К Белому морю

  Жарковато в классе. За середину апреля. Вот-вот пойдёт лёд.
  С седьмым классом отправляемся к реке.
  Даже идти, переставлять ноги тяжело: так непривычна жара, так излишне духовито солнце, утомляюще блескуче! Дышишь рыбой, выброшенной на берег.
  Легчает за баньками, при спуске к реке. Здесь, по обочинам маленькой дорожки к реке, ещё лежит снег. Останавливаюсь, дышу прохладой тени и синих снежных обмылков. Не хочется и выходить на грязные чернозёмы Воронино, картофельные поля,
за которыми и протекает Вель.
  А мальва моя уже чавкает грязью, торопится к желанной реке.
  «Надо посмотреть, чтобы обувь потом почистили о снег. Всю ведь школу так угваздаем…»
  – Николай Павлович! Лёд! Лёд пошёл! – кричат мне с берега первые торопыжки.
«Лёд.. Это мы удачно пришли» – радуюсь я. И сочинение есть о чём писать, и ледоход не проспал в этом году.
  Ноги спешат  к высокому берегу.
  – Всё, рассыпались. Смотреть, наблюдать. К реке не сходить.
  Тягучий караван льда.
  Люблю смотреть туда, где он исчезает за горизонтом. Не детки бы, долго смотрел.
  – Ну, что Бог нам послал сегодня на льдинках? – спрашиваю толстяка Вовку и молчунью Стешку.
  Вовка щерится заячьим ртом и впивается взглядом в торжественную процессию льда.
  – Смотрите, смотрите, тропинка мимо проплывает!
  Правда, тропа. Пересекает по диагонали почти всю Вель.
  Брёвна, доски, пластиковые бутылки, льдины-аэродромы, льдины – цирковые арены…
  – Там мужик! – слышим всполошенное от неугомонного Гришки. – Там мужик на льдине!
  Из-за поворота, откуда он примчался, выплывает аккуратный квадрат льдины, на котором лежит мужчина. Льдина тихонько поворачивается туда-сюда. По зубчатым краям её перепархивают маленькие птички.
  Человек  не шевелится. Под его рукой – что-то вроде рюкзака. Сам он одет в ватник защитного цвета, такие же брюки; на ногах валенки с калошами.
  – Господи, не мёртвый бы только, – молю я.
  Как будто услышав меня, наш полярник переворачивается на другой бок и оказывается лицом к нам.
  – Спит ведь! – почти визжит от радости Даринка.
  Гришка с Андреем катают сырой снег и хотят бомбить им льдину со странным пилигримом.
  – Ни-ни! – возмущённо машу я рукой. – Пусть спит. Не будите.
  Плацкартное место странника почти на середине реки. Оно отрезано от других льдин полосами блистающей воды. Смотреть больно.
  Мужчина поднимает левую руку, чешется под мышкой и снова затихает.
  Маленькие птички садятся безбоязненно на него.
  Льдина медленно вращается, и его голова оказывается скоро в противоположном от течения реки положении.
  Досадно смотрю мобильный телефон: время возвращаться, у ребят ещё два урока. А я уже не смогу вернуться, не успею. А тогда – зачем?
  – В школу, друзья мои, насмотрелись. Есть о чем написать.
  Но, уходя, мы все, как по команде, бросаем взгляд в сторону исчезающего в синей дымке кишеромской дали бесстрашного всадника льда.