город на песке

                ГОРОД НА ПЕСКЕ
(неоконченное)

Океан прибил к земле темные водоросли
и прах морской.
Океан бережно сложил их к ногам пришедших к нему.
На берегу океана сидели двое.
Океан омыл собой их следы на прибрежном песке.
Они пришли неизвестно откуда.
Длился ветер.
Один смотрел другому в глаза
и видел душу,
сильную спокойную душу,
безропотно замершую перед ним.
Он чертил на песке город,
город, похожий на светоч души другого.
Не было слышно вокруг ни звука.
Только биение океана.
Мгновенным взглядом они понимали друг друга,
пронизывая до дна,
и город был похож на солнце,
приникшее диском к земле,
на рассветное солнце.

В руках одного острый гвоздь
и кровь другого,
чтобы оживить город.
Рука перевязана белым,
и алый знак на белом,
на тыльной стороне руки.
И вот он вошел в город,
и лицо его скрыто тканью нездешней одежды,
только золото волос под ветром,
волос, похожих на лучи
рассветного солнца,
смывшего с себя кровь,
И женщина с кувшином, полным воды
идет из города навстречу.
Что это за город? – спрашивает путник,
И женщина отвечает ему
и дает напиться.

И вот улицы перепутываются сами в себе,
как нити серебряной паутины,
женщина ведет его по улицам,
по площадям,
по глухим переулкам.
Что у тебя с рукой? – спрашивает она.
Жертва, - отвечает путник,
отвечает негромко,
но она не понимает смысла его слов.
Город, начерченный на песке, кутается в вечерние   
                сумерки.
Вот мой дом, -
говорит женщина:

старуха, крутящая кудель,
в темной комнате, при свече,
тонкая нить ее, лицо ее
светится от огня.
Это моя мать, - и женщина закрывает ставни.
А это мой муж, - показывает она на человека в тени,
что точит железо в углу,
и он поднимает голову,
смотрит взглядом, алым от света,
и губы его шевелятся.
Ты кто? – спрашивает он,
но путник не отвечает.
Я не останусь на ночь, -
задумавшись, говорит путник.

И улицы вновь расплетаются в ритме его шагов
и свиваются в новый узор.
Путник останавливается посреди них
в центре пустынной площади
и смотрит на звездное небо.
Глаза тысячи светил глядят на него,
ночь спокойна, и город тих.
Но он видит бродяг,
прижавшихся к стене дома на углу рынка,
и отдает им свою одежду.
Цветы ночные, расплетенные в сети,
торговка продает их на углу.
Он садится, прижавшись спиной к стене,
и его одолевает холод.
Их ребенок, согреваясь, засыпает у него на руках.

На рассвете на площадь города
выезжает царь в золотой колеснице.
Солнце отражает свои лучи от теплого золота,
и свита царя закрывает глаза от этого света.
Алмазы и рубины, изумруды и сапфиры,
сияющая скань.
На кого взглянет царь,
того одарит золотом,
с кем заговорит,
тот станет вельможею,
кого приветит,
тот получит в дар многие земли.
Царь, дитя мира сего, печальное, не играющее дитя...
И говорит царь, глядя в чужие лица:
«Кто поднесет мне чашу с нектаром жизни,
того благословлю, и станет мне братом», –
но благодетеля не находится.

«Владыка несчастен, - думает одна девушка
из свиты царя,
рабыня царя, -
владыка несчастен, и я не могу утешить его...
Золото и рубины, алмазы и изумруды...
Владыка сыплет их щедрой горстью.
А ведь его ненавидят, -
думает девушка, -
я не знаю, почему так одиноки
сильные мира сего...» –
И она идет в храм богини и говорит:
«Дай счастье владыке».
Она падает ниц перед богиней,
и богиня дает ей хрустальный шар.
«Это слезы ребенка, - говорит богиня,
я ничего не могу сделать:
смертные свободны в своих печалях...»

Но навстречу царю поднимается путник,
чьи волосы как лучи восходящего солнца,
а лица никто не знает и не видел.
Белой тканью перевязана кисть его левой руки.
Владыка смотрит на него,
как смотрит скала на скалу,
истекая ручьем,
долго и почти незаметно.
«Ты выйдешь однажды к городским воротам, -
говорит человек царю, -
и оставишь свой город,
и станешь волен.
Твой сын станет править городом.
Он жесток и своенравен.
Мать его прекрасна и зла.
Ты не узнаешь с ней счастья,
да и что значит счастье для царей...»

«Твои вельможи расчетливы и хитры, -
говорит человек, -
но из пустыни придет к тебе некто,
обладающий древней мудростью,
и скажет тебе,
в чем ты виновен.
Он пойдет с тобой за городские ворота.
Ты последуешь за ним в его пустыню,
а на башнях города будут бить колокола,
и толпа разольется подобно реке в половодье
на площади.
В той толпе я буду.
Я знаю, что будет со мной».

И колоколами рассыпалось солнце
в золотые звоны.
Царь проехал на своей колеснице,
и свита его за ним
прошла как тень,
как след борозды.
Царь вошел в свой дворец и замер в своем одиночестве...
Как глыбины соли – дома,
и как шатер – алое небо,
и пятна света его на земле
как кровь ангела,
светящаяся во тьме.

И путник лег лицом на остывающий камень площади
и заснул.
Бездомная рыжая собака пригрелась рядом,
собака Уврар с человеческим прошлым.
Она помнила себя злым волшебником
и во сне щерила зубы,
белые как снег.
Золотые гневные глаза ее смотрели вовнутрь,
в свои сны,
и лапы гнались за врагом,
убегающим в небо
по краю горизонта.
Собака ушла в свою ночь,
раскрывшуюся как колодец,
она нашла свою ночь и канула в ней,
и звезды предутренние мелко рассыпались над ее головой
и побелели.

Круг, глаз, светоч,
лик с кровавым румянцем –
рассветное солнце.
Сколько таких солнц взошло
и закатилось,
прежде чем люди закончили свой отдых
на пороге земли,
прежде, чем они стали ангелами
на небе?
Прежде, чем дева родила сына,
и сын этот вырос,
прежде, чем владыка смежил веки
на каменном ложе...
Жизнь человека – сон,
которого спящий не помнит,
когда пробуждается.

Белая жрица из храма богини
наполнила кувшин водой святого колодца.
Путник с волосами, подобными лучам солнца
и с темным лицом
пришел в храм,
прижимая к груди раненую руку.
«Господин, ты хочешь благословить новый день? –
спросила юная жрица,
но она не рассмотрела лица его
в тени храмовой ниши.
«Благословение ребенка встретит рассвет, -
сказал пришедший, -
благословение ребенка-Бога на тебе, девушка...»
«Я знаю, город живет теплом твоего сердца, -
сказала жрица, -
а ты ходишь по улицам словно чужой...»
«Я и вправду чужой здесь,
ибо я отделился и снова пришел сюда.
Зачем ты узнала меня...»
«Я не вспомню, не увижу
лица твоего...» – и жрица вошла под покров
своей богини,
своей скорбной богини,
потерявшей брата,
своей счастливой сестры,
познавшей мужа...

Искусство резчика или златоковача,
работающего в полутьме своей мастерской,
украсит небесные лики, и земные руки в новом дне
оплетут убранство его,
дня-младенца...
Ткань парчовая,
вышитая рубинами,
согревает взор смотрящего на нее.
Камень бечета веселит сердце,
камень лазурит врачует душу.
Небо хрустальное – живой камень,
и птицы его –
дети приволья и вестники света...

«Матушка моя,
как побелели твои косы...
Снега прошли за снегами как тысяча лет,
и отца уже нет с нами.
Я день и ночь пряду пряжу,
тку золотые цветы по алой парче.
Люди, идущие из храма богини, не видят,
как меркнет моя краса.
Матушка моя, тот прохожий,
лица которого я не знаю,
он отдал мне моток нитей
и попросил расплести их,
и я коснулась золота волос его,
когда он склонился предо мною...
Где найти мне его,
чтобы отдать распутанную нить?..»
«Он подарил ее тебе, дочь моя,
и не надо тебе искать его...
Брат его на небе,
брат его покинул его,
и он сам тоже скоро покинет нас...
Не ищи...»
«Матушка, откуда ты знаешь это?»
«От солнца, дитя мое...»

И шепот горячими губами приник к его слуху,
шепот:
«Ты знаешь, откуда ты, а они не знают,
откуда они.
Знающий спасает виновного.
Знающий отдаст жизнь за виновного.
Знающий знает силу поручиться за души,
что предались ему.
Ты создал им жизнь
на берегу этого океана,
это значит,
ты пойдешь вслед за ними
их дорогами
и проводишь их
до конца».

«В ладони умещается многое.
Горсть воды,
солнце в капле росы,
камень.
И ты начертишь им заветы
на стене острым камнем».
- Но я знаю все это, -
говорит голос,
вдруг прервавший молчание
и отразившийся эхом
в наклонных арках,
и на него обернулись.
Ребенок бродяг веселился пойманной мышью.
Сквозь пыль шли шаги.

90-е годы ХХ века.