Ленинградская повесть

#1.

Вокзал, перрон... и в прицепной
вагон железный МПС
с отмашкой проводник залез
и дверь захлопнул за собой.
Осталась позади пора
из летних беззаботных дней
сквозь полусомкнутость очей
уже стучалася судьба.

Никто не может угадать
в какие дали он уйдёт
и даже сон не разгадать
в чём вещим в явь он перейдёт

До северной столицы ночь         
в окно смотрелася недолго
и улетела к югу прочь
где плещет свои волны Волга.
Она простила мой отъезд
ведь юности везде дороги.
Каким вот будет только крест?
Пусть будет он не слишком строгим.

#2.

Вокзала встреча суетливость
звала как бы из-за кулис,
где представление вершилось
как чей-то приз или каприз.

Каприз судьбы, заворожён
людским потоком - как река,
проспектом Невским окрылён,
гранитом плыли берега.

Дворцов колонны, серых львов
оскалы, каменные вопли
колодцев сумрачных домов
где эха за шагами отклик.

Балюстрада "Автово" стекла,
кольцо трамвайного маршрута,
вдоль горизонта полоса
была стихом упомянута -

"где небо финского залива",
где к Стрельне пригород плывёт
и альма-матер горделива,
к себе юнцов своих берёт.

#3.

Через железные ворота
по плацу, что пришлось топтать,
а ведь с такого поворота
уж не получиться роптать.

Вихры сострижены и чёлки,
казарма будет дом родной,
воспоминанья как осколки
за перекуром по одной.

В хб защитном цвета хаки,
погоны краповые с "Ка",
не то, что с лацканами фраки
и не понюшка табака.

Что понимали, что мечталось
от жизни взять себе в года?
Как начали так и воздалось
дорогой славы в никуда.

Зато мы знаем, мы откуда,
присяги не нарушив текст,
сложив чины и бог не выдаст,
тем более, свинья не съест.

#4.

Свидетели, вам присягаю
на верность, вам, мои друзья
и августу, что где-то с краю,
в строю стоял седьмого дня.

И над огромною стеною
каре стекла и кирпича
торжествовали паранойю
чекистский щит и два меча.

В замен заложенная юность
на сапоги и на шинель,
брала четыре года крутость
высот оплаканную цель.

В часы недолгих увольнений
как исключенья бытия
в переживании сомнений
я под дождём искал себя.

Под ветром Балтики свинцовой
со Стрелки на дворцы глядя
судьбе я подчинялся новой
наверно было всё не зря.

#5.

Не зря убогие совхозы
картофеля родили чуть
куда курсантские обозы
как на фронты держали путь,

а осень в красочном убранстве
молочный утра пеньюар -
туманов, с красоты снимала,
подбросив впечатлений жар.

Когда сентябрьские угодья
барона Врангеля дотла
горели в желтом половодье
и обнажались догола.

Погоста родового камни
молчали глубиной веков   
и удивительные тайны
замшелый сохранял покров.

Как манна кухня полевая 
в разбитой церкви нам была,
тушёнка с гречкой, кружка чая,
в благославеньи с алтаря

#6.

Привет "Сосновая поляна",
привет панельные дома,
уютного самообмана
гардин оконных бахрома.

На отдых спального района
наивно веруя в режим,
расположенью батальона
безликостью принадлежим.

Принадлежим себе как братья
на непохожесть не ропща,
дисциплинарные объятия
переживая сообща.

В воскресных вылазках не часто,
из-за училищных ворот,
пленила исподволь и властно
Пальмира северных широт.

Стрелой проспекта "Ветеранов"
через "Солдата Корзуна",
на много много миллионов
зажглась любовь ещё одна.

#7.

А где-то ж синие подъезды
с решётками на этажах,
врата как будто ада въезды,
в подвалах замурован страх,

в застенках здешних кабинетов
душила плесень даже слух,
что инквизиция советов
изничтожала воли дух.

А так вполне благопристойно
Литейный широтой дышал,
сверяя со страной достойно
недалеко ли идеал,

По перековке человека
и выправлению мозгов,
чтоб гражданин не знал поэтов
и их пророческих стихов.

Этап на север, рельсов стыки,   
в хвосте вихляет спецвагон,    
в решётках зеков синих лики,   
по фене воровской жаргон.      

и как тут было разобраться
какой стране служить дано,
по справедливости признаться,
поэт и урки всё одно.

#8.

С подъёма плац в лохмотьях белых, 
сопенье вылетевших тел
из коек будто угорелых
от ночи неотложных дел.

Тот первый снег на главной роли
тем утром был. И сапоги
следы давили, и мозоли
портянкой потною ноги.

Как-будто кони табунами
вдоль просыпавшихся домов
бежали юноши, бежали
от растворяющихся снов.

Всё далее в томов условность
марксистко-ленинских идей,
невидима была наклонность
фальшиво пролетавших дней.

До водки падкий пролетарий
не оправдал себя творцом
и (околхозенный) аграрий
не проявил себя борцом.

Верхушка клиникой страдала,
прослойки смычками на дне,
но на посту своём стояла
и мвд и кгб.

Крепчал в Неву с залива ветер
волну наполнив до краёв,
фарватер приподняв на метр
залив подвалы у дворцов.

Отряды шли спасать пожитки
в шинелях мокрых до ремней,
гранитных тротуаров  плитки
скользили мимо вдоль дверей.

Я шёл среди великолепия
стихией призванный сюда.
Спустя года, спустя столетия
всё изменилось ли? - Едва.

И только человек менялся
заглядывая в зеркала
и постоявши отправлялся
дорогой, что с собой звала.

#9.

И очевидно не прямая
в ухабах пролегала даль,
а вдоль обрывистого края
и каждый поворот в вуаль.

По расписанию на годы
расчерчивался тот маршрут,
но человеческие роды
на нём не раз произойдут.

Как осложненьями любовью,
ещё одной, ещё одной,
переживаниями с болью
непонимания порой.

Непонимания, обиды,
волнений ревностная дурь
и только Ленинграда виды
лечили от душевных бурь.

Они сейчас со мною вместе
воспоминаньями тех дней,
в их вскинутом прощальном жесте:
- Пока! Привет!Не сожалей!