Глава 3

В горах великих и высоких
Где вечно снегом путь покрыт.
В сугробах мягких и глубоких
Уж много тел людских лежит.
Там снег от солнца глаз не слепит,
Он темен в тамошних горах.
И вьюга все деревья треплет,
Там вечный холод, страх и мрак.
Там ели согнуты дугою
От сильной вьюги ледяной
Полно пространство пустотою,
И черной снежной пеленой.
Там тучи вечно снег пускают.
Снежинки, словно иглы там,
Телами острыми пронзают
Тела могучим деревам.
Там солнца вовсе не бывает,
Ведь плотность серых снежных туч
Никак ему не позволяет
Протиснуть наземь даже луч.
Средь этих гор, в лесу дремучем
Под толстым слоем изо льда,
Прозрачным скользким и колючим,
Бурлит прозрачная вода.
Ведь в глубине воды кипящей
Вулкан огромный тихо спит,
Но в тишине не редко спящий,
Как гром неистовый храпит.
И в это время с гор холодных,
Как очумевший водопад,
Гремит в пустых ущельях горных
Лавина, черная как ад.
А над водой, на льду прозрачном,
Средь елей мертвых и сухих,
Стоит в уединенье мрачном
В сугробах снежных и пустых
Огромный дом, с забором прочным,
Калитка лишь в заборе том.
Его найти не сложно ночью,
Но обнаружить сложно днем.
* * *
Дом серый, словно снег летящий.
Без окон он и без дверей.
Лишь в серой крыше, леденящей
Стальной поверхностью своей,
Окошко тихо притаилось.
Его нельзя увидеть днем…
Но лишь на землю ночь спустилась,
Оно исполнилось огнем.
И вьюга громче зашумела
И ели начали скрипеть,
А в доме девушка запела...
Огонь всё ярче стал гореть.
Все громче дева напевала,
Все ярче пламень полыхал,
А туча снегом засыпала
Страну таинственных зеркал.
Пронзая иглами сугробы,
Деревьев мощные тела,
Наращивая шум от злобы
Лесная вьюга все мела.
Вдруг пенье криком обратилось
Таким, что ветер стал стихать.
Тут вовсе девушка взбесилась
И стала, как мужик орать.
Уж пенье больше не звучало.
Лишь снег все сыпался кругом,
И что-то бешено орало
В том месте мертвом и пустом.
Крик становился все ужасней
И вот уж зверем он завыл.
Казалось, места нет опасней
Из мест, где дьявол только был.
Вой громким смехом обернулся,
Звериным басом хохоча.
Там некто вдруг к огню метнулся,
И тот стал слабым как свеча.
Звериный хохот прекратился
И наступила тишина.
На землю тихо снег ложился,
И вьюга только лишь одна
Вокруг забора все кружила,
И снег, нападавший кругом,
Она с собою уносила,
От снега отчищая дом.
Внезапно ветер стих как хохот,
И начал снег в лесу скрипеть.
Тут стал по дому кто-то топать
И снова начал тихо петь.
Скрип снега к дому приближался
И вот забора он достиг,
Шаги затихли и раздался
Скрип от калитки в тот же миг.
В стене, заснеженной годами
На первый взгляд и без дверей,
Стал, виден вход с двумя дверями
Искусно спрятанными в ней.
Когда калитка затворилась,
То некто к дому подошел,
Дверь дома медленно открылась
И этот некто в дом вошел.
Внутри таинственного дома
Горело множество свечей,
Лежала на полу солома
Под воском каменным на ней.
Дом был велик необычайно;
Как баня римская широк,
И до того чрезвычайно
Был потолок его высок,
Что люстра, с потолка свисая
(Диаметром, так метров в шесть)
Светила будто небольшая
Звезда далёкая с небес.
Стен в доме этом не встречалось.
Лишь в центре на шести столбах,
Над полом гордо возвышалось
Пятно, тонувшее в свечах.
Туда тянулась вереница
Ступеней. Было их шестьсот...
Ну, как бы мне не ошибиться
Плюс шестьдесят и шесть. Ну вот,
Теперь уж сами подсчитайте.
А у ступеней, по краям
Стояли свечи. Извиняйте –
Откуда воск, не знаю сам.
И тут ступени заскрипели,
Перила стали скрежетать,
А свечи, что внизу горели,
Тихонько стали потухать.
Ступенька под ногою хрюкнет,
От тяжкой массы заскрипит,
И тут же свечи две потухнут
Там, где неведомый стоит.
Все выше некто поднимался,
Горели свечи все слабей.
И лишь до верха он добрался,
Как от пылающих свечей
Лишь свечи люстры все горели,
Да сверху, на шести столбах,
Из древесины бедной ели,
Которые, как на руках
Шестиугольный пол держали
Все так же свет свечей горел.
Шесть свечек по углам пылали,
А в центре медиум сидел.
В руках держал он книгу мёртвых
Застёгнутую на замок,
И два ведра стояли полных
В одном вода, в другом песок.
По правое плечо стояло,
Ведро с водой прозрачной в нем.
На диске водяном блистало
Свечей сияние, огнем.
Ведро ж, от медиума слева
До верха полное песком,
И то ли ради подогрева?
Вокруг присыпанным углем.
И перед медиумом странно,
Переливалось, как волна
Кольцо из карт необычайно.
И карта только лишь одна
Внутри кольца стояла чинно –
Как перед маршалом солдат
Стоит как пень по стойке смирно
Немного выгнувшись назад.
На карте той изображалась:
Фигура высшего жреца
Которая располагалась
В шикарном троне. У отца
На голове была корона,
Святая риза на плечах,
А на полу, в подножье трона
У повелителя в ногах,
Сидели два жреца – помладше,
И без корон на головах.
В руке, первосвященник старший
Держал украшенный в камнях
Тяжёлый скипетр священный.
Рукой свободной он парил,
Давая жест благословенный.
Тут медиум заговорил:
«Присаживайся, о великий,
О самый мудрый средь царей,
Среди народов и религий.
Ты – самый чтимый средь людей.
К несчастью не имею трона
Есть пол, один лишь только он.
Пол для раба и фараона.
Ну, так садись же Соломон».
«Благодарю великодушно»,
Он сел на пол – в пылу огней,
«Здесь до изнеможенья душно
Средь этих пагубных свечей».
Он оглядел серьёзным взглядом
Пространство тёмное, огни,
Те вёдра с медиумом рядом
И медиума возле них.
«Чего глядишь? Тебе не ново...!»
Вскричал вдруг медиум всерьез.
И еле слышно вякнул слово
Себе какое-то под нос.
«А-а-а... Ты меня как будто видишь!»
«Конечно, вижу, что забыл?
Ты не прикидывайся, слышишь.
Довольно много раз здесь был».
«Так что ж ты голову морочишь.
При - исядь на - а пол мой господин.
Ты мне скажи, чего ты хочешь
От этих старческих седин?
Ты ж знаешь, я привык что души
Никто не видит средь людей.
И все же здесь безумно душно
Для ангельской души моей.
Как звать тебя, припоминаю...
Хм... Энцаладос. Прав ли я?»
«Да, так меня уж величают
Семь тысяч лет с рождения».
Тут Энцаладос вдруг замолкнул...
Он карты в стопочку сложил,
Замок на книге мертвых щёлкнул
И пред собою положил,
Закрыл глаза. Погасли свечки,
И мрак все бездной обратил,
А жар, душивший, словно в печке
Иссяк. И он заговорил:
«О, Соломон, будь так любезен,
И расскажи-ка мне о том;
Как сильно черный ад стал тесен.
О рае расскажи пустом,
Какие новости на небе
Откуда я тебя позвал.
Ты знаешь, я нуждаюсь в хлебе,
Чтоб разум мой не голодал».
«В раю все тоже. Мало новых.
Все больше в ад идут – глупцы.
Детей все больше бестолковых,
Таких же, как и их отцы».
«Ну, тоже мне, большая новость».
«Что ж ладно слушай, но молчи...
Пал в адскую недавно пропасть...
Прошу прощения. А-а-апчи».
«Ты что чихнул? Но ты ведь мертвый».
«Во-первых, друг мой, я живой.
И буду вечно жить. А дом твой
Сам знаешь, весь объят зимой.
И духи в точности как люди
Всегда здесь могут заболеть.
Но даже в яростной простуде
Не в силах дважды умереть.
А во-вторых, просил я слушать,
А вовсе не перебивать.
Ведь сам просил – дай мозгу кушать,
Так не мешай его питать.
Ну вот, на чем остановился,
Теперь припомнить не могу...
Ах да, недавно в ад свалился
Дух, весь во льдинках и в снегу.
Так вот. Мне души рассказали,
Мои, из рая, те не врут,
Что духа этого видали
Неподалеку, где-то тут.
Чего искал, никто не знает
Но говорят, что будто он
Какой-то силой обладает.
Из тела, в смерти выйдя вон
Он путь нашёл какой-то странный,
Остаться в мире средь людей.
И этот путь необычайный
Среди заснеженных ветвей
Ведет в леса твои пустые
К вулкану, спящему в горах
Где ели снежные, сухие...
Но по дороге есть дыра.
Так он туда и провалился,
Замёрзший как сосульки сам.
Как только в ад он приземлился,
Его "согрели" быстро там.
Но он и тут не растерялся,
Купаясь в пламени огня
Он вновь, куда-то подевался.
И есть вопросы у меня.
Послушай, медиум великий,
Ты, Энцаладос, вспомни все,
И вспомни всех, кто в лес твой дикий
Кроме меня входил ещё.
Кого в последнюю неделю
К себе ты в гости приглашал.
Ко злу, а может быть к веселью,
К себе по делу вызывал».
Тут медиум взял книгу в руки
И аккуратно приоткрыл...
Оттуда полетели звуки,
Как крики. Медиум застыл.
Когда же голоса застыли,
У Соломона он спросил:
«В котором дне его настигли?»
«Кто? Смерть и ад? Я ж говорил!
Два дня назад, он так нелепо
Упал в ад... повторяю вновь...»
Тут медиум открыл свирепо
Глаза бордовые как кровь.