тоджефсё

Пробуксовывает в слякоти-клетке
эфедринно сигналящее сердце.
Глушины' густо-волокнистой
витиевато-трудное ушко.
Хнычет, хнычет просвет в канистре,
той, что сгрудила волокно.

Недавний труп отряхивает листья.
Проходит то, что делает сильней.
Проходит труп, да и оно проходит.
То, что проходит, делает сильнее.
В остатке и итоге -- тот, кто есть ты.
И суше, и естественней, сильней.
И дермис льнёт понятливее к боди.
Лепнина трупа -- ножка антипода,
на коей желчь наверчена ненастьем,
"по ходу", затаившимся -- тем злей,
чем неожиданнее, безуспешней, --
естественней, и явственней, и злее.
Вчерашний труп глядит что полный леший,
и тем естественнее, тем живее.

Когда б был учтиво альтруистичен ваш Пох,
распался б в творении, каковое разбилось
бы на индивидуумов (звучит как "ундина"),
а каждый в итоге предельном размен произвёл на
двоих, одного наконец. Вот и сказке досказ.
Поскольку же всякому так импонирует вот
в творце приосаниться, он -- феминист, "монголоид".
И прочее, прочее. Прочее. Прочее. Прочерк.
Или. В худшем случае: в лучшем -- пара творцов. "Детородящие отцы на перекрёстке" в виде крестовины равноэффективных оконечностей. Перекрёстные творцы, взаимовоспроизводящиеся в неадекватных обличиях.
Ну, а если Творец дерьмо -- так и что? Ничто на палочке подобного ништо!?

Утомлённый, как головная боль, голос, что-то протяжное -- вроде гитарного уса. Творец -- таки дерьмо он, оно.

Восковая легатная сухость. Сияние-смятение легатных. Кость жвачно-тягучая; признак лучей. В холода даже солнце искусственней: гримаска плавленого света на горизонте. Впрочем, в оной глуши не ропщи, -- а тем более по-над диафрагмой дня. Ко всему, бессонница, гипертрафированные ГР естественным часы: день тот же всё.