Редкие именины

Это было в Москве, в самом начале осени. Вечером я собрался ехать с работы домой. Но перед тем как попасть домой, мне нужно было обязательно заехать к жене и сыну. Так случилось, что на тот момент нам пришлось жить отдельно друг от друга, но это совсем другая история, которую никто и никогда не расскажет. Это было 8 сентября. Её именины. И самая теплая мысль, которая грела меня весь день, это было сознание того, что я первый раз за все восемь лет нашего знакомства не забыл о её именинах. Я даже не стал звонить ей с работы. Не стал, потому что пришлось бы спрашивать, как у неё дела, и рассказывать про свои, но о поздравлении пришлось бы умолчать. Потому что я хотел первый раз подарить ей на именины цветы. Меня даже некоторая гордость за себя распирала.
Зная все автомобильные пробки Москвы, успев постоять там, где без этого проехать было просто нельзя, я вырвался на прямую – Каширское шоссе, и довольно резко управляя машиной, добрался до станции метро, где всегда можно найти хорошие цветы.
Тут надо немного рассказать о моих взаимоотношениях с моей машиной. Именно машиной, а не автомобилем, потому что автомобиль, то есть железяка мужского рода, у меня был до того, как я купил эту машину. А вот эта как раз была девочкой. Причем именно девочкой, купленной буквально пару месяцев назад в автосалоне. Она была намного проще того монстра, на котором я ездил раньше, но зато дешевле, а это в наше время определяет многое, в том числе и выбор машины. Конечно, я не сразу смирился с такой переменой. В ней не было многих уже ставших привычными кнопочек, лампочек, электроприводов, а главное не было мощного двигателя, который разгонял меня быстрее всех предыдущих моих авто, при этом сжигая невероятный объем топлива. Короче говоря, новая машина была новой, и я только-только успел к ней прикипеть душой автомобилиста.
Добравшись до нужной станции метро, я запарковал машину рядом с цветочными палатками. Вышел, бросил взгляд, оценивая возможные риски причинения ей ущерба другими участниками дорожного движения. Тут надо сказать, что движением этот хаос могут называть только москвичи – наш мегаполис-герой давно заболел детскими болезнями западных джунглей, а вот справиться с ними, если и сможет, то очень нескоро. Ментальность у нас такая - общинная. И на дороге мы ведем себя также – общинно, заражая друг друга жаждой гонки, гонором и хамством. Опять отвлекаюсь от повествования – это моя слабость, или привычка вредная – правду искать.
Я подошел к продавщице, и как всегда столкнулся с труднейшим выбором – выбором цветов. Цветов, а не готового букета. Букеты я никогда не беру. Они не живые – человек, составляющий букет на продажу ничего не знает о том, к кому попадет его творение. А значит, он не думает о нем. Да и мало кто из продавщиц умеет делать настоящие букеты. Даже букет невесты, заказанный мною в очень хорошем салоне на нашу свадьбу, вывалился из танкетки, как будто флорист не знал, что невеста на свадьбе бросает букет в толпу молоденьких барышень. Я вот только не успел поймать момент, когда это стало традицией и в нашей стране.
Выбор цветов не занял у меня много времени. Указав на яркие свежие бордовые розы, я начал доставать бумажник, и в этот момент услышал истошный вопль моей машины. Наверное, истошным он показался мне, потому что я стоял недалеко от неё. Резко обернувшись, я увидел совсем неприятную картину – огромный детина скатывался по моему новенькому капоту, а его щуплый друг пытался его удержать от окончательного падения на асфальт. Тут же подойдя к машине, я увидел на переднем крыле приличную вмятину размером больше ладони, и свежую ровную царапину вдоль всего капота. Расстраиваться в этот момент мне было некогда, потому что мои будущие знакомые собирались уходить, и мне это не понравилось. Будучи юристом, я тут же представил себе всю кучу бумаг, бумажек, разговоров, подписей и другой чепухи, которая обрушилась на меня всего за одну секунду. Но выбора у меня не было, и я догнал эту теплую парочку.
– Ребят, а вы ничего не заметили? – задал я дурацкий вопрос. Сразу понял, что дурацкий – они же пьяны в дым.
– Чего тебе надо? – инициативу сразу взял виновник нашего знакомства. Я показал на машину.
– Вы мне машину помяли, – оборачиваться к ним спиной совсем не хотелось, приходилось пятиться, отступая назад.
Главный герой вечера – а для меня им мог быть только здоровый акробат в ярко алом свитере – недолго думая, пошел на меня с хорошо читаемым и даже открытым намерением. Увернуться от его кулака я смог только потому, что он был пьян. Причем сильно пьян – это ему мешало держать горизонт, и даже голова у него держалась как-то неуверенно. Я не успел подумать о своих дальнейших действиях, как услышал громкие крики цветочницы: «– Милиция! Милиция!». «Из благодарности», – подумал я, ведь я не торговался за цветы, и заплатил хорошие деньги.
Милиция появилась удивительно быстро. Просто около метро всегда можно найти милицию. И ребята прибежали быстро. Молодые – двое только после школы милиции, и двое постарше – сержант и старшина. Мой обидчик сразу поник головой еще больше, успокоился, и стал излагать свою версию истории о том, как я пытаюсь содрать с него деньги за помятое сто лет назад крыло.
Потом милиционеры долго и подробно опрашивали меня, уговаривали пьяных друзей не уходить, просили их дождаться вызванного наряда из отделения…
Вечер был замечательный, и погоды стояли прекрасные. Люди проходили мимо, и совсем по-разному смотрели на нас – участников маленького действа. Тот, кто успел увидеть начало, стоял и смотрел с интересом, наблюдая за исходом истории. Торопившиеся домой обходили стороной, боясь то ли подвыпивших, то ли милиции. Потому что сейчас не всегда понятно, кого надо бояться.
Чтобы вызвать наряд, рядовой милиционер попросил у меня телефон, сказав, что у них у всех рации разряжены. А я-то думал, что у милиции связь всегда есть. Конечно, он лукавил. Осторожно взяв телефон, он тут же чуть не уронил его, набрал номер, и долго с кем-то говорил. Детина, помявший машину, даже в присутствии милиции грозно смотрел на меня, и периодически пытался ударить. Это я потом узнал, что он бывший культурист, а бывшие культуристы часто становятся патологоанатомами, потому что они хорошо знают человеческое тело, каждую мышцу по группам и в отдельности... Его друг скакал намного резвее, кричал, разговаривая с рядовым. Называл меня еврейской мордой, бандитом, угрожал, звонил кому-то и просил вызвать журналистов, потом начинал декламировать стихи о родине и вообще нес всякую чушь. Мне стало их немного жаль. Все происходящее напоминало спектакль, и каждый в полном бессилии перед ситуацией играл свою роль. Не знаю, почему я тогда подумал про спектакль. Но роли были распределены, а главное каждый знал, где и когда его роль заканчивается.
Когда приехал наряд из отделения, драчунов усадили в машину, и собрались уезжать. В этот момент к нам приблизились двое прилично одетых мужчин, стоявших все это время в стороне.
– Все нормально? – спросил с кавказским акцентом один из них, обращаясь больше ко мне.
– Да, все в порядке, – ответил я.
– Если нужны свидетели, то мы всё видели. Мы тут сидели в кафе, он у нас на глазах упал на твою машину.
– Спасибо большое, – ответил я. Вот чего не ожидал, так это участия окружающих.
Старший по наряду спросил моего свидетеля, могут ли они подъехать с нами в отделение.
– Да нет, мы, если что будет нужно – подпишем, вы приезжайте, мы ж тут всегда, – и он указал на ресторан напротив.
– А, так, администратор что ли? – глаза прищурились, помогая рыться в памяти.
– Ну, да.
– Ладно, всё. Поехали оформлять.
И мы поехали.
Отделение находилось рядом, и добрались мы до него быстро. В дежурке мне пришлось снова рассказать всю историю с начала. Перед тем как подняться в кабинет к следователю, я краем глаза увидел, как трое здоровых постовых уговаривают моего обидчика пройти за решетку. Поднявшись на второй этаж, и отыскав нужный номерок на двери, я зашел в кабинет. Накурено – топор вешай. Комната была большой, от стены стоял большой стол, к нему приставлен другой – побольше – для совещаний. Высокие окна, большой длинный диван вдоль противоположной стены. За столом сидел молодой парень, и с улыбкой смотрел на меня. За столом для совещаний сидела девушка c погонами старшего лейтенанта, а у нее за спиной, на диване сидел мужик постарше и смолил какую-то гадость. Меня пригласили войти и жестом предложили сесть за стол.
– Ну, что? Рассказывай, – первым заговорил молодой парень.
Я объясняю ему ситуацию, мол, именины, остановился купить цветов, а тут такое дело, обидно это все, потому что время убиваем, а дороже времени в неодушевленном мире я пока ничего не встречал.
Его реакция была просто гениальной. Он, забыв про меня, тут же начал набирать номер телефона, и через полминуты уже говорил со своей женой.
– Алё, Натусь, привет! … Я тебя поздравляю. … Как с чем? С праздником! У тебя ж сегодня именины? … Ну, вот! Звоню … Никто мне не подсказал, у нас все под контролем… Да, вон, церковный календарь на стене висит. Да, и маме позвони, не забудь поздравить, и от меня тоже.
Договорив, он с удовольствием плюхнулся на большое начальственное кресло, и, широко улыбнувшись, посмотрел на меня.
– Ну, честно говоря, мы ему ничего предъявить не можем, – начал он.
– То есть, как не можете? Он же хулиган!
– Ну, вот. Посмотри, – он протянул мне небольшую мятую книгу, открытую на заложенной странице, – существенного ущерба он никому не причинил, а это единственная статья, которую можно пришить. Ты ж юрист.
По первым строчкам и номеру статьи я понял, что читаю уголовный кодекс, и рассмеялся.
– Причем здесь УК? Я ж не собираюсь его в тюрьму сажать, за то, что он пьяным на машину упал.
– А ты как думал? Мы ж уголовка. Думаешь, будем ерундой заниматься, – это уже басил курильщик с дивана. Он медленно встал и направился к своему начальственному месту. Парень, сидевший за столом, вскочил, и развернул кресло навстречу начальнику.
Если бы когда-то на втором курсе я не проходил практику в прокуратуре, я бы, наверное, очень расстроился, что весь мой начальный рассказ был обращен не в тот адрес. Но мой начальник «следак», как сами себя называют следователи, очень часто сам усаживал меня за свой стол во время приема посетителей. А сам смотрел и слушал со стороны – оттуда виднее, да и «слышнее» человека, который говорит. Поэтому я никак не отреагировал на это перемещение по комнате – мне было нечего добавить, человек в углу слышал все.
– Ну, ладно. Ты оформляй, посмотри машину, а потом этого друга на освидетельствование, – сказал он девушке за столом.
– Хорошо. Только мне надо еще с грабежом разобраться. И еще магнитола, ну, помните?
– Ну, ты набрала себе! Ладно, работай.
Больше я ему был неинтересен. Мы вместе со старшим лейтенантом поднялись и вышли из кабинета. Пока шли до ее комнаты, я понял, что это не кабинеты, а классы, и здание это очень похоже на школу. Хотя, может, мне это просто показалось. Только зайдя в маленький кабинет этой хрупкой на вид, но сильной женщины, я понял, что застрял тут до утра. Свет горел только на столе, и был направлен в угол. На окне тихонько играл разобранный до нельзя приемник, и все располагало к спокойной нудной работе.
– Где это хоть произошло? – она задала этот вопрос, на ходу снимая пилотку, и располагаясь за столом.
– У метро.
– Далеко от метро?
– Да нет, у самого выхода.
Она достала из ящика стола бланк протокола, взяла ручку, и положила это все перед собой. И руки тоже положила. Увидев их, я понял, что резкий взгляд и хрупкая фигура меня обманули. Передо мной сидела взрослая женщина. Она очень хорошо знала свою работу. Задала мне кучу вопросов, подробно все записала. Отвечая на ее вопросы, я огляделся вокруг, и первое на что упал взгляд – поздравительные открытки под стеклом на столе. Их было много, и они все были адресованы МАМЕ – покупные, самодельные, склеенные, раскрашенные. В комнате, можно сказать, было по служебному уютно – высокие окна закрывали длинные грязные шторы, стол и шкаф спорили друг с другом о цвете отделки и фурнитуре. Большой громоздкий сейф был обклеен картинками из мультфильмов, жевательных резинок и самых разных журналов. Новизной во всем кабинете выделялись только компьютер и принтер.
В дверь постучали, и зашел старшина, который задерживал пьяных.
– Я еще нужен?
– Зачем? – она задала вопрос, не отрываясь от протокола.
– А мне майор сказал, чтобы я рапорт написал.
– Ну, так пиши.
– А чего писать-то?
Она подняла на него строгие грустные глаза, и он сразу понял «чего надо писать».
Пока он писал рапорт, они познакомились, потому что он только вчера перевелся в этот отдел. Выяснили, где лучше служить – на Петровке или в Сабурово, на дороге или в кабинете, кто сколько работает, и какие у каждого из них планы на жизнь.
Когда он закончил писать, она взяла его листок, начала читать, но тут же положила его на стол.
– Это что?! Рапорт? Ты когда-нибудь рапорт писал?
– Ну, да. А что?
И она начала ему заново диктовать весь его рапорт. Не успевая записывать, он сокращал слова, пропускал строчки, делал какие-то пометки, но все было напрасно. Он переписывал бумагу раз пять, но она ему не давалась. То слово пропустит, то продолжит писать с предыдущей строки. Ошибок он делал не просто много – он мало что писал без ошибок. Добравшись до места, где нужно было указать фамилию задержанного, он поднял голову, и спросил следователя:
– А как его фамилия?
– Сходи вниз, узнаешь.
Он, нехотя, поднялся, взял недописанный рапорт с собой, и пошел вниз. Пока он ходил, в кабинете повисла тишина. Я ее нарушил дурацким вопросом о том, как много времени все это может еще занять. На что получил исчерпывающий ответ:
– А я на сутках, у меня дежурство только началось.
Мне даже стало смешно от самого себя. Люди же работают, это их работа, они никуда не спешат, они  н а   р а б о т е ...
Но не спешили не все. Минут через двадцать в кабинет уже безо всякого стука ворвался старшина с безумно широкой улыбкой во все лицо.
– Ну, все! Не надо мне ничего писать. Там представитель приехал. Сказал, что сейчас во всем разберется.
– Какой еще представитель? – вопрос прозвучал так неоднозначно, что старшина чуть не потерял улыбку. Но надежда у него еще оставалась.
– Родственник этого, ну, в свитере, который на машину упал.
Действительно появился родственник, молодой парень. Мы с ним поговорили, осмотрели машину, примерно оценили ущерб. Он сразу дал денег, и сказал, что я могу позвонить, если не хватит. Извиняться за родню он не стал. Просто сказал, что тот бывший культурист, который тренировался еще с самим Шварценеггером, а теперь работает в Институте Склифосовского патологоанатомом, и получает гроши. А пить ему совсем нельзя – ни одного грамма. Пьет он редко. Да метко.
Когда мы разошлись, я сел в машину, завел ее и, закурив, начал прокручивать в голове весь день. Не споткнись он рядом с машиной – не узнал бы я этих людей. А не узнал, и не расстроился бы от этого. Но они все равно интересные – у каждого своя радость – у кого редкая рюмка, у кого открытка под стеклом, у кого ненаписанное сочинение под названием рапорт.

Я докурил, пустил щелчком окурок в темноту, и поехал к бывшей жене, поздравлять ее с именинами.

© Щербина Р., 2004