А сказка?

– Вы не читали Мальвинину Александру?
– Нет.
– А Самцову Дарью?
– Не припомню.
– Тогда Торжкову Полину?
– Никогда, по моему мужскому непредвзятому мнению, имена те, но вы путаете фамилии, хотя это не столь важно. Я всю эту муру все равно не стал бы читать, достаточно того, что приходится печатать соседа-поэта, творящего что-то непонятное двумя этажами выше меня.
– Вы писатель?
– Считайте, что да, но не женский. Я серьезный сказочник, своеобразный создатель и безраздельный владелец неискаженного современными псевдо-поэтами русского языка.
– Ах, как любопытно, расскажите!
– Они у меня несколько необычны.
– Мне все про вас интересно, вы такой, вы такой!
– Какой я?
– Вы удивительный. Может, я звучу, как маленькая глупышка, но простите, у меня перехватывает дыхание, не хватает слов.
– Вы очаровательная глупышка. Мне неистощимо приятно в вашей компании.
– Я вам нравлюсь? Да? Не томите меня, ответьте.
– Ну, как вам сказать? У-гу.
– Я никогда не чувствовала себя такой счастливой.
– Ну, что вы, деточка, возможно, все это вам только кажется. Вы такая эфемерно-парфюмерная. В вашем присутствии в моей комнате дезодоранты ни к чему. Хотите, я сварю нам настоящий турецкий кофе?
– Хочу, хочу, мне кажется, что ради вас я бы смогла принять яд. Но что это, я вижу глаза ваши тускнеют. А-а-а, вы думаете о другой?
– Да, была такая, вошла в мою жизнь, наследила и ушла.
– Я все вытру, все вытру. Не думайте, я не белоручка. Было время, я в чужих домах убирала.
Он опрокинулся на спину и стал целовать ее натруженные руки.
– Что вы? Что вы? – смутилась она. – Я не верю своему счастью. Такой большой, и войдет в мою жизнь.
– Ну, не такой уж большой, но недовольных что-то не припомню.
Фаланги их пальцев сплелись в паутине сложившегося доверия. Но не было ни паука, ни жертвы. Было продолжение диалога присосавшихся друг к другу действующих лиц, состоящее из ахов, охов, сопения и мычаний.
Неожиданно она вырвалась из его железобетонных объятий и, судорожно вдыхая неизменный сигаретный воздух «Парламента-100», выбежала в ванную комнату. Там она сделала все, что полагается и что всегда оставалось для него нераскрытым  ритуалом. Но честно признаться, его никогда это не интересовало.
Она вернулась голая.
Он закрыл глаза и отметил про себя: она не только осязаема, она просто душевная грелка.
– А сказка? – пролепетала подмятая она.
– А на х.. она сейчас?