стороне планеты.

Было всё это странно - незначащих фраз
понималось легко подстрочье,
и читалось как книга мерцание глаз
сквозь табачного дыма клочья.

Я не знаю того, кто бы смог это так
описать, чтобы сразу сесть и -
подноготную всю. Разве что Пастернак,
да и то если с Бродским вместе.

Ну да нечего мне на великих пенять.
Скольких пядей во лбу бы не был,
кое-что в этом мире умом не понять
и не втиснуть в слова - как Небо.

А вот под ним изобразим
пейзажик Бродского: Базальты,
“ Луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта -
её и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил...”

Но даже здесь - под соком млечным,
под жёлтым цитрусом луны
ничто, к несчастию, не вечно -
коль бросить взгляд со стороны.
И, к сожалению, минут нам
не растянуть, как ни хитри,
а распрощаться связно, путно -
попробуй, сколько ни кури...

Погасли в пенистом прибое
огни последних сигарет.
Вот также утром время смоет
и эту ночь...
                - Пока...
                - Привет...


Утро выдалось пасмурным - темь и склизь,
и над пляжем, пустым как дикий,
тучи низко, на бреющем, волоклись
и цеплялись горам за пики.
Море было не в духе и не в цвету
и швыряло на берег тину.
Пахло сразу болотом и йодом в спирту.
ветер выл и буравил спину,
выворачивал крылья у чаек зло,
и противно они кричали,
в воду плюхаясь на брюхо, тяжело -
было жалко смотреть на чаек...

Я пытался читать, но осилил едва
две страницы, да меньше даже.
Размечтался - туда между строк уплывал,
что публично и не расскажешь.

Я насилу дождался покуда мгла
кружевами балкон накрыла.
Сигарет - не соврать чтобы - пачка ушла,
ну и пива пяток бутылок.

Только вечер окрасил в неоновый цвет
двери, вывески - уж в стакане
завсегдатаи ищут на все ответ...
Подожду - может быть заглянет...

Я сидел до закрытия. Все - финал.
Отсидел себе oss iliaca.
Но она не пришла, впрочем, я это знал -
не до бара в такую слякоть.

Я пешком прогулялся до их гнезда,
поглазел там на гроздья окон
и ни с чем отвалил - ничего, ерунда.
Кто же спорит с упрямым Роком?

Распогодилось - в небе и вкривь и вкось
ни клочка кучерявой ваты.
Море зеркалом матовым разлеглось -
хоть танцуй на нем степ. Пока там
Солнца - увальня диск из-за гор вылезал,
по воде рассыпая блики,
я на пляже пустынном уже лежал -
сфинкс, задумчивый и великий...

Только важничай, нет ли - прохладно весьма:
тело рогом свернув бараньим,
постепенно пригрелся и задремал,
убаюканный волн шептаньем.

Мне приснилось - что я от пупка и до пят
грязью всосан - болотной, синей,
и чем больше я рвусь - тем прочнее захват.
Вот по грудь уже я в трясине.
Не вдохнуть, и плывут перед взором круги.
Дело плохо - вот-вот накроюсь!
Я рванул...- а вокруг: «Ха-Ха-Ха, Ги-Ги-Ги» -
лошадиное ржанье то есть.

Оказалось - что кое-каким шутником,
(это мягко - литературно),
я по самый загривок засыпан песком,
и вокруг веселятся бурно.
Я хотел было высказать мненье своё
против шуток такого рода,
но, уже распалившись, увидел её
среди радостного народа.

Я спустился к воде смыть песочную пыль,
но едва только сунул ногу -
мама родная! - отмороженье стопы.
Черт попутал её потрогать!
Но решительно - надо же было блеснуть -
бросил тело в прозрачный студень,
и был холодом схвачен за самую суть -
(ну, мужчинам понятно будет).

Но поплавал - привык, даже несколько фраз
произнёс, не стуча зубами:
- О, сегодня водичка - charmant, hight class -
фиолетовыми губами.

Но, похоже, что не было тело пловца
убедительно как реклама -
кожа стала гусиной, а цвет лица -
как у морды гиппопотама:
нечто серое с розовым - сквозь загар
цианоз проступал. 
                - О, Боже!
Вытирайся герой и пошли-ка в бар.
Тебе надо сто грамм похоже.

И опять, как два дня тому, я балдел,
и минуты, резвясь, бежали;
Но сказала ты просто - как между дел:
- Знаешь, завтра мы уезжаем.

- Завтра?.. Это... Ну, что ж...  - слова
застревали как кость, саднили.
Как ребенку, который конфеты жевал,
их на рыбий жир заменили.

- Ты расстроился глупый? А мне смешно.
(Но улыбочка чуть кривилась).
 Ни к чему это, правда. Ведь всё равно
ничего бы не получилось.
Я оставить его не могу, а ты
очень скоро меня забудешь.
Ведь курортный роман - это просто мечты.
Так что плакать давай не будем.

Я умом понимал - что она права,
мне хватило на то извилин.
Но вот чувствовал... Что же?.. Ну, как бы вам?
Вы собаку когда-то били?
А глаза её видели вы потом?
Вот и я вдруг представил чётко -
что внезапно, смеясь, непонятно за что
получил по оскалу плеткой.

- А теперь мне пора, если хочешь, мы
можем вечером здесь с тобою
нашу встречу ещё один раз обмыть
и коктейлями и прибоем.
Ну, пока, не грусти. Да ты слышишь? Эй!

Я не понял - играет что ли?
Очень здорово держится. Или ей
в самом деле плевать? Доволен?
Напридумывал столько себе - дурак!
Доигрался с воображеньем.
Впрочем, даже и так - если это игра,
запиши себе пораженье.

И, вернувшись домой, завалился я спать.
ведь разлука ещё не плаха.
Да и как бы в душе глубоко ни копать -
ближе к телу своя рубаха.

Я проснулся - когда уже синь за окном
наливается фиолетом,
и прохлада тайком пробирается в дом,
запах моря внося при этом.
Но однако же что-то сегодня меня
не заставишь вскочить с кровати.
Сквозь оконные рамы ползет сквозняк,
ноги вязнут в какой-то вате.
И шумит в голове Ниагарою кровь,
и пупырится дрожь по коже.
По сему заключается - я нездоров.
Докупался, моржонок тоже!

Вот теперь и валяйся среди перин,
выдувай в полотенце ноздри,
сыпь горчицу в носки и глотай аспирин -
вот и все твои, парень, козыри.

Я закутался в плед и, щеками горя,
вяло думал: «Good bye, подруга.
Может это и к лучшему - только зря
нервы дёргали бы друг другу».

Я опять задремал и забылся во сне,
раскаляя подушку жаром.
С неба добрая фея спустилась ко мне
и ладонью ко лбу прижалась.

Пытка кончилась - сразу костер остыл,
возвращая мозгам порядок.
И тогда лишь я понял - что это ты.
Не в бреду, не во сне - а рядом...

Все слова - только слепок, фальшивый звук.
разве выразишь описаньем
запах кожи, волос водопад и рук
новорожденное касанье?

Не оформится мыслями - лопни хоть -
как в своем естестве раздетом,
пусть на время, становится Духом плоть.
Да и есть ли слова про это?

Это было нам птиц пареньем,
тел закованность окрыля,
и в четвертое измеренье
уплывала, кружась, Земля.

Там не властны Судьбы капризы -
ни времен, ни пространства нет,
Но... непрошенным гостем сизый
просочился в окно рассвет…

Вот и все - декораций смена:
Солнце сквозь парусину штор
словно пеплом покрыло стены -
как бы траурно - нам в укор.

Стало явственно - не подарок
эти лица, тела без сил,
и окурки, свечи огарок,
недоеденный апельсин.

С детства ведомо - что бывает
пробуждение хуже сна.
Но об этом мы забываем -
наслаждения если нам
обещают соблазны ночи.
Ну, а что там рассвет несёт -
и подумать никто не хочет.
Но платить суждено за всё…

Я не люблю расставанья такого:
если из ложного чувства стыда
мы обещаем - что встретимся снова,
зная и веруя - что никогда.

Пусть себе едет - великое дело!
Ноги встречаются и подлинней.
Вот, например, очень стройное тело
явно скучает по ласке... Но мне
что-то совсем не до ножек - похоже
и комплимент не сойдет с языка.
Словом, сегодня я не расположен.
Ладно, пойду лучше выпью пивка.

Сам не пойму - исключенье из правил,
или пора к психиатру? Расту:
я в забегаловку стопы направил,
но оказался а Аэропорту.

Храм, где табло вместо главной иконы.
но суета - муравейник людской:
через открытые двери балконов -
свисты турбин и взлетающих вой.
Гомон, шуршание, визги и храпы,
носятся дети и пахнет еда.
Перебегая от стоек на трапы,
лезут, толкаясь. Зачем, господа?
Все же поместитесь, всем по ранжиру
девушка в синем поможет присесть.
Логика, впрочем, не для пассажиров -
люди как люди - такие как все...

Где же? Да вот они - стойка вторая.
Там регистрируют рейс на Москву.
Непринужденно стоят и болтают
и провожающих в гости зовут.
Их визави платят той же монетой -
искренно, нет ли - но всё на виду.
Вот бы разрушить идиллию эту!
Нет, я конечно же не подойду.
Мне и отсюда всё как на ладони -
эта вот складочка около рта...
Впрочем, опять я наверно не понял.
Всё это выдумал... Всё суета!
Стоит ли жечь то, что перегорело?
Есть из чего огород городить?
Ведь ничего этим не переделать -
только себе или ей навредить.

Значит пора бы и угомониться.
но иногда вспоминаю я ту
сереброкрылую белую птицу,
что набирает сейчас высоту;
море и в нем отражённые звезды,
лунной дорожки манящую дрожь,
и одуряющий йодистый воздух,
что на смолистый сосновый похож.

Гладь горизонта в закатном пожаре
в памяти всё продолжает гореть.
И одинокая девушка в баре.
Вот бы сейчас на неё посмотреть!

Впрочем, не стоит - прошли уже годы.
Время не красит, и лишь седина
да паутина морщин от Природы
для украшения людям дана.
Пусть всё останется в памяти словно
освободилось от бремени лет:
как бы - изваяно, как бы - церковно.
Если же вдруг прочитаешь - Привет!


  1991 г.р.               


                Листопад.


Вот и ещё одно кончилось лето.
В рыжие парики,
рваные ветром, деревья одеты.
Тускло колышется за парапетом
мокрый асфальт реки.
Листья в чудных разноцветных нарядах
мой устилают путь,
Не нарушая всемирный порядок -
времени ход и суть.
Всё, что когда-то имело начало -
будет иметь конец.
Это - не страшно, не много, не мало -
просто другого нет.
И, без напрасных обид принимая
время опасть и тлеть,
пальцы свои от ветвей отрывая,
листья летят к земле.
Жаль - что воздушное это скольжение
мне испытать на себе не дано.
Не одолеть мне Земли притяжения -
это предрешено...
Вот и выходит - что, как ни печально,
мне не постигнуть их,
с ветром танцующих танец прощальный.
Разве что в снах своих? 
Тех, что забыты - едва пробуждение
все миражи спугнёт,
но сохраняются смутным виденьем
где-то внутри и днём.
Но не проникнуть туда ни старанием,
ни, уповая на лучшие дни.
Это извечное непонимание
чувствуют и они.
Не приближаются, ходят кругами,
тайну свою доверять не спешат,
и разбегаются перед шагами,
между собою о чём-то шурша.
Может быть им - по тропинкам гонимым,
кроме как сплетничать - чем ещё жить?
Вот и болтают о том - что под ними
непосвящённым не знать надлежит.
Может быть шепчут, друг друга жалея,
что на Земле не оставят следов.
И укрывают собою аллею
от надвигающихся холодов.
Ёжась, уже поднимаю я ворот.
Передо мной наяву предстаёт -
как обнажается зябнущий город
перед нашествием зимних невзгод.
Ветер - играющий соло Маэстро,
лиственных клавиш касаясь живей,
вдруг обезумев, не слыша оркестра,
их обрывает с гудящих ветвей -
словно свечей задувая огарки.
Вот и последний уже унесён.
И остаётся от пышности парка -
лёгкая грусть и прозрачность во всём...

1992г.р.



          Ожидание зимы.

Уж конец Октября. Приближается год
к неизбежной кончине. Его торопя,
скалит зубы зима возле наших ворот,
не решаясь наброситься, злобу копя...

Ветер тучи стреножил, согнав табуном
на небесных лугах, что давно отцвели.
В закупоренных бочках томится вино -
чтобы вечером вьюжным меня веселить.

Но веселья не будет. Бокал пригубя,
будем дни коротать мы со скукой вдвоём.
Потому что я знаю: не будет тебя...
Никогда больше, кажется, в доме моём
не услышу я смех и улыбку с лица
прогоню за порог, даже не пожалев.
Этот дом без тебя будет хуже дворца
самой снежной из всех ледяных королев!
Этот дом без тебя будет вовсе не дом -
бутафория в передвижном Шапито,
декорация к пьесе с унылым концом,
где давно уже всласть не играет никто!

Никогда больше эхо весёлым щенком
детский смех твой по комнатам не разнесёт,
дробью легких шагов не разбудит мой дом
по паркетному полу скользящий полёт.

Что же делать мне в долгой зимы вечера?
Буду слушать как вьюга завоет в трубе…
Буду слабость свою проклиная не раз,
ненавидеть тебя и стремиться к тебе!

1992 г.р.