***

Коньяк выпивает меня каждый день,
Из макушки жадно прихлёбывает,
Успел осушить он немало людей,
На закуску семьи пожёвывая...

В бутылке бывает такая тоска —
К человеку любой приложился бы
И в теле веселье ушёл бы сказать,
Где-то там, за губою пожил себе…

С друзьями — их Водка и Виски зовут —
Тоже страшными челоголиками
Ноль семь мужика на троих разобьют
И безбашенные глаголят они...

— Поджечь, кто достиг девяносто шести,
Всех, себя именующих чистыми,
Страну развалили такие спирты,
Заодно интригуя с игристыми!

— Бей чистых и нашу Россию спасай,
Нашу матушку Русь обездвиженную!
— За честные сорок! Кто чистый — вставай
И уматывай в Римы с Парижами!

Тут косится Водка на пьяный Коньяк,
Говорит: «Ну, а ты не французский ли?»
И вторит ей Виски: «Он точно змея.
Пил мужчину, но чавкал закусками.

В нём нашего вряд ли найдётся хоть грамм,
В нём на западе всё сфабрикованное!»
В ответ им Коньяк захрипел: «Щас как дам!
Я по запаху русский — клопованный!

Французские пахнут иначе совсем,
Да единого все – шоколадные!
А ты, брат Вискарий, не так обрусел…
Привези новостей из Шотландии!»

Вдруг Виски от страха за миг протрезвел
И стал к выходу тихо просачиваться.
Он драться, признаться, совсем не умел,
От конфликтов — сбежит или спрячется…

Коньяк посмотрел на остатки меня —
Там плескались какие-то капельки,
Меня отделяя от самого дна,
Позволяя остаться на скатерти…

Хотел было выпить последний глоток,
Но не стал и, чём-то задумавшийся,
На донышко тёмной бутылки прилёг
И заснул беззаботный, как юноша.

А Водка тихонько ушла допивать
По соседству на пьянке студенческой...
Трёхкомнатный ящик, отборный филфак
Наконец-то, истома излечится!

Лишь я недопитый на кухне томлюсь,
На потом припасён челоголиками,
Допьют, как в бутылке наметится грусть —
И навек погребён я под столиком...