По следам фрагментов любовной речи

В стремительном коловращении дни за днями сменяют друг друга, олицетворяя собой непреходящую зыбкость времени. Но из гораздо более плотного материала выточена человеческая мысль. Будучи облаченной в одежды языковых структур, она встраивается в мышление и становится неотъемлемой его частью. Культурные механизмы фиксируют мысль, и если она обладает некоторыми утилитарными свойствами, включают её в свои процессы. Мысли и идеи обрастают плотью, проходят формовку и встраиваются в функциональный ряд. В наследии человечества сейчас имеется несметное количество подобных продуктов культурного производства. Но в крайней степени самонадеянно было бы считать, что абсолютно любая мысль свободна и самодостаточна. Как минимум она находится в прямой зависимости от языка, определяющего её форму и свойства. XX век был временем кровопролитной борьбы с тоталитарной природой языка. Это было время деконструкции смыслов. В наше же время ступать на путь деконструкции, априори, означает ставить себя в тень великих мэтров французской философии, примеряя роль эпигона. Тем не менее, юность – время для безрассудных шагов и самонадеянных мыслей. Любовь? Как много в этом слове. Как много в этом слове смыслов. Куртуазная любовь, романтическая, дружеская, братско-сестринская, страстная, запретная и т.д. Стоит лишь изменить прилагательное и кардинальным образом меняется значение этого словосочетания. Но что же можно знать о любви вообще, в самом чистом её виде, сведённом до одного слова? Любовь – это миф. Один из самых ходовых мифов, встроенных в несметное число мифологических систем, но вместе с тем и объект мифологического мышления. В некотором роде, это Бодрийяровский симулякр ибо слово «любовь» не имеет за собой никакого материального аналога, никакой «позитивности», которую можно было бы потрогать руками. Лишь некоторое состояние (диапазон состояний), вырванное из бесконечного феноменологического потока состояний сознания. Особое применение данный термин приобрел в массовой культуре. В некотором смысле, культура и изобрела любовь в том представлении, какое имеет о ней современный человек. Не стоит забывать о том, что все основные поведенческие шаблоны - modus operandi испокон веков черпались из объектов культурного наследия. Романтическая литература формировала модели мышления, находившие свою реализацию в человеческом обществе. Ведь невозможно прийти к какой-либо мысли, если изначально для неё не подготовлена соответствующая почва. Лучше всего на роль законодателей дискурса (от франц. Discours - речь, ведь мышление проявляется исключительно посредством речи) годились писатели. Гёте, Гёльдерлин, Стендаль, Шиллер und andere. Хотя о чём я? Ведь все эти люди жили намного позже, чем истинные творцы идеи романтической любви. Здесь более уместно будут смотреться имена авторов античных трагедий, а если заговаривать о средневековой Европе, то такие люди как Кретьен де Труа, Данте Алигьери, Франсуа Вийон и их современники. Любовь – лишь чья-то выдумка, чья-то идиотская выдумка… Парсифаль, не он ли самый старший брат всех этих бесчисленных Вертеров, Сорелей и Дорсетов, сложивших свои жизни на алтарь кровожадной Афродиты. Ведь неспроста её детьми являются Деймос и Фобос, постоянные спутники Ареса, воплощающие в жизнь весь страх и ужас своих имён...